Белая эмиграция

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Белоэмигрант»)
Перейти к: навигация, поиск

Бе́лая эмигра́ция (Русская белая эмиграция, также Русская эмиграция первой волны) — наименование волны эмиграции из России, возникшей вследствие событий почти шестилетней Гражданской войны (19171923).

Белая эмиграция, которая с 1919 года приняла массовый характер, сформировалась в ходе нескольких этапов. Первый этап связан с эвакуацией Вооружённых сил Юга России под командованием Генерального штаба генерал-лейтенанта А. И. Деникина из Новороссийска в феврале 1920 года. Второй этап — с эвакуацией Русской Армии под командованием генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920 года, третий — с поражением войск адмирала А. В. Колчака и эвакуацией японской армии из Приморья в 1920-1921 годах.

Общее количество эмигрантов из России на 1 ноября 1920 по подсчётам американского Красного Креста составляло 1 млн 194 тыс. человек.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2759 дней] По данным Лиги Наций, по состоянию на август 1921 года было более 1,4 млн беженцев из России.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2759 дней] В то же время доктор исторических наук В. М. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918—1924 годах величиной не менее 5 млн человек, включая сюда и около 2 млн жителей польских и прибалтийских губерний входивших в состав Российской империи до первой мировой войны и затем вошедших в состав новообразованных суверенных государств и предпочетших гражданство новых государств российскому.[1] В подавляющем большинстве эмигрантами были военные, дворяне, предприниматели, интеллигенция, казаки, духовенство, государственные служащие, а также члены их семей.





Военная эмиграция

Ещё в мае 1920 года генералом бароном Врангелем был учреждён так называемый «Эмиграционный Совет», спустя год переименованный в Совет по расселению русских беженцев. Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем, на Принцевых островах (Галлиполийское сидение) и в Болгарии; военные лагеря в Галлиполи, Чаталдже и на Лемносе (Кубанский лагерь) находились под английской или французской администрацией.

Последние операции по эвакуации армии Врангеля прошли с 11 по 14 ноября 1920 года: на корабли было погружено 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров и 5 тысяч солдат регулярных частей, 10 тысяч юнкеров, 7 тысяч раненых офицеров, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыла и до 60 тысяч статских лиц, в основном, членов семей офицеров и чиновников. В конце 1920 года картотека Главного справочного (или регистрационного) бюро уже насчитывала 190 тысяч имён с адресами. При этом количество военных оценивалась в 50-60 тысяч человек, а гражданских беженцев — в 130—150 тысяч человек.[1]

После эвакуации Крыма остатки Русской Армии были размещены в Турции, где генерал П. Н. Врангель, его штаб и старшие начальники получили возможность восстановить её как боевую силу. Ключевой задачей командования стало, во-первых, добиться от союзников по Антанте материальной помощи в необходимых размерах, во-вторых, парировать все их попытки разоружить и распустить армию и, в-третьих, дезорганизованные и деморализованные поражениями и эвакуацией части в кратчайший срок реорганизовать и привести в порядок, восстановив дисциплину и боевой дух.

Юридическое положение Русской Армии и военных союзов было сложным: законодательство Франции, Польши и ряда других стран, на территории которых они располагались, не допускало существование каких-либо иностранных организаций, «имеющих вид устроенных по военному образцу соединений». Державы Антанты стремились превратить отступившую, но сохранившую свой боевой настрой и организованность русскую армию в сообщество эмигрантов. «Ещё сильнее, чем физические лишения, давила нас полная политическая бесправность. Никто не был гарантирован от произвола любого агента власти каждой из держав Антанты. Даже турки, которые сами находились под режимом произвола оккупационных властей, по отношению к нам руководствовались правом сильного» — писал Н. В. Савич, ответственный за финансы сотрудник Врангеля. Именно поэтому Врангель принимает решение о переводе своих войск в славянские страны.

Весной 1921 года П. Н. Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения личного состава Русской Армии в Югославию. Частям было обещано содержание за счёт казны, включавшее в себя паёк и небольшое жалование. 1 сентября 1924 года П. Н. Врангель издал приказ об образовании «Русского Общевоинского Союза» (РОВС). В него включались все части, а также военные общества и союзы, которые приняли приказ к исполнению[2]. Внутренняя структура отдельных воинских подразделений сохранялась в неприкосновенности. Сам же РОВС выступал в роли объединяющей и руководящей организации. Его председателем стал Главнокомандующий, общее управление делами РОВС сосредотачивалось в штабе Врангеля. С этого момента можно говорить о превращении Русской Армии в эмигрантскую организацию, при этом Русский общевоинский союз являлся законным преемником Белой армии. Об этом можно говорить, ссылаясь на мнение его создателей: «Образование РОВСа подготавливает возможность на случай необходимости, под давлением общей политической обстановки, принять Русской армии новую форму бытия в виде воинских союзов». Эта «форма бытия» позволяла выполнять главную задачу военного командования в эмиграции — сохранение имеющихся и воспитание новых кадров армии.

