Белые в Южно-Африканской Республике

Бе́лые в ЮАР (нидерл. Blanke Zuid-Afrikanen, африк. Blanke Suid-Afrikaners, англ. White South African) — одно из крупнейших расовых и культурно-языковых меньшинств на территории ЮАР, где на данный момент преобладают представители негроидной расы, состоящее из африканеров, англоафриканцев, людей европейского происхождения. Белые южноафриканцы представляют собой крупнейшую европейскую по происхождению группу белых на африканском континенте. В лингвистическом, культурном и историческом аспектах делятся на африкаансговорящих потомков бурских поселенцев — африканеров и англоафриканцев-англофонов.

История

История белого населения ЮАР началась с середины XVII века и прошла несколько этапов, в том числе очень конфликтных.

Первыми белыми исследователями Южной Африки были португальцы, однако планомерное заселение земель в районе Каапстада (Кейптауна) начали голландцы. Основателем города стал голландец Ян ван Рибек (1652 г.), привлекавший сюда других белых переселенцев из Европы. Городом Капстад и Капскую колонию до 1806 г. (с перерывом 1795—1803 гг во время первой британской оккупации) управляла Голландская Ост-Индская компания. В 1657—1806 гг. к первым голландцам добавились волны другой европейской иммиграции (французы-гугеноты, немцы, фламандцы, валлоны, ирландцы и др.). Новый белый этнос ЮАР получил название африканеры. В районе Кейптауна африканеры также частично смешались с бывшими привозными рабами, образовав смешанные и переходные расы (так называемые «цветные»). Ныне белые африканеры живут дисперсно в городах и сёлах провинциях Южно-Африканской Республики, а также в южной трети Намибии, где при непосредственном участии африканеров сформировалась смешанная группа бастеры. Настоящей трагедией для африканеров стала Британская оккупация 1806 г., когда Британская империя предприняла ряд шагов для вытеснения языка африкаанс и насаждения английского.

Африканеры

После британской оккупации внутри африканеров выделяется субкультура буров. По религии — протестанты. Родной язык — африкаанс, сложился на основе южных диалектов голландского языка. Общая численность около 3,2 млн чел.

Субкультурные общности в составе африканеров

• Капские голландцы — белые поселенцы в районе Кейптауна, непрерывно проживающие там с момента голландской колонизации и смирившиеся с британской оккупацией. (См. также Капско-голландская архитектура)
• Буры — белые фермеры-африканеры.
  • Трекбуры — белые исследователи и первопроходцы саванн и пустынь к северу и западу от Кейптауна в XVII—XVIII веках.
  • Фуртреккеры — белые переселенцы, участники так называемого Великого Трека. Не приняв британскую оккупацию Капской колонии, трекбуры направились на восток, основав бурские республики, просуществовавшие до 1902 года.

Англоафриканцы

Захватив Капскую колонию в 1806 году Британская империя предпринимает ряд шагов для укрепления своей власти в регионе. В Капскую колонию, также как в Кению и Зимбабве, устремляются тысячи британских колонистов (особенно массивной была миграция поселенцев 1820 года). Отношения между двумя белыми группами — африканерами и англичанами — накаляются до предела. При этом им приходится вести борьбу и против местных африканских племён.

Особенно значительно количество англичан в ЮАР увеличивается после золотой лихорадки 1840-х годов, хотя превзойти по численности африканеров британцам не удаётся, несмотря на победы в обеих англо-бурских войнах. В ходе второй из войн отношение к бурам было жестоким, мирное население помещали в концентрационные лагеря . Более того, англичанам не удаётся создать в ЮАР ту сплочённую консервативную этно-языковую общность, которую смогли создать африканеры.

После 1910 года, когда ЮАР добилась положения доминиона (Южно-Африканский Союз) в составе Британской империи, позиции англоафриканцев в стране неуклонно ослабевают. В 1948 году власть в свои руки окончательно берут африканеры. К этому времени, однако, антагонизм между двумя белыми группами уже практически не ощущается, так как обе они осознают необходимость объединиться против общего «противника» — бедной и бесправной, но многочисленной негритянской массы. Правительство берёт курс на проведение политики апартеида.

Режим апартеида, возникший в 1948 году и завершившийся в 1994 году, был наиболее противоречивым периодом. В настоящее время численность и удельный вес белых в населении ЮАР продолжает быстро сокращаться из-за эмиграции и довольно низкого естественного прироста.

Демография

Апартеид стал своего рода отчаянной попыткой сохранить власть белого меньшинства в условиях острой демографической проблемы, которая предрешила его конец. Так, демографический переход в среде белого населения завершился к середине XX века. Коэффициент естественного воспроизводства белых упал ниже уровня простого воспроизводства населения в то время как все другие группы страны (негры, «цветные» и азиаты) сохраняли высокие темпы прироста населения. Поощрение белой иммиграции в страну также имело лишь кратковременный эффект (например, привлечение португальцев из Анголы и Мозамбика после их независимости в 1975 году). Нескольких десятилетий подобной ситуации завершились полным демографическим коллапсом белого населения.

