Белое море

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</tt>

Белое мореБелое море
Белое море
карел. Vienanmeri, нен. Сэрако ямʼК:Карточка на Геокаре: Исправить: Национальное название
65° с. ш. 36° в. д. / 65° с. ш. 36° в. д. / 65; 36 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=65&mlon=36&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 65° с. ш. 36° в. д. / 65° с. ш. 36° в. д. / 65; 36 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=65&mlon=36&zoom=9 (O)] (Я)
РасположениеРоссия
Площадь90,8 тыс. км²
Объём4,4 тыс. км³
Длина береговой линиине менее 2000 км
Наибольшая глубина343 м
Средняя глубина67 м
К:Водные объекты по алфавиту

Бе́лое мо́ре (карел. Vienanmeri, нен. Сэрако ямʼ, до XVII века Студёное, Соловецкое, Северное, Спокойное, Белый залив[1]) — внутреннее море на севере европейской части России, относится к Северному Ледовитому океану.

В скандинавской мифологии Белое море известно под названием «Гандвик»; также известно как «Залив змей (Bäy of Serpents)» из-за изогнутой береговой линии[2].





Физико-географическое положение

Среди морей, омывающих Россию, Белое море — одно из самых маленьких (меньше только Азовское море). Площадь его поверхности 90 тыс. км² (с многочисленными мелкими островами, среди которых наиболее известны Соловецкие острова, — 347 км²), то есть 1/16 часть площади Баренцева моря, объём всего 4,4 тыс. км³. Наибольшая протяженность Белого моря от мыса Канин Нос до Кеми составляет 600 км.

Наибольшая глубина моря 343 метра, средняя — 67 метров.

Границей между Белым и Баренцевым морями считается линия, проведённая от мыса Святой Нос (Кольский полуостров) до мыса Канин Нос (полуостров Канин)[3].

В Белое море впадают крупные реки Кемь, Мезень, Онега, Поной, Северная Двина и множество мелких рек.

Основные порты: Архангельск, Беломорск, Кандалакша, Кемь, Мезень, Онега, Северодвинск.

Беломорско-Балтийский канал соединяет Белое море с Балтийским и с Волго-Балтийским водным путём.

Всё Белое море целиком является внутренними водами России.

Акватория Белого моря делится на несколько частей: Бассейн, Горло (пролив, соединяющий Белое море с Баренцевым; Горло Белого моря поморами называется «Гирло», это слово в именно такой огласовке приводит в своём рассказе «Запечатлённая слава» Б. В. Шергин), Воронка, Онежская губа, Двинская губа, Мезенская губа, Кандалакшский залив. Берега Белого моря имеют собственные названия и традиционно разделяются (в порядке перечисления против часовой стрелки от побережья Кольского полуострова) на Терский, Кандалакшский, Карельский, Поморский, Онежский, Летний, Зимний, Мезенский и Канинский; иногда Мезенский берег разделяют на Абрамовский и Конушинский берега, а часть Онежского берега называют Лямицким берегом.

Берега моря (Онежский и Кандалакшский заливы) изрезаны многочисленными губами и бухтами. Западные берега обрывистые, восточные — низменные.

Рельеф дна моря

Большая отмель в северной части моря с глубинами до 50 метров в Двинском и Онежском заливах переходит в склон, а потом во впадину в центральной части моря с глубинами 100—200 метров и максимальной глубиной 340 метров (66°28′ с. ш. 34°09′ в. д. / 66.467° с. ш. 34.150° в. д. / 66.467; 34.150 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=66.467&mlon=34.150&zoom=14 (O)] (Я)).

Центральная часть моря — замкнутая котловина, отделяемая от Баренцева моря порогом с малыми глубинами, препятствующими обмену глубинными водами.

Донные осадки на мелководье и в Горле состоят из гравия, гальки, песка, иногда — ракушечника. Дно в центре моря покрыто мелкозернистым глинистым илом коричневого цвета.

На дне моря геологами обнаружены железомарганцевые конкреции.

Гидрологический режим

На гидрологический режим моря влияют климатические условия, водообмен с Баренцевым морем, приливные явления, речной сток и рельеф дна.

Приливная волна из Баренцева моря имеет полусуточный характер. Средняя высота сизигийных приливов колеблется от 0,6 (Зимняя Золотица) до 3 метров, в некоторых узких заливах достигает 7 метров (7,7 метров в Мезенской губе, устье реки Сёмжа). Приливная волна проникает вверх по течению впадающих в море рек (на Северной Двине на расстояние до 120 километров).

