Белоснежка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Белосне́жка» (нем. Schneewittchen от первоначального нижненемецкого Sneewittchen: Snee — «снег», witt — «белый») — сказка братьев Гримм, опубликованная в 1812 и дополненная в 1854 годах, о прекрасной дочери короля, которую приютили в лесу гномы, спасая от гнева злой мачехи, владеющей волшебным зеркалом. Повествует о зачарованном сне главной героини и её пробуждении благодаря вмешательству королевича. В системе классификации сказочных сюжетов Aарне-Томпсона имеет номер 709[1].





Сюжет

В один зимний снежный день королева сидит и шьёт у окна с рамой из чёрного дерева. Случайно она колет иголкой палец, роняет три капли крови и думает: «Ах, если бы у меня родился ребёночек, белый как снег, румяный как кровь и чернявый как чёрное дерево». Её желание осуществляется и рождается девочка, которую назвали Белоснежкой, мечты королевы-матери в ней находят своё воплощение: она была с белоснежной кожей, чёрными волосами и со здоровым румянцем на щёчках. После рождения дочери королева-мать умирает, и король спустя год женится на другой, гордой и высокомерной красавице. Когда Белоснежке исполняется 7 лет, волшебное зеркальце гордой королевы признаёт её падчерицу самой красивой в стране. Королева поручает псарю отвести в лес и убить девочку, а в доказательство принести ей лёгкое и печень. Пожалев Белоснежку, псарь приносит королеве лёгкое и печень молодого оленя, которые та готовит и съедает.

Белоснежка находит в лесу хижину, в которой накрыт столик на семь персон и, чтобы утолить голод, берёт себе от каждой порции немного овощей, хлеба и вина, а после, перекрестившись, засыпает на одной из кроватей[2]. Когда стемнело, в хижину приходят хозяева, которыми оказываются семь горных гномов-рудокопов. Они видят малютку и увлечены её красотой. Поутру, выслушав историю Белоснежки, гномы предлагают девочке остаться с ними и вести домашнее хозяйство. Также предостерегают от общения с незнакомыми людьми, опасаясь козней её мачехи. Прознав от своего зеркальца, что Белоснежка по-прежнему жива за семью горами, королева трижды приходит, переодевшись в разных людей, в её арсенале — удушающий шнурок для платья, ядовитый гребень и отравленное яблоко. Дважды Белоснежку спасают гномы, но в третий раз распознать причину помертвения их любимицы не удаётся. Но даже бездыханной Белоснежка была свежей и румяной, поэтому гномы не решаются предать её земле, они изготавливают прозрачный хрустальный гроб с золотой надписью и ставят его на вершине горы. Даже звери и птицы приходят оплакать королевскую дочь, а добрые гномы по одному посменно несут стражу. Злая же королева получает от своего зеркальца подтверждение, что она сама отныне краше и милее всех.

Белоснежка очень долгое время лежит в гробу, кажется спящей и выглядит по-прежнему прекрасно. Однажды мимо проезжает королевич и, увидев девушку, влюбляется в неё. Королевич просит гномов обменять на дары или подарить ему гроб, так как он больше не может жить без взгляда на возлюбленную. Из сочувствия гномы передают его слугам гроб с красавицей, который те несут на плечах, но спотыкаются, и кусок отравленного яблока выскакивает из горла Белоснежки. К ней возвращается жизнь. Королевич и Белоснежка справляют свадьбу, на которую также приглашена злая королева. Узнав от зеркальца, что новобрачная прекрасней чем она, королева впадает в панику. Однако любопытство берёт верх и мачеха появляется на свадебном торжестве, где узнаёт свою падчерицу. В наказание за свои деяния злодейка должна плясать в раскалённых железных башмаках, до тех пор, пока не падает замертво.

Интерпретация и анализ сюжета

Сказка включает в себя самые различные информационные блоки и ассоциации, затрагивая аспекты психологии, социологии, истории, христианской теологии, мифологии, космологии. Образ Белоснежки является одним из самых узнаваемых и нашёл своё отражение в живописи, музыке, скульптуре, кинематографе, литературе и поп-культуре.

Важнейшие символические мотивы в сказке: отравленное яблоко, число 7, волшебное зеркало, пояс и гребень, контрастирующие цвета: чёрный, красный и белый, кровь и снег.

