Беловодский мятеж (1918)
| Беловодский мятеж | |||
| Основной конфликт: Гражданская война в России | |||
| Дата |
7 — 26 декабря 1918 | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Причина | |||
| Итог |
Провал мятежа | ||
| Изменения |
Отсутствуют | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Белово́дский мятеж — антисоветский мятеж в селе Беловодское (в настоящее время административный центр Московского района Чуйской области Киргизии) в декабре 1918 года. Мятеж охватил западную часть Пишпекского уезда и некоторые села Аулие-Атинского уездов.
Содержание
Причины и предпосылки
Беловодский мятеж, именуемый в советских источниках как «белогвардейский эсеро-кулацкий» возник на почве сложившихся политико-экономических условий Пишпекского уезда и Беловодской волости, вызванных продразвёрсткой, проводимой местными органами советской власти[1], политической борьбой между партиями большевиков и левых эсеров[2][3], и общей военно-политической обстановкой, сложившейся в Туркестане к этому моменту.
Хронология событий
Беловодский мятеж начался 7 декабря 1918 года в селе Беловодском, население которого состояло в основном из зажиточных русских крестьян[4] переселенцев из центральных областей России. Мятеж возглавили представители партии левых эсеров, выражавших интересы зажиточного крестьянства (кулачества).
По мнению советских историков Беловодский мятеж являлся одним из составных элементов в серии антисоветских выступлений того времени в Советском Туркестане и являлся наиболее крупным выступлением против советской власти в Северной Киргизии[5].
Мероприятия, которые стал проводить вновь избранный большевистский Совет села Беловодского — продразвёрстка, хлебозаготовки, мобилизация лошадей для фронта, запрещение частной торговли хлебом — вызвали противодействие зажиточного крестьянства села, а после разгона попыток выбора делегатов от партии эсеров на съезд стало готовиться вооружённое восстание.
7 декабря 1918 года в селе Беловодском состоялось собрание представителей от сел Пишпекского и Аулие-Атинского уездов, в работе которого приняли участие левые эсеры города Пишпека — Н. Волков и Аулие-Атинского уезда — А. Ерофеев. На собрании был создан «Военно-народный совет» (позже преобразованный во «Временное правительство») и провозглашена программа действий. В состав этого совета вошли: крестьянин Павел Благодаренко (председатель), учитель села Сокулук — Шестопал, крестьянин села Беловодское — Коржов, крестьянин села Садового — Галюта, (будучи фельдфебелем, ставший главнокомандующим «Народной армией»), священник села Сокулук — Ткачев (министр пропаганды), сын крупного дунганского торговца, офицер, бывший член контрреволюционного дунганского комитета — Молода, зажиточные крестьяне села Беловодского братья Краснобородкины — Трофим, Моисей и Алексей.
Своей основной задачей мятежники ставили свержение Советской власти, отмену продовольственной развёрстки, возрождение свободной торговли, прекращение революционной войны против Закаспийского правительства в Ашхабаде, поддерживаемого англичанами, а также прекращение борьбы с белоказаками на Северном Семиреченском фронте. Сразу же после собрания была разоружена Беловодская милиция и прибывший из Пишпека отряд красноармейцев. Во время мятежа были убиты советские работники и большевики: председатель следственной комиссии[6] Беловодского участка В. П. Мортиков, мировой судья С. М. Карпов и другие.
Советом стала проводиться мобилизации и формировались пехотные и кавалерийские подразделения по образцу казачьих частей, в результате которой численность армии мятежников доходила до 10 тыс. человек[7].
14 декабря мятежники окружили Пишпек (гарнизон 350 красноармейцев) и предприняли несколько безуспешных попыток захватить город.
4 декабря на заседании штаба мятежников был рассмотрен вопрос об участии коренного местного населения — киргиз в восстании. Но они в основном активно не поддержали выступления мятежников[8].
15 декабря Аулие-Атинский Совдеп телеграфировал в Ташкент обстановку в Беловодском и сообщил, что к мятежникам примкнули села Аулие-Атинского уезда: Николаевское, Вознесеновское, Алексеевское, Кара-Балта и прилегающие местные посёлки и просил немедленно прислать для укрепления гарнизона «два пулемета и пятьдесят солдат»[7]. Для борьбы с мятежниками мобилизовали рабочих Пишпека, а также крестьян из близлежащих селений (Георгиевки, Юрьевки, Лебединовки).
В ответ на действия мятежников и телеграммы из Пишпека руководство Туркестанской республики послало в Пишпек делегацию с целью разобраться на месте в причинах мятежа и доложить о результатах расследования. Но комиссия из Ташкента прибыла в Пишпек уже после разгрома мятежа.
Подавление мятежа
Борьбу с мятежниками возглавил Ревком и Совет, образовавшие в Пишпеке Военно-политический штаб.