С 1929 года В. В. Орехов, Е. В. Тарусский и С. К. Терещенко в Париже стали издавать журнал «Часовой» — орган связи русских солдат и офицеров в эмиграции (журнал издавался до 1988 года). В эмиграции существовали также полковые музеи, иногда на правах «домашнего» уголка. Со временем многие из них вливались в более крупные музеи русской военной эмиграции. В 90-е годы прошлого столетия некоторые из сохранившихся музеев, например общества «Родина» (США) были переданы в Россию. Некоторые военные музеи русской военной эмиграции существуют и по сей день, как Музей Лейб-гвардии казачьего полка[3] или Музей русской военной были[4].

Во время Второй мировой войны из белых эмигрантов в Югославии был сформирован Русский корпус, сражавшийся на стороне Германии, с коммунистическими партизанами Тито, а позднее — с частями Советской Армии.

Казачество

В Европу эмигрировали и казачьи части. Русские казаки появились на Балканах. Все станицы, точнее — лишь станичные атаманы и правления, — подчинялись «Объединённому совету Дона, Кубани и Терека» и «Казачьему союзу», которые возглавлялись Богаевским.

Одной из самых крупных была Белградская общеказачья станица имени Петра Краснова, основанная в декабре 1921 г. и насчитывавшая 200 человек. К концу 20-х гг. численность её сократилась до 70 — 80 человек. Долгое время атаманом станицы состоял подъесаул Н. С. Сазанкин. Вскоре из станицы ушли терцы, образовав свою станицу — Терскую. Оставшиеся в станице казаки вступили в РОВС и она получила представительство в «Совете военных организаций» IV отдела, где новый атаман генерал Марков имел одинаковое с другими членами совета право голоса.

В Болгарии к концу 20-х гг. насчитывалось не более 10 станиц. Одной из самых многочисленных была Калединская в Анхиало (атаман — полковник М. И. Караваев), образованная в 1921 г. в количестве 130 человек. Менее чем через десять лет в ней осталось только 20 человек, причём 30 уехало в Советскую Россию. Общественная жизнь казачьих станиц и хуторов в Болгарии состояла в помощи нуждающимся и инвалидам, а также в проведении военных и традиционных казачьих праздников.

Бургасская казачья станица, образованная в 1922 г. в количестве 200 человек, к концу 20-х гг. насчитывала также не более 20 человек, причём половина из первоначального состава вернулась домой.

В течение 30 — 40-х гг. казачьи станицы прекращали своё существование в связи с событиями Второй мировой войны.

Белая эмиграция в Европе

По неполным данным Службы по делам беженцев Лиги наций, в 1926 году официально было зарегистрировано 958,5 тысяч русских беженцев. Около 200 тысяч человек — приняла Франция; около 300 тысяч — приняла Турция (Турецкая республика); в Китае их находилось 76 тысяч, в Югославии, Латвии, Чехословакии, Болгарии и Греции приблизительно по 30-40 тысяч человек.

Выполнивший роль главной перевалочной базы эмиграции Константинополь со временем утратил своё значение. Признанными центрами эмиграции стали на её следующем этапе Париж, Берлин и Харбин (до его оккупации японцами в 1936 году), а также Белград и София. Русское население Берлина насчитывало в 1921 году около 200 тысяч человек, оно особенно пострадало в годы экономического кризиса, и к 1925 году их оставалось всего 30 тысяч человек. Приход к власти немецких национал-социалистов ещё более оттолкнул русских эмигрантов от Германии. На первые места в эмиграции выдвинулись Прага и, в особенности, Париж, ставший культурной столицей русской эмиграции первой волны. Важную роль в послевоенной жизни казаков здесь занимало Донское войсковое Объединение, председатель Романов В. Н. Ещё накануне Второй мировой войны, но в особенности во время боевых действий и вскоре после войны обозначилась тенденция переезда части первой эмиграции в США.[1]

Русские эмигранты в Китае

Перед революцией численность российской колонии в Маньчжурии составляла не менее 200—220 тысяч человек, а к ноябрю 1920 года — уже не менее 288 тысяч человек. С отменой 23 сентября 1920 года статуса экстерриториальности для российских граждан в Китае всё русское население в нём, в том числе и беженцы, перешло на незавидное положение бесподданных эмигрантов в чужом государстве, то есть на положение фактической диаспоры. На протяжении всего периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918—1922 годы) здесь наблюдалось значительное механическое движение населения, заключавшееся, однако, не только в притоке населения, но и в значительном его оттоке — вследствие колчаковских, семёновских и прочих мобилизаций, реэмиграции и репатриации в большевистскую Россию.

Первый серьёзный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируется началом 1920 года — временем, когда уже пала Омская директория; второй — октябрём-ноябрём 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой «Российской Восточной окраины» под командованием атамана Г. М. Семёнова (одни только регулярные его войска насчитывали более 20 тысяч человек; они были разоружены и интернированы в так называемых «цицикарских лагерях», после чего переселены китайцами в район Гродеково на юге Приморья); наконец, третий, — концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, на КВЖД их, за некоторыми исключениями, не пропускали; некоторых даже высылали в советскую Россию.

Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась ещё одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье: они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом.