Мотив похожего на смерть сна имеется также в сказке «Спящая красавица», вариант которой также написали братья Гримм. На «Белоснежку» Гриммов очень похожа пушкинская «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях», написанная осенью 1833 года в Болдино.

Число «три»

Три капли крови в снегу наряду с рамкой из эбенового дерева — исходная картина для появления особенной красоты Белоснежки в сказке. Число «три» наличествует также в трёх посещениях мачехи, при которых она передаёт «три атрибута Венеры» (пояс, гребень и яблоко) в форме смертоносных подарков[3].

Число «семь»

Число «семь», которое в «Белоснежке» присутствует в числе гномов и горных вершин, связывает эту сказку также со следующими сказками братьев Гримм: «Семь воронов», «Волк и семеро козлят». Представление, что количество карликов имеет хронологический смысл, например, в наименовании гномов по названиям дней недели, нашло отражение как в теории[4], так и в кинематографе[5]. 7 карликов и 7 гор таким образом будут являться метафорой, означающей семь объектов и семь временных промежутков.

Сюжет сказки сопоставим с античными астрономическими представлениями: Белоснежка и семь карликов ассоциируются с Луной в сопровождении (согласно знаниям того времени) Солнца, Земли и пяти планет на эклиптике. Сверх того, метафора Белоснежки и семи карликов может указывать на античное представление о совпадении семи известных «небесных тел» с семью днями недели: Белоснежка и семь карликов, вместе с тем, вероятно являются закодированной картиной устройства космоса, согласно которой Землю сопровождают семь небесных тел, соотносимых с временными промежутками: Солнце (воскресенье), Луна (понедельник), Марс (вторник), Меркурий (среда), Юпитер (четверг), Венера (пятница) и Сатурн (суббота)[6].

Алхимическая интерпретация

Психологические интерпретации

Согласно аналитической психологии Карла Густава Юнга мачеха во многих сказках представляет собой архетип «тени» или «праматери разрушающей и поглощающей»[9].

Согласно антропософии Фриделя Ленца дом карликов представляет собой тело ребёнка, а сами карлики — его стихийные силы. При этом число 7 символизирует время. Сказки о Белоснежке, Спящей красавице и Красной Шапочке образуют последовательность психического упадка. Совместным с мачехой поеданием яблока (переодетая мачеха съела неотравленную половину) Белоснежка идентифицирует себя с искусительницей. И только ценой собственных усилий она может извергнуть яд, способствуя мистической свадьбе (алхимия) между душой (королевна) и духом (королевич)[10].

Об эротическом уровне сказки «Белоснежка» фольклорист Лутц Рехрих замечает, что красота переплетена здесь с любовью, но в исключительно извращённой форме[11]. Сами же сказки братьев Гримм асексуальны. Согласно исследованиям Хайнца Реллеке эта тенденция усиливается в более поздних изданиях[12].

Переводы на русский

В Викитеке есть тексты по теме
Белоснежка
  • П. Полевой (1839—1902) — «Снегурочка»
  • Г. Петников (1894—1971) — «Снегурочка»
  • В. Вальдман (1884—1962) — «Белоснежка»
  • А. Введенский (1904—1941) — «Снегурочка»
  • Г. Шалаева — «Белоснежка»
  • В. Соловьёва — «Белоснежка»
  • Г. Сергеева — «Белоснежка и семь гномов»
  • Э. Иванова — «Белоснежка»
  • А. Коротков — «Белоснежка и семь гномов»
  • Н. Терентьева — «Белоснежка»
  • А. Васильева — «Белоснежка»
  • Е. Неволина — «Белоснежка и семь гномов»
  • О. Верникович — «Белоснежка»
  • Н. Кириллова — «Белоснежка»
  • Н. Алёшина — «Белоснежка и семь гномов»
  • О. Трифонова — «Белоснежка и семь гномов»
  • А. Файкова — «Белоснежка»
  • Е. Песковская — «Белоснежка»
  • Е. Песковская, П. Полевой, А. Фёдоров-Давыдов — «Белоснежка»
  • С. Кузьмин — «Белоснежка»[13]