Для подавления мятежа военный комиссар Семиреченской области Л. П. Емелев отдал приказ 1-му Пишпекскому Советскому полку (1-й Пишпекский боевой отряд, под командованием Я. Н. Логвиненко) выдвинуться для подавления выступления мятежников. Так же 22 декабря был срочно переброшен с Семиреченского фронта от Гавриловки (Талды-Курган) красноармейский полк и красноармейский отряд из Пржевальска под командованием Хайлюченко[7]. В подавлении мятежа участвовали также отряды добровольцев из Верного, Токмака, Каракола, Ташкента, Аулиэ-Ата.
К началу общего наступления в Пишпеке сосредоточилось около 2 тыс. бойцов при 6 пулеметах и 4 орудиях. 23 декабря около 10 часов утра под командованием Я. Н. Логвиненко началось общее наступление, и к вечеру от мятежников был очищен Пишпек и пригородное село Чалаказаки. 26 декабря был взят центр мятежа Беловодское.
Проведенное расследование показало, что мятежники были связаны с представителями антисоветского подполья в Ташкенте, в частности с офицерами из штаба К. П. Осипова[9]. Это восстание должно было состояться весной 1919 года и должно было охватить все Семиречье и через горный Аулие-Атинский участок связаться с Ферганой, через южную Бухару с Закаспием.
Судьба руководителей мятежа
Многие мятежники были схвачены и судимы военно-революционным трибуналом, однако руководитель Беловодского мятежа главари мятежа Павел Благодаренко, командующий фронтом; главнокомандующий войсками Галюта Ф. Ф., командиры отрядов мятежников Коржов А. Л., Лымарев С. К. смогли скрыться. В 1925 году Петр Благодаренко явился в Москву во ВЦИК РСФСР к М. И. Калинину, который направил его в город Фрунзе с предписанием разобрать его дело и в случае отсутствия оказать ему содействие к спокойному проживанию. 21 сентября 1926 года состоялся суд, на котором Благодаренко был признан виновным и приговорен к высшей мере наказания — расстрелу, однако принимая во внимание, срок давности в 8 лет и добровольную явку обвиняемого, суд счел возможным заменить расстрел 5 годами заключения и с поражением в правах на тот же срок[7].
Напишите отзыв о статье "Беловодский мятеж (1918)"
Примечания
- ↑ [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22]: Например на заседании Пишпекского уездного Совета депутатов 5 апреля 1918 года было «заслушано отношение комиссара села Беловодского за № 312, коим он отказывается явкой на вызов Совета. Принимая во внимание сопротивление его в отношении учёта хлеба в этом селении» Совет принял решение о посылке в Беловодское члена Совета Пугачёва с отрядом (ЦГА Кирг. ССР ф. 89 оп. 1. Д. 27 Л. 2).
- ↑ [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22]: Представителем эсеров в этот период в селе Беловодском был ветврач Волков, бывший студент Юрьевского университета.
- ↑ [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22]: 19 ноября 1918 года большевики Пишпека приняли решение о ликвидации в уезде эсеровской организации и обязали исполком вывести эсеров из всех советских учреждений.
- ↑ [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22]: Село Беловодское было вторым по величине и значению селом в уезде после Токмака. Старожильческое население села имело в своих рядах многочисленное кулачество. По данным 1915 года из 618 хозяйств села, 328 пользовались наёмным трудом. В докладной записке от 28 июля 1917 года депутатов Ташкентского объединенного совета о положении в Пишпекском уезде отмечалось: «… хлеб в руках немногих деревень (Токмак, Беловодск, Сокулук, Архангельское), граждане коих с явной тенденцией „держать и не пущать“ грозят оружием при всяком случае, когда приходится говорить о хлебе»
- ↑ Позднее происходили значительно менее сильные выступления против советской власти в Киргизии: в 1919 году Тюпский и в 1920 году Нарынский мятежи.
- ↑ Одно из названий ЧК.
- ↑ 1 2 3 4 [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22 Беловодский контрреволюционный мятеж | История и современность села Беловодское в Кыргызстане]
- ↑ [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22]: Лидеры киргизов ответили организаторам мятежа: «Киргизы в вашем благородном деле принять участие пока не могут, а если вы нуждаетесь в юртах, кошмах, лошадях, то на это мы согласны и поможем с удовольствием».
- ↑ [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22]: В «Красной летописи Туркестана» за 1923 год один из членов комиссии по расследованию Беловодского мятежа писал: "Расследование замешало некоторых видных ташкентских работников из штаба Осипова. Видя серьёзность и широту замысла контрреволюции я вызвал к прямому проводу Фигельского (пред. Совнаркома) и Осипова (военного комиссара). Подошел один Осипов. Я доложил, прибавив: «Так будьте к весне готовы». Осипов вдруг неожиданно, в самой грубой форме, начал требовать доказательств, говоря, что это провокация, начал запугивать и решительно оборвал разговор после того, как я категорически заявил, что ручаюсь за сказанное. Разговор этот был 15 января 1919 года.
Ссылки
- [belovodskoe.potwater.kg/?q=node/22 Беловодский контрреволюционный мятеж]
Отрывок, характеризующий Беловодский мятеж (1918)
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