Общее же население русских колоний в Маньчжурии и Китае в 1923 году, когда война уже закончилась, оценивалось приблизительно в 400 тысяч человек. Из этого количества не менее 100 тысяч получили в 1922—1923 годах советские паспорта, многие из них — не менее 100 тысяч человек — репатриировались в РСФСР (свою роль тут сыграла и объявленная 3 ноября 1921 года амнистия рядовым участникам белогвардейских соединений). Значительными (подчас до десятка тысяч человек в год) были на протяжении 1920-х годов и реэмиграции русских в другие страны, особенно молодёжи, стремящейся в университеты (в частности, в США, Австралию и Южную Америку, а также Европу).[1]
Уже в 1920 году при участии КВЖД появился Харбинский техникум, впоследствии ставший Харбинским политехническим институтом, ректором которого был Устругов (бывший министр путей сообщения при Колчаке). Затем в Харбине открылись Педагогический институт, Медицинский институт, Коммерческий институт, Институт Востока, Юридический институт, Владимирская семинария и Северо-маньчжурский университет. В большинстве эти учебные заведения создавались на основе российской системы образования.[5]
В 1931 году в Харбине на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, где проживала большая русская колония, в среде русской эмиграции образовалась Российская фашистская партия. Партия была создана 26 мая 1931 года на 1-м съезде Русских Фашистов, проходившем в Харбине. Лидером Российской Фашистской партии являлся К. В. Родзаевский.

Во время японской оккупации Маньчжурии было создано Бюро по делам русских эмигрантов во главе с Владимиром Кислицыным.

Правовое положение эмигрантов

15 декабря 1921 г. ВЦИК и СНК РСФСР был принят декрет, согласно которому с момента его издания лишались прав российского гражданства лица нижепоименованных категорий: а) лица, пробывшие за границей беспрерывно свыше 5 лет и не получившие от советских представительств заграничных паспортов или соответствующих удостоверений до 1 июня 1922 г. (этот срок не распространялся на страны, где не было представительств РСФСР, в каковых странах означенный срок должен был быть установлен после учреждения таковых представительств); б) лица, выехавшие из России после 7 ноября 1917 г. без разрешения советской власти; в) лица, добровольно служившие в армиях, сражавшихся против советской власти или участвовавших в какой бы то ни было форме в контрреволюционных организациях; г) лица, имевшие право оптации российского гражданства и не воспользовавшиеся этим правом к моменту истечения срока таковой; д) лица, не подходящие под п. «а», находящиеся за границей и не зарегистрировавшиеся в указанный в п. «а» и в примечаниях к нему срок в заграничных представительствах РСФСР.[6]

Таким образом, эмигранты оказывались лицами без гражданства. Их права защищали как прежние российские посольства и консульства, по мере признания соответствующими государствами РСФСР и, затем, СССР превратившимися в негосударственные организации, так и вновь возникшие организации.

Совещание послов, созданное в Париже 2 февраля 1921 г. во главе с М. Н. Гирсом а после его смерти в 1932 г. — во главе с В. А. Маклаковым, поставило своей задачей «охранить до последней возможности идею общерусской государственности, дабы не дать распылиться всем организованным силам противобольшевистской России в их тяжелой борьбе за русское дело». Было решено, что «до тех пор, пока державы отказываются признавать большевиков, единственным органом, имеющим характер постоянности, законной преемственности и сравнительной независимости от хода событий, является русское дипломатическое представительство за границей. В частности, только оно может нести ответственность за судьбу русских государственных средств и казенного имущества».

Однако целый ряд правовых вопросов, касающихся российских эмигрантов, можно было решить только на международном уровне. 27 июня 1921 г. сессия Совета Лиги наций приняла решение создать должность Верховного комиссара по делам русских беженцев. Им стал Фритьоф Нансен. В 1922 г. появились нансеновские паспорта для эмигрантов из России.

До начала XXI века в разных странах оставались эмигранты и их дети, которые жили с нансеновским паспортом и, в конце концов, получили гражданство Российской Федерации. Среди них Анастасия Ширинская-Манштейн (1912—2009), старейшина русской общины в Тунисе, председатель Объединения кадет российских кадетских корпусов во Франции Андрей Шмеман (1921—2008).

Платные 5-франковые марки с изображением Нансена (нансеновские марки) наклеивались на нансеновские паспорта вместо гербов, символизирующих власть государства, после уплаты взноса и давали законную силу документу. Из средств, собранных за эти марки, формировался особый фонд, средства которого использовались прежде всего для облегчения переселения и устройства беженцев в заокеанских странах, прежде всего в Южной Америке. Управление этим фондом находилось в руках особого органа в составе представителя Совета Лиги Наций и представителя Административного совета Международного бюро труда.

