Белова, Наталия Сергеевна

Белова Наталья Сергеевна
Дата рождения:	8 ноября 1917(1917-11-08)
Место рождения:	Вятка, Российская республика
Дата смерти:	15 июля 1983(1983-07-15) (65 лет)
Место смерти:	Ленинград, СССР
Научная сфера:	филолог, эпиграфист, археолог
Место работы:	Ленинградский медицинский институт им. И. П. Павлова
Учёная степень:	кандидат исторических наук

Наталия Сергеевна Белова (8 ноября 1917, Вятка — 15 июля 1983, Ленинград) — классический филолог, эпиграфист, археолог, кандидат исторических наук.

Биография

Родилась в городе Вятке (Кирове). Образование получила на филологическом факультете Ленинградского университета. До войны училась в Ленинградской консерватории. Во время Великой Отечественной войны в 1941—1942 годах участвовала в боях за Керчь. Окончив Тбилисское артиллерийское училище, была начальником разведки артиллерийского дивизиона на 1-м Украинском фронте. С 1946 года была сотрудником отдела истории первобытной культуры Государственного Эрмитажа. В 1950 году закончила исторический факультет Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена. Кандидатская диссертация посвящена вопросу политического положения боспорских городов в IV веке до н. э. Работала в секторе древнего мира Ленинградского отделения Института истории АН СССР с 1954 года.

В 1962 году назначена заведующей кафедрой латинского языка 1-го Ленинградского медицинского института имени академика И. П. Павлова. Была участником Центральной методической комиссии, одним из инициаторов терминологического обучения.

Белова принимала участие в работах Боспорской, Нижнедонской и Ольвийской археологических экспедициях. Некоторое время руководила отрядом Боспорской экспедиции на раскопках античной загородной усадьбы близ Керчи. В 1957 году провела разведочные работы на городище Китей. Тогда впервые была прослежена стратиграфия городища до материка и дана их общая датировка. В течение многих лет участвовала в раскопках античного городища Порфмий.

При создании Корпуса боспорскх надписей (1965) ею выполнен осмотр и идентификация древнегреческих эпиграфических памятников, хранящихся в Керчи, часть из них она подготовила к изданию. Позднее издала ряд новых надписей. Её эпиграфические работы отличают основательность, изящный анализ надписей, умение в лапидарных текстах выявлять определённые исторические явления; содержат тонкие наблюдения и важные выводы.

Избранные труды

• Политическое положение городов Боспора в IV в до н. э. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук. — Л., 1954.
• Археологические разведки в Китее // Краткие сообщения Института археологии АН СССР, № 83. — М.-Л., 1961.
• Корпус боспорских надписей. — М.-Л., 1965. Участие.
• Новая надпись из Гермонассы // Вестник древней истории, 1967, № 1.
• К надписи IOSPE II, 8 // Советская археология, 1968, № 3.
• Посвятительная надпись из Кеп // Вестник древней истории, 1970, № 2.
• Эпиграфические материалы Фанагорийской экспедиции // Вестник древней истории, 1977, № 3.
• Новая надпись из Гермонассы и некоторые замечания о лапидарной эпиграфике Боспора III в до н. э.// Вестник древней истории, 1984, № 2.
• Три неизданных надгробия из Керчи // Археология и история Боспора. Т. III. — Керчь, 1999.

Литература

• Шестаков С. А. Белова Наталия Сергеевна // Археология и история Боспора. — Т. III. — Керчь, 1999. — С. 143.
• Корпус боспорских надписей. Альбом иллюстраций. (КБН — альбом). — СПб., 2004. — С. 397.
• Молев Е. А. Боспорский город Китей. Симферополь — Керчь, 2010. — С. 15. — Портрет.

Отрывок, характеризующий Белова, Наталия Сергеевна

В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.