Несмотря на небольшую площадь поверхности моря на нём развита штормовая деятельность, особенно осенью, когда во время штормов высота волн достигает 6 метров.

Сгонно-нагонные явления в холодное время года достигают на море величины 75-90 сантиметров.

Ежегодно на 6-7 месяцев море покрывается льдом. У берега и в заливах образуется припай, центральная часть моря обычно покрыта плавучими льдами, достигающими толщины 35-40 сантиметров, а в суровые зимы — до полутора метров.

Температурный режим и солёность

Температура поверхностного слоя воды моря сильно меняется в зависимости от сезона в разных частях моря. В летний период поверхностные воды заливов и центральной части моря прогреваются до 15-16 °C, в то же время в Онежском заливе и Горле — не выше 9 °C. Зимой температура поверхностных вод понижается до −1,3…-1,7 °C в центре и на севере моря, в заливах — до −0,5…-0,7 °C.

Средняя температура воды по горизонтам °C
(для точки с координатами 66,5° с. ш. 34,5° в. д.; данные за 1895—2003 года):[4]
Горизонт м Январь Февраль Март Апрель Май Июнь Июль Август Сентябрь Октябрь Ноябрь Декабрь
0 -0,3 -0,3 -0,3 -0,2 3,1 9,0 13,4 13,8 8,9 4,7 2,5 0,2
10 -0,8 -1,2 -1,2 -0,7 1,9 6,0 11,1 12,6 8,2 5,0 2,9 1,2
20 -0,4 -0,8 -0,9 -0,7 0,9 3,4 4,8 7,8 5,3 4,7 3,0 1,6
30 -0,2 -0,6 -0,7 -0,6 0,5 1,8 2,1 3,4 3,8 3,9 3,0 1,7
50 0,2 -0,1 -0,6 -0,6 1,7 0,5 0,5 1,6 2,0 2,7 2,7 1,9
Температура воды (данные за 1977-2006 года)
Показатель Янв Фев Мар Апр Май Июн Июл Авг Сен Окт Ноя Дек Год
Абсолютный максимум, °C 0,0 0,0 0,0 5,4 17,6 25,5 26,5 26,7 18,2 12,4 4,2 1,3 26,5
Средняя температура, °C 0,0 0,0 0,0 0,1 6,4 15,4 19,2 16,6 10,6 4,0 0,4 0,0 4,8
Абсолютный минимум, °C 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 6,9 12,1 8,9 3,5 0,0 0,0 0,0 0,0
Источник: [data.oceaninfo.info/atlas/Beloe/2_watertemp_station_87035_1.html ЕСИМО]

Глубинные водные слои (ниже глубины 50 метров) имеют постоянную температуру вне зависимости от сезона года от −1,0 °C до +1,5 °C, в то же время в Горле из-за интенсивного приливного турбулентного перемешивания вертикальное распределение температуры однородно.

Солёность морской воды связана с гидрологическим режимом. Большой приток речных вод и незначительный обмен с Баренцевым морем привели к сравнительно низкой солёности поверхностных вод моря (26 промилле и ниже). Солёность глубинных вод значительно выше — до 31 промилле. Опреснённые поверхностные воды продвигаются вдоль восточных берегов моря и поступают через Горло в Баренцево море, откуда вдоль западных берегов в Белое море поступают более солёные воды. В центре моря наблюдается кольцеобразное течение против часовой стрелки.

Ветры

Беломорские ветры имеют собственные названия:

  • сиверко, север — северный ветер;
  • полночь, моряна — северо-восточный;
  • обедник — юго-восточный;
  • полуден, летник — южный;
  • шелоник, паужник (в Мезени) — юго-западный;
  • глубник, голомяник — северо-западный[5].

История

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Море было известно новгородцам по крайней мере начиная с XI века. Море имело большое значение для торговой навигации, а окрестные леса были богаты пушным зверем, потому эти места быстро развивались. Одним из самых ранних русских поселений вблизи побережья стали основанные в XIV веке Холмогоры на Северной Двине. Оттуда в 1492 году в Данию отправился торговый флот, груженый зерном и имеющий на борту послов Ивана III, обозначая появление первого русского международного морского порта.