Эмигрантские организации добивались участия в расходовании средств особого фонда. Х сессия Лиги Наций (сентябрь 1929 г.) постановила, «чтобы часть фонда, образуемого от продажи нансеновских марок, была использована для пополнения фондов, учрежденных для оказания помощи беженцам, заслуживающих вспомоществования». Так, во Франции половина нансеновского сбора шла в Лигу Наций, а другая половина поступала в распоряжение Распределительного комитета в Париже, который входил в состав образованного в 1924 г. Эмигрантского комитета во главе с Маклаковым. Эмигрантский комитет выполнял посреднические функции между полуофициальным Офисом по защите интересов российских беженцев (эмигрантского учреждения, ставшего преемником русского генерального консульства в Париже), французским правительством и русской колонией. Этот комитет распространял свою деятельность далеко за пределы Франции, в том числе был представлен в международных организациях.

30 июня 1928 г. было подписано межправительственное соглашение о юридическом статусе русских и армянских беженцев. Оно учреждало представительства Верховного комиссара по делам беженцев в различных странах, которые должны были выполнять функции, лежащие обычно на консульствах. Также соглашение оговаривало личные права эмигрантов.

28 октября 1933 г. представителями 12 государств была подписана Конвенция о юридическом статусе русских и армянских беженцев. Она приравнивала русских и армянских беженцев к «местным гражданам или иностранцам, наиболее привилегированным в силу международных соглашений», гарантировала беспрепятственный въезд и выезд из страны, выдававшей нансеновские паспорта, запрещала высылку беженцев за границу, кроме случаев преступления и нарушений общественного порядка, давала беженцам свободный доступ к судам и освобождение от судебного залога, давала облегчение в отношении права на труд и приравнивала к местным гражданам в отношении призрения и социального страхования, а также получении образования и обложения налогами.[7][8][9]

Политические настроения эмигрантов

Политические настроения и пристрастия начального периода русской эмиграции представляли собой достаточно широкий спектр течений, практически полностью воспроизводивший картину политической жизни дооктябрьской России. Например, югославская, китайская и аргентинская эмиграция была настроена, в основном, монархистски, а чехословацкая, французская и американская в основном разделяла либеральные ценности.

В первой половине 1921 года характерной чертой было усиление монархических тенденций, объяснявшихся, прежде всего, желанием рядовых беженцев сплотиться вокруг «вождя», который мог бы защитить их интересы в изгнании, а в будущем обеспечить возвращение на родину. Такие надежды связывались с личностью П. Н. Врангеля, а затем Великого Князя Николая Николаевича Младшего, которому генерал Врангель подчинил крупнейшую организацию белого зарубежья — РОВС.

В 1926 году в Париже прошёл Российский зарубежный съезд, на котором была сделана попытка координировать деятельность эмигрантских организаций.

В тридцатых годах была создана такая организация, как «Национальный Союз Русской Молодёжи», впоследствии переименовавшаяся в «Национально-Трудовой Союз Нового Поколения» (НТСНП). Её целью было противопоставить марксизму-ленинизму другую идею, основанную на солидарности и патриотизме. В неё вошли в основном дети эмигрантов первой волны.

Русская эмиграция во время Второй мировой войны

Вторая мировая война расколола русскую эмиграцию на два лагеря: на прогерманский (все, кто участвовали в войне на стороне нацистской Германии и её сателлитов) и антигерманский (все, кто принял участие в Движении Сопротивления и симпатизировал СССР). Их называли иногда соответственно «пораженцами» и «оборонцами»[10].

Коллаборационисты

По утверждению историка Олега Будницкого, если сравнивать число тех, кто принял участие в движении Сопротивления и выступил на стороне нацистской Германии, то подавляющее большинство эмигрантов выступило на стороне нацистской Германии[11]. В качестве наиболее веской аргументации Олег Будницкий ссылается на самый многочисленный из всех белоэмигрантских формирований, воевавших на стороне нацистской Германии, Русский корпус в Югославии, через который за всё время войны прошло около 17 тысяч человек, из которых около 5,5 тысяч были граждане СССР.

С другой стороны, по словам адмирала М. А. Кедрова, который командовал в 1920 году врангелевским флотом: «Немцам не удалось увлечь за собой нашу эмиграцию — только единицы пошли за ними, наивно мечтая, что они, завоёвывая Россию для себя и готовя русский народ к роли удобрения для „великого германского народа“, вернут им потерянные имения». К тому же значительное количество эмигрантов обосновалось в США, и, по мнению Ю. И. Прохорова, в армии США во время Второй мировой войны служило не менее двух тысяч казаков.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3044 дня]

Эмигранты служили в РОА, дивизии «Руссланд» и других коллаборационистских формированиях. Наиболее известными из ставших коллаборационистами эмигрантов были Пётр Краснов и Андрей Шкуро. Претендент на российский престол Владимир Кириллович после начала Великой Отечественной войны 26 июня 1941 года заявил:

В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырёх лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей Родины с призывом: способствовать по мере сил и возможностей свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма.[12].

Когда до белой эмиграции стали доходить сведения о насилии гитлеровцев над гражданским населением на оккупированных территориях СССР, число поддерживающих Третий рейх эмигрантов стало резко сокращаться.

Антигитлеровцы

Однако довольно много русских эмигрантов выступили и против Германии. Так, в движении Сопротивления во Франции и Бельгии принимали участие ряд проживавших там русских эмигрантов.

