Белорусское национальное движение
| Серия статей о | |
| Белорусах | |
| Культура | |
|---|---|
| Этнические группы | |
| Диаспора | |
| Родственные народы | |
| Языки | |
| Религии | |
| Этногенез • История • Национальное движение • Белорусизация • Вайсрутенизация | |
| Портал «Белоруссия» |
Белорусское национальное движение — социальное, культурное и политическое движение, которое выступает за развитие белорусской культуры, языка, обычаев и создание/укрепление государственности на национальном фундаменте. Представленное несколькими волнами, начиная с XIX века.
Содержание
XIX век
В начале и в середине XIX века Ян Чечот, Владислав Сырокомля, Винцент Дунин-Марцинкевич, Ян Барщевский и ряд других писателей создали первые литературные произведения на современном белорусском языке. Белорусские интеллигенты использовали местные наречия в качестве основы для написания своих произведений. Большая часть белорусского элиты в то время поддержала движение за восстановление бывшей Речи Посполитой и принимала активное участие в восстаниях 1830-31 и 1863-64 годов. В это же время оформляется движение за самоопределение и независимость белорусского народа. Лидер восстания 1863 года на землях бывшего Великого Княжества Литовского Константин Калиновский опубликовал свои призывы к белорусским крестьянам на белорусском языке и призвал бороться за национальную свободу[1]. После того, как Калиновского схватили российские власти, он был приговорен к смертной казни. Из острога Константин Калиновский передал на свободу своё завещание белорусскому народу — «Письмо из-под виселицы»:
|
Браты мае, мужыкі родныя. З-пад шыбеніцы маскоўскай прыходзіць мне да вас пісаці, і, можа, раз астатні. Горка пакінуць зямельку родную і цябе, дарагі мой народзе. Грудзі застогнуць, забаліць сэрца, — но не жаль згінуць за тваю праўду… Нямаш, браткі, большага шчасьця на гэтым сьвеце, як калі чалавек у галаве мае розум і навуку… Но як дзень з ноччу не ходзіць разам, так не ідзе разам навука праўдзіва з няволяй маскоўскай. Дапокуль яна ў нас будзе, у нас нічога ня будзе, ня будзе праўды, багацтва і ніякай навукі, — адно намі, як скацінай, варочаць будуць не для дабра, но на пагібель нашу… Бо я табе з-пад шыбеніцы кажу, Народзе, што тагды толькі зажывеш шчасьліва, калі над табою Маскаля ўжо ня будзе. Твой слуга Яська-гаспадар з-пад Вільні |
|
Начало XX века
В начале XX века продолжалось дальнейшее развитие белорусских национальных политических организаций, в основном социалистических (Белорусская социалистическая Ассамблея) и христианско-демократических. В результате первой русской революции 1905 года издания на национальных языках были легализованы, и это привело к буму в белорусском книгоиздательскоме. В частности, газета Наша Нива, основанная в 1906 году, стала одним из важнейших центров образования и продвижения белорусского национальной идентичности среди среднего класса Белоруссии, как в городах и поселках, так и на селе.
В 1915 г. в Вильно действовало Белорусское общественное собрание (председатель - Василий Петрович Любарский, товарищ - Дмитрий Алексеевич Гнилицкий, секретарь - Игнатий Николаевич Биндзюк).
После большевистского переворота в октябре 1917 года, белорусские национальные организации, которые представляли все регионы страны, провели первый Всебелорусский съезд. На съезде была провозглашена независимость Белоруссии и создана Белорусская Народная Республика. Это государство существовало до 1919 года, когда её парламент, Рада, был вынужден покинуть страну из-за оккупации Белоруссии Красной Армией. В течение гражданской войны в России друзья белорусского освободительного движения создавали собственные партизанские отряды (известные как Зеленый дуб), а также белорусские национальные подразделения в армии Литовской Республики и в польской армии. Также к белорусско-российской армии присоединились много военных во главе с генералом Станиславом Булак-Балаховичем.
Правительство большевиков придало официальный статус белорусскому языку и культуре в рамках советской политики коренизации в созданной марионеточной Белорусской Советской Социалистической Республике. Тем не менее, эта политика, которая закончилась в начале 1930-х годов, сопровождались интенсивной русификацией и террором в отношении белорусских культурных и социальных элит. Между тем, многие белорусские политические и культурные организации продолжали свою деятельность в Польше на территории Западной Белоруссии. Белорусские национальные деятели, такие как Бронислав Тарашкевич, были избраны членами польского парламента.
Напишите отзыв о статье "Белорусское национальное движение"
Примечания
- ↑ Арлоў У. Дзесяць вякоў беларускай гісторыі (862―1918): Падзеі. Даты. Ілюстрацыі. / У. Арлоў, Г. Сагановіч. ― Вільня: «Наша Будучыня», 1999. ― с. 184—185
Литература
- Памятная книга Виленской губернии на 1915 год . - Вильна: губернская типография, 1915. - С.150.
- Michaluk D. Białoruska Republika Ludowa 1918—1920 u podstaw białoruskiej państwowości — Toruń, Wydawnictwo naukowe Uniwersytetu Mikołaja Kopernika, 2010 (польск.)
- Марцуль Г. С., Сташкевіч М. С. Гісторыя Беларусі: насельніцтва, фарміраванне і вызначэнне этнічных і дзяржаўна-адміністрацыйных межаў, беларускае замежжа. Мн., 1997. (белор.)
- Sokrat Janowicz, Forming of the Belarussian nation, RYTM, 1999 (англ.)
- Rudling, Pers Anders. The Rise and Fall of Belarusian Nationalism, 1906—1931 (University of Pittsburgh Press; 2014) 436 pages (англ.)
- Anatol Żytko, Russian policy towards the Belarussian gentry in 1861—1914, Minsk, 1999 (англ.)
- Piotr Eberhardt, Problematyka narodowościowa Białorusi w XX wieku, Lublin, 1996, ISBN 83-85854-16-9 (польск.)
- Eugeniusz Mironowicz, Białoruś, Trio, Warsaw, 1999, ISBN 83-85660-82-8 (польск.)
- Jerzy Ogonowski, Uprawnienia językowe mniejszości narodowych w Rzeczypospolitej Polskiej 1918—1939, Wydawnictwo Sejmowe, Warsaw, 2000 (польск.)
- Ryszard Radzik, Kim są Białorusini?, Toruń 2003, ISBN 83-7322-672-9 (польск.)
- Гісторыя Беларусі: У 6 т. Т. 4. Беларусь у складзе Расійскай імперыі (канец XVIII — пачатак XX ст.), Мінск 2005 (белор.)
- Rudolf Mark, Die nationale Bewegung der Weißrussen im 19. und zu Beginn des 20. Jahrhunderts // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas, Neue Folge, Bd. 42, H. 4 (1994), S. 493—509 (нем.)
| ||||||
 |
Эта статья должна быть полностью переписана. На странице обсуждения могут быть пояснения.
|
Отрывок, характеризующий Белорусское национальное движение
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
