Белопольский, Аристарх Аполлонович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аристарх Аполлонович Белопольский
Дата рождения:

1 июля (13 июля) 1854(1854-07-13)

Место рождения:

Москва,
Российская империя

Дата смерти:

16 мая 1934(1934-05-16) (79 лет)

Место смерти:

Пулково, Ленинградская область, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Научная сфера:

Астрономия, астрофизика

Место работы:

Московская обсерватория,
Пулковская обсерватория

Альма-матер:

Физико-математический факультет МГУ

Научный руководитель:

Ф. А. Бредихин

Ариста́рх Аполло́нович Белопо́льский (1 июля [13 июля1854, Москва16 мая 1934, Пулково) — русский и советский астроном и астрофизик. Труды по применению принципа ДопплераФизо в астроспектроскопии; сконструировал прибор, давший экспериментальное доказательство приложимости принципа к световым явлениям — фундаментальный аспект астрофизики; в числе первых определил элементы орбит нескольких переменных и спектрально-двойных звёзд, исследовал спектры новых звёзд и солнечной поверхности, краев и короны; — лучевые скорости небесных светил, один из пионеров в фотографировании их спектров с помощью спектрографов; обнаружил периодическое изменение лучевой скорости у цефеид; всесторонние исследования комет, — вращения около оси Венеры, Юпитера и колец Сатурна. Внёс существенный вклад в развитие и оснащение Пулковской обсерватории и её отделений. Адъюнкт (1900), экстраординарный (1903) и ординарный (1906) академик Императорской Академии наук.





Биография

Родился в Москве в семье надзирателя 2-й Московской гимназии, позднее контролера Московско-Ярославской железной дороги. Отец его был близко знаком с С. И. Мамонтовым, И. Е. Репиным, другими известными людьми. Мать его была прекрасной пианисткой, она окончила консерваторию в Гамбурге, владела тремя иностранными языками[1][2].

Окончив, сначала 2-ю Московскую гимназию (1865—1873), затем — физико-математический факультет Московского университета (1877), он был по настоянию Ф. А. Бредихина оставлен при университете для подготовки к званию профессора. Белопольский всегда с благодарностью вспоминал своего учителя Бредихина. Еженедельные собрания у него он называл своим настоящим университетом:

У Бредихина собирались нередко профессора Цингер, Давидов, Слудский, Столетов, Жуковский, Шереметьевский, Троицкий. «Отцов астрономов», как называл нас Бредихин, было четверо: Громадский, Цераский, Соколов[3] и я

Тихов Г. А. Шестьдесят лет у телескопа. — М.: Изд-во детской литературы, 1959.

В период 1878—1888 годов А. А. Белопольский — ассистент Московской обсерватории. Здесь под руководством Бредихина он занялся систематическим фотографированием Солнца. Результаты этой работы были положены в основу его магистерской диссертации «Пятна на Солнце и их движение», защищённой в 1886 году.

В 1888 году он перешёл в Пулковскую обсерваторию, сначала на должность адъюнкт-астронома, с 1891 года — астрофизика. В 1895 году защитил докторскую диссертацию. В 1908—1916 годах он — вице-директор обсерватории, а в 1916—1919 годах — её директор. С 1933 года — почётный директор.

Умер в Пулкове в 1934 году, похоронен на Пулковском кладбище[4].

Научная работа

Научные работы относятся ко многим областям астрономии. В период работы в Московской обсерватории занимался определениями координат звёзд и планет на меридианном круге. В 1884 году фотографировал лунное затмение, во время солнечного затмения 17 ноября 1887 года в Юрьевце получил фотографии солнечной короны. Особое внимание уделял фотографическим наблюдениям Солнца. В первые годы пребывания в Пулковской обсерватории работал на пассажном инструменте, определял параллаксы звёзд, исследовал вращение Юпитера и показал, что скорости его вращения на экваторе и в высоких широтах не равны. Провёл исследования вращения Солнца по движению факелов на материале пулковских наблюдений 1881—1888 годов.