Вот некоторые из них: А. А. Скрябина, М. А. Струве, З. А. Шаховская, И. И. Троян, Борис Вильде, В. А. Оболенская, И. А. Кривошеин, А. Н. Левицкий, Г. Газданов, Д. Г. Амилахвари, А. Б. Катлама, А. А. Беннигсен, Г. Л. Рошко, Н. В. Вырубов, К. Д. Померанцев, И. А. Британ, Д. М. Фиксман, К. Л. Фельдзер, В. Л. КорвинПиотровский, В. Н. Лосский, Л. В. Поляков, Э. М. Райс, Е. Ф. Роговский, С. Р. Эрнст, А. Ю. Смирнова-Марли.

Научные сотрудники Музея человека в Париже Борис Вильде и Анатолий Левицкий организовали в подвале музея типографию, которая в конце 1940 года выпустила первый номер листовки, озаглавленной словом «Сопротивляться!», давшей название всему патриотическому движению во Франции. В конце 1941 года они были арестованы и в феврале 1942 года Вильде, Левицкий и ещё пять человек этой подпольной группы были расстреляны у стены форта Мон-Валерьен. Историк Борис Ковалев утверждал, имея в виду Бориса Вильде и Анатолия Левицкого, что «нельзя забывать, что в той же самой Франции движение Сопротивления начинается из среды русской иммиграции, а не из среды этнических французов»[13]. Фактически же вдохновил русскую эмиграцию на войну против Германии Антон Иванович Деникин, который отказался даже под угрозой смерти сотрудничать с Германией и осудил всех, ушедших на сторону Германии[14].

Известными также стали такие эмигранты-участники движения Сопротивления, как Вера Оболенская, монахиня Мария (Скобцова), Игорь Кривошеин, Гайто Газданов и Марина Шафрова-Марутаева. В Югославии же значительная часть русских эмигрантов, которая служила в вермахте, СС или хорватском домобранстве, после фактического начала геноцида сербов стали покидать ряды и убегать к антигитлеровским военным формированиям: многие из эмигрантов, как Аркадий Попов или Олег и Лев Окшевские, продолжили службу в авиации союзников. По свидетельству Никиты Ильича Толстого, внука Льва Николаевича Толстого, в Белграде более 80 % представителей русской эмиграции встали на сторону своей исторической родины, в то время как «пораженцев» (сочувствовавших гитлеровскому режиму и коллаборационистов) насчитывалось не более 15-20 %[15].

2 июля 1941 года экзарх Московского Патриархата в Северной Америке митрополит Вениамин (Федченков) выступил в Нью-Йоркском комплексе Madison Square Garden на огромном митинге, состоящем в основном из эмигрантов. В своей речи он сказал: «Я не политик, а простой наблюдатель. Но всякий знает, что момент наступил самый страшный и ответственный для всего мира. Можно и должно сказать, что от конца событий в России зависят судьбы мира… И потому нужно приветствовать намерение Президента и других государственных мужей о сотрудничестве с Россией в самый ближайший момент и во всякой форме. Вся Русь встала! Не продадим совесть и Родину!» Митрополит Вениамин (Федченков) участвовал в работе комитетов по сбору пожертвований, разъезжал по стране, выступая с речами и проповедями.

Эмигрантка из России А. Ю. Смирнова-Марли написала русские слова и музыку знаменитой «Песни партизан», ставшей впоследствии гимном французского Сопротивления.

В США в годы Великой Отечественной войны широко развернулась просоветская деятельность той части русской эмиграции, которая группировалась вокруг Американо-русского общества взаимопомощи (АРОВ), деятельность которого была направлена на оказание помощи Советской России. Белоэмигранты проводили массовые митинги и собрания, был организован сбор средств и теплых вещей для Красной Армии. В начале войны композитор С. В. Рахманинов дал большой концерт, сбор от которого был передан в фонд Красной Армии.

Реэмиграция

В феврале 1921 года из Турции вернулись в Россию 3 300 эмигрантов, 30 марта пароход «Решид-Паша» увёз в Россию ещё 5869 человек. Более пяти тысяч репатриантов из Константинополя в 1921 удалось вывезти А. П. Серебровскому, члену Главконефти и председателю Бакинского нефтяного комитета, для работы на бакинских промыслах.

3 ноября 1921 года было принято постановление ВЦИК РСФСР «О порядке восстановления в правах гражданства отдельных категорий лиц, которые были лишены этих прав в силу Конституции РСФСР или отдельных постановлений центральной и местной власти». Оно объявило амнистию «в ознаменование четвёртой годовщины власти трудящихся в связи с окончанием войны и переходом на мирное строительство». Эта амнистия коснулась всех участников военных организаций Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Пермикина и Юденича, «путём обмана или насильственно втянутых в борьбу против Советской власти» и распространялась лишь на эмигрантов, находившихся в Польше, Румынии, Эстонии, Литве и Латвии.

9 июня 1924 было принято постановление ВЦИК РСФСР «О распространении амнистии, объявленной 3 ноября 1921 года, на всех находящихся на Дальнем Востоке, в Монголии и Западном Китае рядовых солдат белых армий». Проведение амнистии возлагалось на специальные миссии НКИД и РОКК за рубежом.

