Белосельский, Эспер Константинович
Поделись знанием:
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
| Эспер Константинович Белосельский | |
 | |
| Личная информация | |
|---|---|
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[www.yachtrussia.com/files/multifile/2619/643x367c/Galiya2_8.jpg "Галлия II" в гонке (слева)] |
Князь Эспер Константинович Белосельский (26 сентября (8 октября) 1870, Санкт-Петербург — 5 января 1921, Париж) — русский яхтсмен из рода Белосельских-Белозерских, бронзовый призёр Олимпийских игр 1912 года в Стокгольме в парусном спорте (класс «10 метров»). Его именем называется (с 1908 года) Эсперова улица в Петербурге.
Содержание
Биография
Родился на Крестовском острове в имении его родителей — Константина Эсперовича (1843—1920) и Надежды Дмитриевны (1847—1920), сестры генерала Д. И. Скобелева.
Служил в российском императорском флоте капитаном 2-го ранга. С детских лет был близок к спорту не только он, но и его старший брат Сергей, который в начале XX века был представителем России в МОК, также возглавлял различные спортивные федерации.
Князь Эспер входил в олимпийскую сборную России. Он был капитаном[en] в экипаже «Галлии II» (яхта Александра Вышнеградского). Кроме него в экипаж входили: Иосиф Шомакер (рулевой), Эрнест Браше, Николай Пушницкий, Александр Родионов, Филип Штраух и Карл Линдхолм[1][2].
С началом революционных событий уехал во Францию, где вскоре скончался.
Семья
Женат был дважды, на Ольге Александровне Базилевской (с 1898 года) и на француженке Магдалене Мулен (1890—1974). От первого брака дети:
- Константин (1899—1918), воспитанник Училища правоведения, корнет лейб-гвардии Конного полка. Расстрелян большевиками в Киеве 26 января 1918 года.
- Елена (1901—1998, Лурд); в Выборге вышла замуж в 1919 г. за князя Николая Владимировича Мосальского, который пропал без вести во время Второй мировой войны; после развода с ним в 1926 г. вступила в брак с маркизом Жозефом-Альфредом де Молеон-Нарбонном (1885—1961).
Второй брак, по некоторым сведениям, был гражданским, во всяком случае, заключён без оформления развода с первой женой. Дети от второго брака использовали в качестве псевдонима имя своей матери:
- Жорж Белосельский-Белозерский (Georges Belosselsky-Belozersky dit Moulin; 1913—2005); в браке с Александрой Анатольевной Кондратьевой оставил потомство; их сын Стефан в 1992 году стал именоваться князь Стефан Георгиевич Белосельский-Белозерский (утверждено указом Великой Княгини Марии Владимировны, Главы российского Императорского Дома).
- Поль Белосельский-Белозерский (Paul Belosselsky-Belozersky dit Moulin; 1917—2005); жил в Хельсинки, также оставил потомство, носящее фамилию Мулен.
Жорж и Поль Э. Белосельские-Белозерские были официально признаны их отцом князем Эспером Константиновичем; декларация, зарегистрированная в 1920 в Париже в мэрии 8-го округа.
Напишите отзыв о статье "Белосельский, Эспер Константинович"
Примечания
- ↑ [old.vfps.ru/structure/info.php История Российского парусного гоночного союза на старом сайте ВФПС, 2012 г.]
- ↑ Станислав ТАРАТЫНОВ. [spbvedomosti.ru/news/sport/rio_2016_parusnyy_nbsp_sport/ «Галлия II» собирает баллы]. Санкт-Петербургские Ведомости, газета (07 июля 2016). Проверено 24 сентября 2016.
Ссылки
- [www.sports-reference.com/olympics/athletes/be/esper-beloselsky-1.html Эспер Белосельский] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
- [www.angelfire.com/realm/gotha/gotha/belosselsky.html Родословная] от Жака Феррана
- [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_sp/4260/%D0%AD%D1%81%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B0 Эсперова улица в энциклопедии Санкт-Петербурга]
- [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:220875 Эспер Константинович Белосельский-Белозерский]. Генеалогический портал ru.rodovid.org. Проверено 24 сентября 2016.
- [belosselsky.eu/EsperKBB.htm Эспер Константинович Белосельский-Белозерский]. Генеалогический сайт Белосельских belosselsky.eu/. Проверено 24 сентября 2016.
|
Это заготовка статьи о призёре Олимпийских игр. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Белосельский, Эспер Константинович
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