Одним из первых получил фотографии спектров небесных светил с помощью сконструированного им спектрографа. Начиная с 1890 года провёл серию исследований лучевых скоростей звёзд, в частности цефеид, на основе эффекта Доплера. Измерил лучевые скорости около 200 звёзд от 2-й до 4-й величины. В 1894 году установил периодичность изменения лучевых скоростей у δ Цефея, что оказалось общим свойством всех звёзд этого типа. Установил также, что изменение лучевых скоростей цефеид происходит параллельно с изменением их блеска. На основе работ Белопольского возникло общепринятое ныне представление о том, что причиной изменения блеска цефеид являются их периодические пульсации, вызываемыми внутренними причинами. В 1895 году (примерно одновременно с Дж. Э. Килером) применил измерение лучевых скоростей при исследовании строения колец Сатурна; наблюдения Белопольского и Килера подтвердили теоретическое заключение Дж. К. Максвелла и С. В. Ковалевской, что кольца Сатурна вращаются не как одно целое тело, а каждое со своей скоростью, являясь скоплениями обращающихся вокруг планеты мелких космических тел. В 1896 году открыл спектральную двойственность звезды α Близнецов (Кастор В). С помощью сконструированного им самим оригинального прибора в 1900 году экспериментально в лабораторных условиях проверил эффект Доплера в применении к свету[1]. 12 работ Белопольского посвящены изучению комет и содержат интересные заключения о связи между типом хвостов и их химическим строением.

Участвовал в ряде далёких экспедиций: в 1896 году — на Дальний Восток, в 1907 году — в Среднюю Азию; незадолго до смерти принял участие в экспедиции на Северный Кавказ для выбора места предполагавшегося строительства новой астрофизической обсерватории.

Д. И. Менделеев, А. А. Белопольский и «мировой эфир»

В 1904 году Д. И. Менделеев опубликовал на английском языке эссе «Попытка химического понимания мирового эфира» (русское издание вышло в 1905 году) — один из последних опытов научной концепции эфира. В дальнейшем, как известно, от рассмотрения теории эфира наука отказалась. Однако в этом издании нашли место гипотезы Д. И. Менделеева, которыми учёный был поглощён ещё в начале 1870-х годов — в начальную пору осмыслении им физических причин периодичности[5][6].

В контексте предположений, связанных с поведением сильно разреженного газа (инертного — «наилегчайшего химического элемента») в космическом пространстве, Д. И. Менделеев опирается на сведения, полученные А. А. Белопольским: «Инспектор Главной Палаты мер и весов, обязательно снабдил меня следующими результатами новейших исследований, в том числе и г. Белопольского». А далее он прямо ссылается на эти данные в своих выводах[5]:

У двойной звезды — γ Virginis, по наблюдениям и расчётам г. Белопольского (1898 г.), общая масса почти в 33 раза превосходит массу солнца. Нет оснований думать, что это составляет случай наибольшей массы, а потому будет осторожнее допустить, что существуют, быть может, звёзды, превосходящие солнце раз в 50, но увеличивать много это число было бы, мне кажется, лишённым всякой реальности... Однако здесь может служить наведением соображение о составе и температуре звёзд. Не подлежит сомнению, на основании спектральных исследований, что в отдалённейших мирах повторяются наши земные химические элементы, а на основании аналогий едва ли можно сомневаться в том, что общий, массовый состав миров представляет много сходственного, например, в том, что ядро плотнее оболочки, а она окружена постепенно разрежающеюся атмосферою.

Публикации

Автор известного курса «Астроспектроскопия» (1921). В 1954 году были опубликованы его «Астрономические труды».

Награды, премии, звания

Память

Названы именем А. А. Белопольского:

Напишите отзыв о статье "Белопольский, Аристарх Аполлонович"

Примечания

  1. 1 2 Тихов Г. А. [pawet.net/library/history/bel_history/_memoirs/017/Тихов_Г._А._Шестьдесят_лет_у_телескопа.html Шестьдесят лет у телескопа]. — М.: Государственное издательство детской литературы, 1959. — 165 с.
  2. В семье было ещё два брата — Олимп и Александр.
  3. [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=119694 Биографическая справка]
  4. [spb-tombs-walkeru.narod.ru/pul/belopolskiy.htm Могила А.А. Белопольского на Пулковском кладбище]
  5. 1 2 Менделеев Д. И. Попытка химического понимания мирового эфира. — СПб.: Типолитография М. П. Фроловой. 1905. С. 5—40
  6. Летопись жизни и деятельности Д. И. Менделеева / Ответственный редактор А. В. Сторонкин. — Л.: Наука, 1984. С. 150, 178, 179.
  7. [www.minorplanetcenter.net/db_search/show_object?object_id=1004 База данных MPC по малым телам Солнечной системы (1004)] (англ.)

Литература

Ссылки

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49526.ln-ru Профиль Аристарха Аполлоновича Белопольского] на официальном сайте РАН
  • [www.astronet.ru/db/msg/1199624/bio.html «О Белопольском Аристархе Аполлоновиче» (статья на Астронете)]

Отрывок, характеризующий Белопольский, Аристарх Аполлонович


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!