Согласно циркуляру НКВД РСФСР № 138 от 8.05.1923, не подпадавшим под амнистию лицам (фельдфебелям, юнкерам, участникам кадетских отрядов, прапорщикам, корнетам, подпоручикам, жандармам, военным чиновникам белых армий), в случае изъявления ими желания восстановить себя в гражданстве СССР, рекомендовалось обращаться с ходатайствами на имя ЦИК через советские полпредства. От них при этом требовалось указать все совершённые ими «преступления против рабоче-крестьянского правительства». ОГПУ разъясняло НКИД, что белое офицерство никакими льготами не пользуется и должно «ликвидировать свои отношения к белому движению собственными средствами. Единичные ходатайства могли быть удовлетворены при наличии поручительства в их будущей лояльности по отношению к Советской власти» некоего «известного лица».

За 1921—1931 годы в РСФСР и другие республики СССР возвратились 181 432 эмигранта, из них только в 1921 году — 121 843 человек. Из русской эмигрантской колонии в Китае, составлявшей почти 400 тыс. человек, не менее 100 тыс. получили в 1922—1923 годах советские паспорта, не менее 100 тыс. человек репатриировались за эти годы в РСФСР.[16]

С 1921 года в странах расселения эмигрантов стали возникать Союзы возвращения на родину. В 1921 в Праге был издан сборник статей «Смена вех», авторы которых утверждали, что большевистская власть уже «переродилась» и действует в национальных интересах России, поэтому необходимо примирение и сотрудничество с ней. Со временем понятие «сменовеховство» стало распространяться не только на авторов сборника «Смена вех» и их последователей, но и на всех сторонников примирения и сотрудничества с коммунистическим режимом в СССР. Первым идеологом сменовеховства был профессор Николай Устрялов.

Но большая часть белой эмиграции стала категорическим противником возвращения эмигрантов в Советскую Россию и вступила в идейную борьбу против агитации Союзов возвращения на родину и сменовеховцев, выдвинув в качестве антипода возвращенчества идею непримиримости.

Новый всплеск возвращенческих настроений у эмигрантов относится к периоду после Второй мировой войны. После издания 14 июня 1946 Указа Президиума ВС СССР о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, проживающих на территории Франции, многие русские эмигранты решили стать гражданами СССР и впоследствии получили советские паспорта. «Союз советских граждан во Франции» объединял в своих рядах одиннадцать тысяч членов. Затем по Указу Президиума ВС СССР от 10.11.1945 и Указу Президиума ВС СССР от 20.01.1946 то же право получили и эмигранты, находившиеся в Китае.

Многие[17] возвратившиеся на родину эмигранты стали жертвами сталинских репрессий.

Значение эмиграции первой волны

В общей сложности вследствие революции в России за границу попало около 3 миллионов человек. Большинство из них ассимилировалось в странах своего рождения и пребывания, но существуют десятки тысяч людей, уже третьего и четвёртого поколения, для которых Россия — не просто отдалённая в прошлом родина предков, но предмет постоянного живого внимания, духовной связи, сочувствия и забот.

За 70 лет своего существования, без территории, без защиты, часто без прав, неоднократно теряя свои материальные накопления, русская эмиграция первой волны дала миру трех нобелевских лауреатов (литература — И. А. Бунин, экономика — В. В. Леонтьев и химия — И. Р. Пригожин); выдающихся деятелей искусства — Шаляпин, Рахманинов, Кандинский, Чехов, Шагал, Стравинский, Князев; плеяду известных учёных и технологов — Сикорский, Зворыкин, Ипатьев, Кистяковский, Фёдоров; целую эпоху в русской литературе; несколько философских и богословских школ; уникальных спортсменов (автогонщик Борис Ивановский, звезда бейсбола Виктор Старухин). Из среды русской эмиграции вышел Владимир Набоков, оставивший яркий след не только в русской, но и в англоязычной литературе XX века.

Русская церковная эмиграция оказала большое влияние на распространение православия в Европе, в том числе на создание новых православных церквей. В силу ряда политических и социальных причин в конце 1920-х — начале 1930-х гг. она разделилась на четыре части: Русскую Православную Церковь за границей, Западноевропейский экзархат, Северо-Американскую митрополию и зарубежные приходы Московского Патриархата. До 1945 года большая часть русских приходов в Европе принадлежали к РПЦЗ[18].

В произведениях культуры и искусства

В литературе
документальная литература:
  • Ильина Н. «Возвращение» (об эмиграции в Китае)
  • [rus-sky.com/history/library/vospominania/#_Toc19331758 «Дети эмиграции. Воспоминания»] / под редакцией профессора В. В. Зеньковского. — Аграф, 2001. — (Символы времени).
В кинематографе
документальное кино:
  1. [rutube.ru/tracks/868016.html Пролог] — описаны события ноября 1920 года.
  2. [rutube.ru/tracks/868051.html Диалоги с Колчаком] — рассказывает внук адмирала Александра Колчака, который сейчас живёт во Франции.
  3. [rutube.ru/tracks/868157.html Антон Деникин. Романс для генерала] — рассказывает дочь Антона Деникина — [pravoslavie.ru/news/051001153114 Марина Антоновна].
  4. [rutube.ru/tracks/868337.html Генерал Врангель. Когда мы уйдём] — рассказывает дочь Петра Врангеля — Наталия Петровна.
  5. [rutube.ru/tracks/873924.html Гибель Русской эскадры] — о братьях Михаиле и Евгении Беренс.
  6. [rutube.ru/tracks/874008.html Казаки: неразделённая любовь] — о жизни русских казаков в эмиграции.
  7. [rutube.ru/tracks/875233.html Версальские кадеты] — о выпускниках Версальского кадетского корпуса.

