Белорусский танец
| Серия статей о | |
| Белорусах | |
| Культура | |
|---|---|
| Этнические группы | |
| Диаспора | |
| Родственные народы | |
| Языки | |
| Религии | |
| Этногенез • История • Национальное движение • Белорусизация • Вайсрутенизация | |
| Портал «Белоруссия» |
Белорусские народные танцы — белорусское народное танцевальное искусство, представленное в виде народного самодеятельного или постановочного сценического танца.
История
Особенности белорусского танцевального искусства складывались в процессе формирования и развития белорусской народности и её культуры (XIV—XVI вв.), корнями своими уходящей в недра древней общерусской культуры[1]. В танце в художественной форме проявились ощущение красоты жизни, эмоциональность, темперамент и характер народа[1].
На протяжении длительного времени белорусский танец был малоизвестен даже на родине и редко выходил за пределы деревни[2]. В появлении и популяризации белорусских народных танцев на сценических площадках не только Белоруссии, но и за её пределами большая заслуга труппы Игната Буйницкого — талантливого самородка, создавшего в 1907 г. белорусский народный театр, в котором сам Буйницкий принимал участие как режиссёр, актер и танцор[2]. В концертах исполнялись народные песни, произведения белорусских поэтов и танцы под аккомпанемент традиционной «траiстай» музыки — скрипки, цимбал и дуды[2]. В сценической интерпретации народных танцев И. Буйницкий почти не отходил от фольклорной основы[2].
Белорусская национальная хореография сохранила богатое творческое наследие прошлого. Наиболее популярны белорусские народные танцы — «Лявониха», «Крыжачок», «Юрачка», «Полька-Янка», «Чарот», «Таукачыкi», «Чобаты», «Лянок», «Кола», «Бульба», «Ручнiкi», «Млынок», «Касцы», «Козачка», «Мяцелiца», «Мiкiта», «Дударыкi», «Бычок», «Казыры»[3].
Особенность белорусского танца динамичность и жизнерадостность, эмоциональность и коллективный характер исполнения[3]. В настоящее время белорусский народный танец представлен профессиональными танцевальными коллективами, самые известные из которых — Государственный ансамбль танца Беларуси, ансамбль «Хорошки», «Лявониха».
Традиционные народные танцы
«Лявонiха», из традиционных народных танцев — самый популярный и любимый в Белоруссии. В нём ярко выражены душа белорусского народа, его национальные черты. «Лявонiха» танец парно-массовый. Его музыкальное сопровождение — мелодия одноимённой песни. Танец жизнерадостный, динамичный, задорный, исполняется любым количеством пар; композиционно строится на свободных, стремительных, но не сложных движениях[4].
«Крыжачок» принадлежит к наиболее популярным белорусским народным танцам. О происхождении его названия существует толкование, усматривающее его связь с народным названием дикого селезня — «крыжак», сам же танец относят к группе танцев, подражающих движениям птиц (См.: Беларуская Савецкая Энцыклапедыя, т. 6, Мiнск, 1972, с. 135.) [5]. «Крыжачок» — танец орнаментальный, парно-массовый, исполняется любым количеством пар в быстром темпе [5].
Белорусским народным танцам свойственны свои характерные особенности[3]. Каждый танец имеет свою группу элементов движения, своё музыкальное сопровождение, свой ритмический рисунок; «народный танец не только утверждает различные типы движений. Он придает им весьма разнообразный пластический облик» (Карп П. О балете. — М., 1967, с.103.) [3].
Особенностью многих белорусских народных танцев является также их сюжетность. Движениями танца исполнитель рассказывает о своей жизни, о своем труде, отношении к природе [6].
См. также
Напишите отзыв о статье "Белорусский танец"
Примечания
- ↑ 1 2 Алексютович, 1978, с. 5.
- ↑ 1 2 3 4 Алексютович, 1978, с. 6.
- ↑ 1 2 3 4 Алексютович, 1978, с. 26.
- ↑ Алексютович, 1978, с. 28.
- ↑ 1 2 Алексютович, 1978, с. 30.
- ↑ Алексютович, 1978, с. 27.
Литература
- Алексютович Л. К. [prolisok.org/uploads/aleksyutovich_l_k_belorusskie_narodnye_tancy_horovody_igry.pdf Белорусские народные танцы, хороводы, игры] / Под ред. М. Я. Гринблата. — Мн.: Вышейшая школа, 1978. — 528 с.
- Беларуская Савецкая Энцыклапедыя // Рэдакцыйная калегія. — Мн.: БелЭН., 1975. — т. 1-12.
|
Это заготовка статьи об искусстве хореографии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Белорусский танец
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
