Белоусов, Владимир Игнатьевич

Владимир Игнатьевич Белоусов
Дата рождения	24 мая (6 июня) 1908(1908-06-06)
Место рождения	Царское Село, Российская империя
Дата смерти	2 октября 1981(1981-10-02) (73 года)
Место смерти	Ленинград, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1930—1948
Звание
Сражения/войны	Советско-финская война, Великая Отечественная война
Награды и премии

Влади́мир Игна́тьевич Белоу́сов (24 мая [6 июня] 1908 года — 2 октября 1981 года) — советский военный лётчик, участник советско-финской войны (в должности командира эскадрильи 9-го штурмового авиационного полка 7-й армии Северо-Западного фронта, капитан) и Великой Отечественной войны (в должности командира 198-й штурмовой авиационной дивизии, полковник).

Герой Советского Союза (21.03.1940), полковник запаса (с 1948 года).

Биография

Родился 24 мая (6 июня) 1908 года в семье рабочего. Русский. Член ВКП(б) с 1932 года. Окончил семилетку. Работал на хлебозаводе.

В 1930 году призван в ряды Красной армии. В 1932 году окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу лётчиков. В 1933 году — 14-ю военную школу лётчиков в городе Энгельсе. В 1934 году — военную школу пилотов.

Участвовал в советско-финской войне 1939—1940 годов. Командир эскадрильи 9-го штурмового авиационного полка капитан В. И. Белоусов умело организовал действия подразделения по разведке и уничтожению живой силы и техники врага. Лично произвёл 30 боевых вылетов на бомбардировку войск противника и уничтожение его пулемётным огнём в районе станции Лейпясуо, Кямяря (Гаврилово Выборгского района Ленинградской области).

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 марта 1940 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство капитану Владимиру Игнатьевичу Белоусову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 252).

В боях Великой Отечественной войны с июля 1941 года. До января 1943 года командовал 65-м штурмовым авиационным полком.

10 июля 1941 года на Онежско-Ладожском перешейке начала наступление Карельская армия. Финские войска расчленили нашу 7-ю армию на две части и вышли к северо-восточному побережью Ладожского озера, после чего развернули наступление на трех направлениях: петрозаводском, олонецком и сортавальском, стремясь прорваться к Ленинграду с северо-востока.

Чтобы остановить противника, Военный совет Северного фронта по указанию главкома войск Северо-Западного направления направил 7-й армии подкрепления. 19 июля 1941 года прибыла одна эскадрилья 65-го штурмового авиационного полка, а 27 июля 1941 года — ещё две эскадрильи.

В декабре 1941 года 65-й штурмовой авиационный полк понёс большие потери в самолётном парке и был перебазирован на аэродром Колежма, южнее Соловецких островов, для перевооружения на самолеты «Харрикейны», а в феврале 1942 года — перелетели на прифронтовой аэродром Подужемье, западнее города Кемь.

65-му штурмовому авиационному полку было присвоено звание гвардейского (17-й гвардейский штурмовой авиационный полк) с перевооружением его новейшими самолетами Ил-2. Но часть лётного и технического состава передавались во вновь формируемый 767-й истребительно-авиационный полк 112-й истребительно-авиационной дивизии, вооруженный самолетами «Харрикейн».

С 18 марта 1944 года и до конца войны полковник В. И. Белоусов командовал 198-й штурмовой авиационной дивизией. С 7 июля 1944 года 198-я штурмовая авиационная дивизия участвовала в боевых действиях в составе 6-го штурмового авиационного корпуса.

К середине августа 1944 года войска 8-й гвардейской армии, отражая многочисленные контратаки и преодолевая яростное сопротивление врага, с помощью авиации не только удержали, но и расширили магнушевский плацдарм на реке Висла до 20—25 км по фронту и до 15 км в глубину. Особенно эффективно действовали авиационные полки 6-го штурмового авиационного корпуса под прикрытием истребителей 194-й истребительной авиационной дивизии. За успешные боевые действия 198-я штурмовая авиационная дивизия получила благодарность от командиров 28-го и 29-го гвардейских стрелковых корпусов.

К 7 октября 1944 года дивизия была перебазирована на аэродром Вышкув, в 20 км от линии фронта. Её действия войсками оценивались весьма высоко. В течение 7-9 октября 1944 года, несмотря на неблагоприятные метеоусловия, 198-я штурмовая авиационная дивизия полковника В. И. Белоусова оказала большую помощь войскам 65-й армии, ведущим тяжелые и упорные бои с крупными силами противника на западном берегу реки Нарев в районе южнее Пултуска. В трудных условиях лётчики непрерывно уничтожали скопления танков, пехоты и технику противника, проявляя при этом мужество и прекрасное знание своего дела.

Командующим войсками 65-й армии генерал-полковником Батовым за боевые действия и оказанную помощь войскам 65-й армии в упорных и тяжёлых боях с крупными силами танков и пехоты противника в районе южнее Пултуска всему личному составу 198-й штурмовой авиационной дивизии была объявлена благодарность.

За отличия в боях за освобождение Варшавы в январе 1945 года 198-й штурмовой авиационной дивизии было присвоено почетное наименование «Варшавская». За доблесть, мужество и образцовое выполнение боевых заданий командования в ходе Берлинской операции дивизия была награждена орденом Красного Знамени.

После окончания Великой Отечественной войны полковник В. И. Белоусов был старшим инспектором управления боевой подготовки Военно-воздушных сил. С 1948 года полковник В. И. Белоусов — в запасе. Жил в Ленинграде. Скончался 2 октября 1981 года.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза (№ 252)
• Орден Ленина
• Орден Красного Знамени
• Два ордена Суворова II степени
• Орден Кутузова II степени
• Орден Отечественной войны I степени
• Орден Красной Звезды
• Медали, в том числе:
  • «За боевые заслуги»
  • «За оборону Ленинграда»
  • «За оборону Советского Заполярья»
  • «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • «За взятие Берлина»
  • «За освобождение Варшавы»
  • «Ветеран труда»

Память

Внешние изображения
	[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=9240 Надгробный памятник]

• Похоронен на Серафимовском кладбище в Санкт-Петербурге.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4203 Белоусов, Владимир Игнатьевич]. Сайт «Герои Страны».  (Проверено 16 июня 2011)

Отрывок, характеризующий Белоусов, Владимир Игнатьевич

– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.