См. также

Напишите отзыв о статье "Белая эмиграция"

Ссылки

  • [ricolor.org/history/re/ Статьи о русской эмиграции]
  • [vojnik.org/emigration Документы о белой эмиграции]
  • [rovs.atropos.spb.ru/index.php Неофициальный сайт о РОВС]
  • [www.paris2france.com/rovs Структура РОВС и документы]
  • Александров С. А. Политическая история Зарубежной России [rovs.atropos.spb.ru/index.php?view=publication&mode=text&id=17] [rovs.atropos.spb.ru/index.php?view=publication&mode=text&id=3332] [rovs.atropos.spb.ru/index.php?view=publication&mode=text&id=32]
  • Шкаренков Л. [scepsis.ru/library/id_2136.html Агония белой эмиграции]
  • Андрушкевич И. Н. [www.dorogadomoj.com/dr045bel.html РУССКАЯ БЕЛАЯ ЭМИГРАЦИЯ.(Историческая справка)] Буэнос-Айрес, 2004 г.
  • Иванов И. Б. [www.izput.narod.ru/kio.html Русский Обще-Воинский Союз] Краткий исторический очерк. СПб, 1994.
  • [www.airo-xxi.ru/projects_new/russkij_mir/3_1929-1938/ «Русский мир» 1929—1938 гг.]
  • [echo.msk.ru/programs/netak/736630-echo/ Русская эмиграция в нацистской Германии] // «Эхо Москвы»
  • [www.echo.msk.ru/programs/netak/793210-echo/ Русская эмиграция и вторая мировая война] // «Эхо Москвы»
  • [echo.msk.ru/programs/netak/795627-echo/ 1945 год и русская эмиграция] // «Эхо Москвы»
  • Г.Федотов [odinblago.ru/zachem_mi_zdes Зачем мы здесь]
  • [anna-marly.narod.ru/Alexandrino.html «Александрино», школа А. Н. Яхонтова в Ницце] — О существовавшей в 1920—1930-х годах в Ницце русской школе для детей эмигрантов из России

Литература

  • Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае. — М.,: Русская панорама, 2004. — 432 с. — ISBN 5-93165-119-5.
  • [izput.narod.ru/onunr.html «Они не успели нас разгромить!» (запись беседы с председателем Союза Русских Белогвардейцев и их потомков в Болгарии Л. Е. Ходкевичем)] // «Вестник РОВС», 2002 г.
  • Андрей Корляков. Великий русский исход. — YMCA-Press, 2009. — 720 с. — ISBN 978-2-85065-264-6.
  • Гончаренко О. Изгнанная армия. — Москва: Вече, 2012. — 384 с. — ISBN 978-5-9533-5866-8.
  • Гусев С. Белая печать. О гражданской войне // Красная новь, журнал № 4, ноябрь-декабрь 1921 года.
  • Поремский В. Д. [ricolor.org/history/b/vp/ Стратегия антибольшевистской эмиграции.] Избранные статьи 1934—1997 гг. — Москва, «Посев»
  • Шкаренков Л. К. [www.scepsis.ru/library/id_2136.html Агония белой эмиграции] — М.: Мысль, 1987
  • Пейковска, П., Киселкова, Н. [www.academia.edu/4187219/_._._1920_1926_._The_Russian_migration_to_Bulgaria_according_to_the_1920-1926_Bulgarian_Census_Data_1920_1926_._ Руската емиграция в България според преброяванията на населението в България през 1920 и 1926 г.] — Статистика, 2013, № 3-4, 211—242.
  • Пейковска, П., [www.academia.edu/8906778/%D0%9F._%D0%9F%D0%B5%D0%B9%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0._%D0%A1%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE-%D1%8D%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BA_%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D1%8D%D0%BC%D0%B8%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8_%D0%B2_%D0%91%D0%BE%D0%BB%D0%B3%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B8_%D0%B2_20-%D0%B5_%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D1%8B_%D0%A5%D0%A5_%D0%B2._%D0%BF%D0%BE_%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%BC_%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%B8_%D0%BD%D0%B0%D1%81%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F_ Социально-экономический облик русской эмиграции в Болгарии в 20-е годы ХХ века]
  • Пейковска, П. [www.academia.edu/19541755/%D0%9F._%D0%9F%D0%B5%D0%B9%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0._%D0%91%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82_%D0%B1%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%BD%D0%B0_%D1%81%D1%82%D1%80%D1%83%D0%BA%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0_%D1%81%D0%BC%D0%B5%D1%81%D0%B5%D0%BD%D0%B8_%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B5_%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4_%D1%80%D1%83%D1%81%D0%B8%D1%82%D0%B5_%D0%B2_%D0%91%D1%8A%D0%BB%D0%B3%D0%B0%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B7_%D0%BC%D0%B5%D0%B6%D0%B4%D1%83%D0%B2%D0%BE%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B8%D1%8F_%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BE%D0%B4_%D0%91%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C_%D0%B1%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D1%81%D1%82%D1%80%D1%83%D0%BA%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0_%D0%B8_%D1%81%D0%BC%D0%B5%D1%88%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BA%D0%B8_%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%B8_%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85_%D0%B2_%D0%91%D0%BE%D0%BB%D0%B3%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B8_%D0%B2_%D0%BC%D0%B5%D0%B6%D0%B2%D0%BE%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BE%D0%B4_._%D0%92_Shared_Pasts_in_Central_and_Southeast_Europe..._2015_pp._228-255 Брачност, брачна структура, смесени бракове сред русите в България през междувоенния период (2015).]