Первым иностранным кораблём, прибывшим в Белое море, был английский корабль Эдуард Бонавентура под командованием Ричарда Ченслора. Вместе с двумя другими кораблями под командованием Хью Уиллоби они искали северный путь в Индию. Экспедиция была снаряжена королём Эдуардом VI и группой из порядка 240 английских купцов и была уполномочена установить торговые связи. Корабли Уиллоби были разделены в море, и два из них вместе с главой экспедиции погибли при невыясненных обстоятельствах. Однако кораблю Эдуард Бонавентура удалось войти в Белое море и достичь Холмогор, откуда Ричард Ченслор едет в Москву к царю Ивану Грозному. Возвращаясь из России в 1554 году, Ченслор вез подробное описание Москвы и Русского Севера, которые были малоизвестны Европе, а также письмо царя с пожеланием установить с Англией торговые отношения. В Англии учреждается Московская компания, целью которой была торговля с Россией по Белому морю.

Вслед за англичанами последовали и голландцы, и вскоре Холмогоры превратились в важный пункт торговли мехом и рыбой. В городе как иностранцами, так и русскими создавались лавки и торговые фактории. В порту была построена крепость, которая выдержала осаду польско-литовского войска в 1613 году. Увеличение грузооборота привело к перезагруженности порта, который стоял на реке, и следовательно имел ограничения по тоннажу и осадке судов. В результате в дельте Северной Двины в 1584 году возникает город Новые Холмогоры, позднее переименованный в Архангельск.

До начала XVIII века через Белое море проходило большинство русских торговых маршрутов, однако это было не очень удобным, так как Белое море более полугода покрыто льдами. После основания Санкт-Петербурга поток товаров существенно сократился, основные морские торговые пути переместились на Балтийское море. С 1920-х годов большинство перевозок были отвлеченены с Белого моря в незамерзающий порт Мурманск, расположенный на берегу Баренцева моря.

Отражение в искусстве

В филателии

Напишите отзыв о статье "Белое море"

Примечания

  1. [ke.culture51.ru/Beloe-more-p570.html Белое море] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 1. А — Д / Гл. ред. А. А. Киселёв. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2008. — С. 306.
  2. «Northern Scandinavia during the Middle Ages», part of «In honorem Evert Baudou» (1985), Sven Lundkvist
  3. Публикация S-23 Международной гидрографической организации [www.iho.shom.fr/publicat/free/files/S23_1953.pdf «Limits of Oceans and Seas»] (3е издание, 1953).
  4. [data.oceaninfo.info/atlas/Balt/3_watertemp_stats_table_8621569TWMR.html ЕСИМО]. [www.webcitation.org/616J7FIlz Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  5. Прох Л.З. Словарь ветров. — Л.: Гидрометеоиздат, 1983. — С. 46. — 28 000 экз.

Литература

  • Воейков А. И.,. Белое море // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [elibrary.karelia.ru/book.shtml?id=10190 Лоция Белого моря. 1913 г. / Изд. Глав. Гидрограф. Упр. Мор. М-ва. — Петроград: Типография Морского министерства, 1915. — 1035 с.]
  • Леонов А. К. Региональная океанография. Л.: Гидрометеоиздат, 1960.
  • Шамраев Ю. И., Шишкина Л. А. Океанология. Л.: Гидрометеоиздат, 1980.
  • Флора и фауна Белого моря: иллюстрированный атлас / под ред. Цетлин А. Б., Жадан А. Э., Марфенин Н. Н. — М.: Т-во научных изданий КМК, 2010—471 с.: 1580 ил. ISBN 978-5-87317-672-4
  • Наумов А. Д., Федяков В. В. Вечно живое Белое море — С-Пб.: Изд. С-Пб. городского дворца творчества юных, 1993. ISBN 5-88494-064-5

Ссылки

  • Публикация S-23 Международной гидрографической организации [www.iho.shom.fr/publicat/free/files/S23_1953.pdf «Limits of Oceans and Seas»] (3е издание, 1953).
  • [www.parusa.narod.ru/bib/books/ws_loc/ Лоция Белого моря] (1964 г.)
  • [www.kolamap.ru/topo/mrsk_1x2.htm Карта Терского берега Белого моря]
  • [tapemark.narod.ru/more/10.html Белое море] в книге: А. Д. Добровольский, Б. С. Залогин. Моря СССР. Изд-во Моск. ун-та, 1982.

Отрывок, характеризующий Белое море

Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»