Белов, Фёдор Антонович

Фёдор Антонович Белов

Фёдор Антонович Белов (8 июня 1910, с. Беловка, Сакмарский район, Оренбургская область — 29 августа 1996, там же) — полный кавалер ордена Славы.

Биография

Родился в крестьянской семье. Окончил начальную школу. Работал приёмосдатчиком в Карагандинском областном нефтесбыте.

В действующей армии с июня 1942 года. После окончания прифронтовых курсов младших командиров основных родов войск направлен на Ленинградский фронт в состав 382-й стрелковой дивизии. Позднее стал бронебойщиком 120-й стрелковой Гатчинской дивизии. Отличился в боях за Нарву, уничтожив два вражеских бронетранспортера, за что был представлен к ордену Славы 3-й степени.

В конце января 1945 за мужество и умелые действия в боях на Одерском плацдарме получил орден Славы 2-й степени.

В бою за город Найссе, отбивая контратаку противника, вывел из строя самоходную установку и подавил огонь станкового пулемета. Тогда же был представлен к награде, но орден Славы 1-й степени получил только в 1969 году.

День Победы Ф. А. Белов встретил под Прагой. В ноябре 1945 демобилизован в звании старшина.

Вернулся в родное село. Работал в колхозе «Ленина».

Награждён также орденом Отечественной войны 1 ст., медалями, в том числе «За отвагу» и «За оборону Ленинграда».

Отрывок, характеризующий Белов, Фёдор Антонович

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.