Примечания

  1. 1 2 3 4 Павел Полян [demoscope.ru/weekly/2006/0251/analit01.php Эмиграция: кто и когда в XX веке покидал Россию] Опубликовано в: Россия и её регионы в XX веке: территория — расселение — миграции / Под ред. О. Глезер и П. Поляна. М.: ОГИ, 2005 с. 493—519
  2. [www.paris2france.com/rovs Русский Общевоинский Союз (РОВС) | "ПАРИЖ и РУССКАЯ ФРАНЦИЯ" Franco-Russe гид-путеводитель: история, музеи, экскурсии]. www.paris2france.com. Проверено 22 апреля 2016.
  3. [wwww.paris2france.com/musee-cosaque Музей Лейб-Гвардии казачьего полка под Парижем (Франция) | "ПАРИЖ и РУССКАЯ ФРАНЦИЯ" Franco-Russe гид-путеводитель: история, музеи, экскурсии]. www.paris2france.com. Проверено 22 апреля 2016.
  4. [www.paris2france.com/lepassemilitaire-musee Российский Военно-исторический Архив-музей в Париже | "ПАРИЖ и РУССКАЯ ФРАНЦИЯ" Franco-Russe гид-путеводитель: история, музеи, экскурсии]. www.paris2france.com. Проверено 22 апреля 2016.
  5. Ли Жэньнянь [russian.china.org.cn/china/archive/qiaomin/txt/2003-08/04/content_2080155.htm Культурно-просветительская деятельность российской эмиграции в Китае]
  6. [anthropology.ru/ru/texts/pronin/rights.html А. Пронин. Российская диаспора и права человека]
  7. [his.1september.ru/2002/02/1.htm Зоя БОЧАРОВА. Правовое положение русских беженцев на Западе в 1920—1930-е годы]
  8. [www.pglu.ru/lib/publications/University_Reading/2009/XII/uch_2009_XII_00043.pdf Р. В. Лебеденко Правовой статус российской эмиграции во Франции в 20-е годы]
  9. [publishing-vak.ru/file/archive-law-2012-3/9-lagodzinskaya.pdf Ю. Лагодзинская. Русская эмиграция и становление правового статуса беженцев]
  10. [vojnik.org/serbia/ww2/4 «Русский Корпус» на Балканах во время «Второй Великой Войны» 1941—1945]  (рус.)
  11. [www.echo.msk.ru/programs/netak/793210-echo/ Русская эмиграция и вторая мировая война]
  12. Александров С. А. [rovs.atropos.spb.ru/index.php?view=publication&mode=text&id=33 Политическая история Зарубежной России]
  13. [agenda-u.org/professor-kovalev-kollaboraczionizm-v-rossii-v-1941-1945-godyi740.html «Профессор Ковалев: Коллаборационизм в России в 1941—1945 годы»] Информационное агентство «Повестка дня» от 27.06.2012.
  14. [www.russianskz.info/russians/page,1,3,4914-oni-proslavili-russkoe-imya-russkie-za-rubezhom-chast-vtoraya.html Они прославили Русское имя… Русские за рубежом (Часть вторая)]  (рус.)
  15. [narochnitskaia.ru/interviews/pobeda-opornyiy-punkt-nashego-natsionalnogo-samosoznaniya.html ПОБЕДА — ОПОРНЫЙ ПУНКТ НАШЕГО НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ]  (рус.)
  16. [www.e-notabene.ru/lr/article_11410.html Л. Белковец, С. Белковец. Восстановление советским правительством российского (союзного) гражданства реэмигрантов из числа участников белого движения и политических эмигрантов]
  17. [www.apsny.ge/analytics/1407050786.php Российская интеллигенция совершает очередную «смену вех»]
  18. [old.spbda.ru/up/dissertacii/14.11.2013_avtoreferat_hmyrov.pdf ХМЫРОВ ДЕНИС (ДИОНИСИЙ) ВЛАДИМИРОВИЧ Русская Православная Церковь за границей (1920—1945) в отечественной и зарубежной историографии]

Отрывок, характеризующий Белая эмиграция

– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]