Белов, Евгений Иванович

Евгений Иванович Белов
Мэр города Омска
2001 — 2005
Предшественник:	Рощупкин, Валерий Павлович
Преемник:	Шрейдер, Виктор Филиппович
Рождение:	15 апреля 1945(1945-04-15) (79 лет) Сызрань, Куйбышевская область, СССР
Супруга:	Наталья Викторовна Белова

Евге́ний Ива́нович Бело́в (род. 15 апреля 1945) — российский государственный и политический деятель.

Биография

Евгений Иванович родился городе Сызрань Куйбышевской области. После окончания школы поступил на теплоэнергетический факультет Куйбышевского политехнического института. В начале 1969 года по распределению приехал в Омск на ТЭЦ-3. Затем проходил военную службу под Уссурийском в должности командира огневого взвода. После демобилизации вернулся на ТЭЦ-3.

Прошёл ступени карьерного роста, начиная с рабочей должности — помощника машиниста по тепловым механизмам, заканчивая генеральным директором OAO «ОмскЭнерго» (в 1993—2000 годах). Назначен мэром города Омск в 2000 году, избран на этот пост 18 марта 2001 года. На выборы 2005 года свою кандидатуру не выставлял. С 1999 по 2003 годы — депутат Законодательного собрания Омской области.

Срок на посту мэра остался практически ничем не знаменательным, в полную противоположность срокам предшественников Юрия Шойхета и Валерия Рощупкина. Е. И. Белов был изначально назначен как преданный губернатору области Леониду Полежаеву, фактически безликий исполнитель, и бурных эмоций у горожан не вызывал. Несмотря на преданность Полежаеву, не избежал критики с его стороны.

На посту мэра сменён Виктором Шрейдером.

Личная жизнь

Женат на Наталье Викторовне Беловой, имеет двух сыновей.

Награды

• Заслуженный энергетик Российской Федерации,
• Орден Преподобного Сергия Радонежского.

Ссылки

• [kvnews.ru/people/b/25/ Кто есть кто в Омске]

Отрывок, характеризующий Белов, Евгений Иванович

Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.