Театральные постановки

Экранизации

Интересные факты

  • Видеоклип на песню «Sonne» немецкой рок-группы «Dammeder» (сущ. с 1994) представляет собой довольно свободную интерпретацию сказки о Белоснежке и семи гномах. Rammstein играют гномов, которые трудятся в шахтах в поте лица, добывая там для Белоснежки наркотики (по другой версии — золотую пыль). В один прекрасный день у красавицы случается передозировка и опечаленные гномы кладут её тело в стеклянный гроб. Этот гроб гномы собираются оставить на холме, но как только гроб опускается на землю, со стоявшей рядом яблони срывается яблоко и разбивает стекло, и конечно же, Белоснежка оживает.
  • Белоснежка является одной из главных героинь комикса «Fables». В нём она предстаёт холодной и прагматичной бизнес-леди, управляющей колонией сказочных существ, размещённой в современном Нью-Йорке.
  • Сюжет рассказа «Меньшее Зло» из сборника «Последнее желание» (часть «Саги о Геральте» польского писателя Анджея Сапковского) основан на сказке о Белоснежке. Сама героиня предстаёт там под именем Ренфи по прозвищу «Сорокопутка».
  • В 2008 году компания «Disney Enterprises, Inc.» подала заявку на регистрацию бренда «Белоснежка» (англ. Snow White) в Ведомство по патентам и товарным знакам США. Данный бренд был зарегистрирован в 2013 году[15].

См. также

Напишите отзыв о статье "Белоснежка"

Примечания

  1. Heidi Anne Heiner. [www.surlalunefairytales.com/sevendwarfs/other.html Tales Similar to Snow White and the Seven Dwarfs]. Проверено 22 сентября 2010. [www.webcitation.org/6Gmugr0ou Архивировано из первоисточника 21 мая 2013].
  2. этот сюжет схож с французской сказкой «Три медведя»
  3. Robert Ranke-Graves: Die weiße Göttin — Sprache des Mythos, S.474, Reinbek bei Hamburg 2002, ISBN 3-499-55416-X
  4. Robert Ranke-Graves: Die weiße Göttin — Sprache des Mythos, S. 306—321 und S.339, Reinbek bei Hamburg 2002, ISBN 3-499-55416-X
  5. Caroline Thompson: Snow White" 2001, mit Miranda Richardson und Kristin Kreuk, hier wird die Metaphorik von den sieben Zwergen und den sieben Wochentagen noch ausgeweitet auf das Motiv der sieben Farben des Regenbogens
  6. Hedwig von Beit: Symbolik des Märchens. Bern 1952, S. 259
  7. Patrick Burensteinas. [books.google.fr/books?id=Sc1VPgAACAAJ От Материи к Свету: философский камень, модель мира] = De la Matière à la Lumière: Pierre philosophale, modèle du monde. — Le Mercure Dauphinois, 2009. — С. 71-75. — 78 с. — ISBN 9782356620118.
  8. Здесь и далее цитаты по тексту Петра Полевого «Снегурочка».
  9. Eugen Drewermann: Schneewittchen: Märchen Nr. 53 aus der Grimmschen Sammlung. In der Reihe Grimms Märchen tiefenpsychologisch gedeutet, Zürich 1998. ISBN 3-530-40021-1
  10. Friedel Lenz: Bildsprache der Märchen. 2. Auflage. Urachhaus, Stuttgart 1972, ISBN 3-87838-148-4, S. 30-47
  11. Lutz Röhrich: … und wenn sie nicht gestorben sind …, Anthropologie, Kulturgeschichte und Deutung von Märchen. Böhlau, Köln/Weimar/Wien 2002, ISBN 3-412-11201-1
  12. Tomi Ungerer: Tomi Ungerer’s Erzählungen für Erwachsene., München 192, ISBN 3-453-05598-5
  13. [www.fantlab.ru/work155558 Белоснежка на сайте «Лаборатория фантастики»]
  14. Шепелева Е. [www.gorodn.ru/razdel/obshchestvo_free/v_gorode/5670/ Балет с намёком на Диснея] // Город N. — 2013. — 26 марта.
  15. tsdr.uspto.gov/?searchType=SERIAL_NO#caseNumber=77618057&caseType=SERIAL_NO&searchType=statusSearch - Сайт Ведомства по патентам и товарным знакам США. US Serial Number: 77618057

Отрывок, характеризующий Белоснежка

Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.