Белоконский, Иван Петрович

Иван Петрович Белоконский
Род деятельности:	писатель, редактор, журналист, педагог, статистик, революционер
Дата рождения:	25 мая 1855 (6 июня 1855)(1855-06-06)
Место рождения:	Чернигов
Гражданство:	СССР СССР
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	7 февраля 1931(1931-02-07) (75 лет)
Место смерти:	Харьков

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иван Петрович Белоконский (1855—1931) — русский журналист, писатель, редактор, педагог и революционер.

Биография

Иван Петрович Белоконский родился 25 мая (6 июня) 1855 года в городе Чернигове в семье врача.

Сперва учился в гимназии родного города; был народным учителем. Сблизился с народниками, вступил в коммуну Д. А. Лизогуба в местечке Седневе, близ Чернигова (где было имение его отца). Затем слушал лекции в Киевском университете.

В 1879 году сидел больше года в одиночном заключении и был сослан в Восточную Сибирь.

Вернувшись из ссылки, устроился в Житомире редактором «Волыни», но вскоре его вновь арестовали и выслали.

Поселившись в городе Орле, И. П. Белоконский активно работал в газете «Орловский Вестник» и в земской статистике, но в 1889 году опять был арестован властями и провел ещё восемь месяцев в одиночном заключении.

В 1896 году был приглашен в город Курск заведующим земской статистикой, но в 1898 году ему была запрещена властями всякая земская деятельность.

Переехав в столицу Российской империи город Санкт-Петербург, Иван Белоконский стал членом редакции «Сына Отечества».

Получив дозволение вернуться к земской деятельности, он с 1899 по 1902 год был секретарем Харьковской земской управы.

С 1875 года Белоконский И. П. стал публиковаться в «Киевском Телеграфе», затем помещал статьи и корреспонденции в «Одесском Вестнике», «Голосе», «Новостях», «Неделе».

В Сибири был постоянным сотрудником «Восточного Обозрения», «Сибири», «Сибирской Газеты», посылая вместе с тем статьи в киевскую «Зарю», «Русский Курьер», «Русские Ведомости», «Отечественные Записки» («Очерки тюремной жизни», 1881, № 10), «Дело» («Сектанты Минусинского округа», 1884, № 3).

Затем становится постоянным сотрудником «Русских Ведомостей», «Русской Школы», «Сына Отечества» и кроме того помещает статьи во многих других печатных изданиях.

Под его редакцией вышел «Сборник оценочно-экономических данных по Фатежскому уезду» (1897).

Во время службы по земству им составлены: «История 35-летней деятельности курского земства», «Свод постановлений курского губернского земства», «Свод постановлений Харьков, губернского земства» и «Свод постановлений льговского уездного земства». С 1890-х годов активист земского движения, отстаивал идею блока левых цензовых земцев и «третьего элемента». Принимал деятельное участие в создании «Союза освобождения» и его дальнейшей борьбе.

Иван Петрович Белоконский скончался 7 февраля 1931 года в городе Харькове.

Избранная библиография

Помимо публикаций в различных газетах и журналах отдельно им были изданы:

• «Оля» (Киев, 1876);
• «Ванька Острожник» (Одесса, 1877);
• «По тюрьмам и этапам» (Орел, 1887);
• «Деревенские впечатления. Из записок земского статистика» (СПб., 1900; т. II, СПб., 1903; т. III, Ростов-на-Дону, 1905);
• «Как живут японцы» (Ростов-на-Дону, 1904);
• «Корея» (Ростов-на-Дону, 1904);
• «Родина — мать» (Ростов-на-Дону);
• «Губернские, уездные и волостные учреждения Российского государства» (СПб., 1901);
• «Народное начальное образование в Курской губернии» (Курск, 1897);
• «Одна из главных причин медленного хода работ по оценке недвижимых имуществ, облагаемых земскими сборами» (Харьков, 1891);
• «О мелкой земской единице» (Ростов-на-Дону, 1903);
• «Страховка» (Ростов-на-Дону, 1903);
• «Народное продовольствие в Орловской губернии в земский период» (Чернигов, 1892);
• «Земское движение» (1910 год)
• «Дань времени» (М., 1928)
• «В годы бесправия: дань времени» (М., 1930)
• Что такое земство, что оно сделало для народа и каким должно быть (Москва: издание "Народное право", 1906)

Отрывок, характеризующий Белоконский, Иван Петрович

– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.