Белокрылый дятел

Белокрылый дятел
Самец
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Дятлообразные Семейство:  Дятловые Подсемейство:  Picinae Род:  Пёстрые дятлы Вид:  Белокрылый дятел
Международное научное название
Dendrocopos leucopterus (Salvadori, 1870)
Ареал
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/22681130 22681130 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Белокры́лый дя́тел (лат. Dendrocopos leucopterus) — птица семейства дятловых. Распространён в Средней Азии, Джунгарии и Кашгарии. Населяет приречные тугайные заросли, туранговые рощи, саксаульники среди пустынь. Возле населённых пунктов селится в смешанных насаждениях с участием ореховых и фруктовых деревьев. Имеет сходство с более известным и распространённым большим пёстрым дятлом и, по мнению ряда специалистов, возможно представляет собой группу его подвидов.

Ведёт обособленный образ жизнию Строго территориален, расстояние между соседними гнёздами составляет минимум 300—500 м.

Описание

Размеры и пропорции сопоставимы с таковыми у большого пёстрого дятла. Длина 22—24 см, масса около 70 г. Клюв средней длины, прямой, на конце имеет форму долота. В оперении основные отличительные признаки — очень большие белые пятна на лопатках и крыльях, брюхо и подхвостье ярко-красные без буроватых или охристых оттенков. На лбу также большее развитие белого, чем у большого пёстрого дятла. В остальных деталях оперения эти два вида ничем не отличаются.

По степени развития белого цвета на маховых и рулевых выделяют два подвида: D. l. albipennis и D. l. jaxartensis. У первого сложенное крыло выглядит преимущественно белым, на котором присутствуют небольшие чёрные пятна; белый доминирует и на наружной паре рулевых. На крыле второй расы чёрный цвет, хоть и незначительно, но всё же превалирует над белым, чёрные полосы на наружных рулевых более широкие.

Обычно немногословная птица, однако в брачный период криклива. Основной крик — резкое и отрывистое «кик», как у большого пёстрого дятла.

Распространение

Ареал

Мозаично распространённый и в целом немногочисленный вид, но местами обычен. Область распространения — Средняя Азия, прилегающие районы северо-восточного Афганистана и западного Китая. На западе граница ареала с востока огибает Аральское море и проходит через западный Узбой, на востоке пролегает через хребет Богдошань (восточный Тянь-Шань), озеро Лобнор и западный Куньлунь. Северная периферия ареала находится большей частью в южном Казахстане: к северу до устья Сырдарьи, низовьев Чу и южного побережья Балхаша. Восточнее граница уходит в Китай, где на севере достигает хребтов Борохоро и Богдошань. К югу до подножия Копетдага (возможно до северной окраины Хорасана), северного подножия Паропамиза, северного подножия Гиндукуша, северного подножия западного Куньлуня, северного подножия хребта Алтынтаг.

Места обитания

Встречается лишь там, где есть древесная растительность. Населяет равнинные тугаи по берегам рек, кишлачные сады с ореховыми и фруктовыми деревьями, рощи с доминированием туранги евфратской, в Западном Памире ивняки. В пустынной местности встречается в зарослях саксаула зайсанского и саксаула чёрного (Haloxylon aphyllum). Обычен в дельте Амударьи и долине Сырдарьи, нередко селится в городских садах. В нижнем течении Или гнездится в тугаях с примесью джидды, тальника и туранги ефратской. В горах населяет широколиственные леса с доминированием грецкого ореха и фруктовых деревьев, иногда с примесью ели и можжевельника. Более обычен на равнине и в долинах, на северных склонах Куньлуня встречается на высоте до 2500 м над уровнем моря.

