Белл, Джошуа
| Джошуа Белл | |
 Джошуа Белл в университете Индианы в 2008 году | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Инструменты | |
| [www.joshuabell.com/ huabell.com] | |
Джошуа Белл (англ. Joshua Bell; род. 9 декабря 1967, Блумингтон, штат Индиана) — американский скрипач. Сын двух психологов (отец Белла Алан Белл был сотрудником Института Кинси и почётным профессором Индианского университета). Лауреат премии Грэмми.
Родители Джошуа:
- мать — Ширли (еврейских корней)
- отец — Алан П. (шотландского происхождения)
Ученик Джозефа Гингольда, Белл отличался от многих юных музыкантов своей приверженностью к обычному для детей и подростков образу жизни (известно, в частности, что в десятилетнем возрасте он даже участвовал в детском чемпионате США по теннису). В дальнейшем Белл также сочетал карьеру блестящего академического музыканта с участием в различных телепередачах (в том числе «Улица Сезам»), записью музыки для популярных фильмов — в частности, именно Белл исполнял музыку Джона Корильяно для саундтрека к фильму «Красная скрипка» (Корильяно специально благодарил Белла за вдохновенное исполнение при получении премии Оскар за лучшую оригинальную музыку); позднее скрипка Белла звучала в саундтреке к фильму «Ангелы и демоны».
В рамках склонности Белла к участию в не совсем обычных для крупного академического музыканта акциях можно рассматривать и эксперимент, проведённый с его участием 12 января 2007 года по инициативе газеты «Вашингтон пост»: на протяжении 43 минут Белл играл в вестибюле станции метро в Вашингтоне под видом обычного уличного музыканта. Из тысячи человек, проходивших мимо, лишь один узнал его в лицо и лишь на пять или шесть он произвёл особое впечатление. При этом Белл заработал всего 32 доллара. Этот эксперимент был отражён в развёрнутом очерке известного журналиста Джина Вайнгартена, размышлявшего на этом примере о природе прекрасного и о его месте в жизни современного человека[1].
Собственно музыкальные достижения Белла были в 2007 г. отмечены высшей наградой для академических исполнителей США — Премией Эвери Фишера.
Джошуа Белл играет на скрипке Gibson ex-Huberman работы Антонио Страдивари 1713 года.
У музыканта есть трое сыновей — Джозеф, Бенджамин и Самюэль. Двое младших — близняшки, родились 31 января 2010 года, старшему 3 года.
Напишите отзыв о статье "Белл, Джошуа"
Примечания
- ↑ [www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2007/04/04/AR2007040401721.html Gene Weingarten. Pearls Before Breakfast] // The Washington Post, April 8, 2007. (англ.)
Ссылки
- [www.trainingcity.ru/interest/articles/novyij_resurs.html Суета повседневности: не потерять главное — Джошуа Белл выступает в метро]
Отрывок, характеризующий Белл, Джошуа
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