Размножение

По всей видимости, как и другие пёстрые дятлы, к размножению приступает к концу первого года жизни. Брачное возбуждение, сопровождаемое барабанной дробью, продолжается с середины февраля по июнь. Для стука выбирают не только традиционные сухие деревья, но и искусственные сооружения типа шестов радио-антенн. Гнездится раздельными парами на расстоянии 300—500 метров друг от друга. На небольших островках леса обитает, как правило, только одна пара; на более крупных могут соседствовать две пары на противоположных концах. Гнездо устраивают в дупле лиственных пород деревьев с мягкой древесиной — туранге ефратской, иве, абрикосовом дереве, яблоне, шелковице, вязе, грецком орехе, саксауле. В XIX веке был отмечен случай устройства гнезда на склоне песчаного холма. Высота дупла может доходить до 10 м от уровня земли, но обычно не превышает 2—2,5 метров. В целом, белокрылый дятел гнездится ниже, чем некоторые другие дятлы. Глубина дупла 34—49 см, диаметр дупла 9,5—17 см. Леток, как и горизонтальное сечение дупла, имеет слегка овальную форму; его диаметр (4,5—5) х (5—5,5) см. Чаще долбят свежее дупло, но известны случаи занятия прошлогодних либо дупел естественного происхождения. В последнем случае дно ниши и леток расширяются до необходимого размера. Строят оба члена пары, однако степень их участия требует дополнительного изучения. Яйца откладывают с конца марта до до конца мая. В кладке 4-6, редко 7 яиц. Яйца белые с гладкой блестящей скорлупой, их размеры: (22—27) х (17—22) мм. В случае потери кладки самка откладывет повторно. Насиживание с последнего яйца в течение 12—13 (по другим данным, 13—14) дней, насиживают самец и самка. Птенцы появляются на свет голыми и беспомощными. Их в равной степени выкармливают оба родителя. Способность к полёту появляется в возрасте 20—21 дня. Массовый вылет птенцов сильно растянут во времени: в Казахстане в конце июня в нижнем поясе гор и с 20-х чисел июля в поясе лиственного леса, в Кыргызстане — в конце июля, в Таджикистане — в третьей декаде июня, в Туркменистане — в середине мая.

Питание

Рацион изучен слабо. Известно, что в сезон размножения взрослые птицы питаются жуками и их личинками, муравьями, изредка моллюсками. Птенцов выкармливают в основном личинками короедов. В остальное время птицы кормятся семенами, грецкими орехами, мякотью плодов фруктовых деревьев — яблони, алычи и вишни. В поисках пищи много времени проводят на поверхности земли.

Литература

• Бутьев, В. Т., Зубков, Н. И., Иванчев, В. П., Коблик, Е. А., Ковшарь, А. Ф., Котюков, Ю. В., Люлеева, Д. С., Назаров, Ю. Н., Нечаев, В. А., Приклонский, С. Г., Пукинский, Ю. Б., Рустамов, А. К., Сорокин, А. Г., Фридман, В. С. Совообразные, Козодоеобразные, Стрижеобразные, Ракшеобразные, Удодообразные, Дятлообразные // Птицы России и сопредельных регионов. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2005. — С. 354—360. — ISBN 5-87317-198-X.
• Дементьев Г. П., Гладков Н. А. Птицы Советского Союза. — Советская наука, 1951. — Т. 1. — С. 585—589.
• Коблик Е. А. Разнообразие птиц (по материалам экспозиции Зоологического музея МГУ. — Изд. МГУ, 2001. — Т. Ч. 3 (Отряды Совообразные, Козодоеобразные, Стрижеобразные, Птицы-мыши, Трогонообразные, Ракшеобразные, Дятлообразные, Воробьинообразные (сем. Древолазовые-Пересмешниковые)). — 358 с. — ISBN 5-211-04072-4.
• Степанян Л. С. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — Москва: Академкнига, 2003. — 808 с. — ISBN 5-94628-093-7.
• Winkler, Hans; Christie, David; Nurney, David. Woodpeckers: An Identification Guide to the Woodpeckers of the World. — Houghton Mifflin, 1995. — С. 278. — ISBN 0395720435. (англ.)
• Winkler, Hans; Christie, David A. 2002. Family Picidae (Woodpeckers) in del Hoyo, J., Elliott, A., & Sargatal, J., eds. Volume 7: Jacamars to Woodpeckers // Путеводитель по птицам мира = Handbook of the birds of the world. — Barcelona: Lynx Edicions, 2002. — ISBN 84-87334-37-7. (англ.)

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/415.html Позвоночные животные России: Белокрылый дятел]

Отрывок, характеризующий Белокрылый дятел

– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.