Так до 1940-х годов доля белых в ЮАР постоянно росла, достигнув пика в 21 % при том что доля чёрных сократилась до 67 %, «цветных» и азиатов — 12 %. Но в 1980 году несмотря на постепенный рост абсолютной численности белых, их доля в ЮАР сократилась до 16 %, по переписи 1990 года — до 13,8 %, по переписи 2001 года — до 9,6 %.

На возрастной пирамиде белых ЮАР сказались как высокий уровень эмиграции в последнее время, так и резкое снижение рождаемости на протяжении последних 50 лет. Средний возраст белых в ЮАР — 35 лет (чёрных — 26 лет), около 15 % из них старше 60 лет (у чёрных — 6 %). Среднее количество детей на женщину — 1,9 (1989) ребёнка, у чёрных — 3,2.

Белые на африканском континенте

Несмотря на снижение, ЮАР отличалась и отличается максимальной долей белых на африканском континенте. Второе место после ЮАР по доле белых (5-6 %) занимает соседняя Намибия, находившаяся под оккупацией ЮАР до 1990 г. Кроме этого, в Южной Родезии (Зимбабве) доля белых достигала максимума 5,5 % в 1970-х годах. На севере Африки — в Алжире, а именно во Французском Алжире — доля европейцев достигла максимума 15,3 % (около 1 млн чел.) в 1926 году, но после 1962 года практически все франкоалжирцы покинули страну. Точно также массовым исходом европейцев закончились попытки итало-французской колонизации Туниса (см. итальянцы в Тунисе) и итальянская колонизация Ливии (см. итальянцы в Ливии).

Расовые критерии

В XVIII—XIX веках голландские переселенцы, ввиду нехватки женщин, нередко вступали в сексуальные отношения с местным населением. По мере прибытия новых поселенцев африканские гены и черты лица постепенно размывались, за исключением смешанных групп, сохранявших обособленный от буров образ жизни («цветных»). Тем не менее, даже после принятия в 1950 года Закона о регистрации населения расовые критерии были не всегда очевидны, и члены одной семьи могли быть отнесены к разным расовым группам. Для разрешения вопроса о расовой принадлежности были разработаны различные критерии — такие, как карандашный тест, хотя по закону основным критерием была «очевидная» светлокожесть.

Концентрация

Характерная особенность белых в ЮАР — это то, что они нигде не образуют большинства, хотя проживают на территории всей страны. Средняя плотность белого населения ЮАР — 4 чел./кв. км. Белые ни в одной административно-территориальной единице не образуют абсолютного большинства, за исключение небольшой деревни Орания (Северо-Капская провинция) с населением 1653 чел., которую некоторые борцы за права белых называют столицей будущего Фолькстата. Интересно, что в двух провинциях (Северо-Капская и Западно-Капская) белые вместе с цветными образуют всё же большинство, особенно если учитывать лишь родные европейские языки населения этих регионов — английский и доминирующий африкаанс. При этом концентрация белых несколько выше на юго-западе ЮАР, а также в ряде пригородов крупных городов по всей стране, где белые проживают в закрытых посёлках.

Языки

Белые южноафриканцы имеют самое разнообразное происхождение.

В прошлом внутри белой группы значительные противоречия имелись между африканерами и англофонами, которые представляли собой меньшинство внутри меньшинства. Эти противоречия, достигнув наивысшего накала в ходе англо-бурских войн, со временем сгладились.

Дискриминация белого меньшинства после отмены апартеида

Несмотря на меньшую численность, белые южноафриканцы, до победы на выборах Африканского национального конгресса в 1994 году, полностью контролировали политико-экономическую жизнь страны, то есть длительное время в истории ЮАР фактически являлись доминирующим меньшинством. Последнее десятилетие в ЮАР доля белого населения в целом уменьшается, многие уезжают в Австралию, Новую Зеландию или Великобританию, однако, по официальным данным именно белый диктат в ЮАР был насилием, а переход к демократическому правлению с самым активным участием чёрного большинства проведен мирным бескровным путём. За период с 1997 по 2007 год было убито 1248 белых фермеров и наемных сельхозработников, по данным «Африканерского движения сопротивления» за последние 14 лет были убиты более 3 тысяч фермеров, что составляет, в среднем, по одному мертвому белому фермеру в день. В 2010 году южноафриканский суд запретил популярную в начале 1990-х годов песню, в которой есть строка со словами «Убей бура» (белого фермера), так сторонники Юджина Тербланша, лидера белых националистов, связывают причину его убийства произошедшего сразу после судебного запрета этой песни, с агитационной деятельностью правящего африканского национального конгресса АНК. Отмечались случаи предоставления статуса беженца белым южноафриканцам, покинувшим ЮАР по причине преступности направленной против белых и дискриминации.

Также отмечалось, что оставшимся в ЮАР белым, которые, по данным на 2008 год, продолжали зарабатывать в среднем на 450 процентов больше, чем их чернокожие соотечественники, на вполне законных по южноафриканским стандартам основаниях ставятся всевозможные искусственные преграды, в то время как после ликвидации апартеида коренное население получило достаточно много льгот, привилегий, субсидий в рамках огромного количества всевозможных государственных программ, в результате, даже в полицейское руководство предпочитает оставлять должности вакантными для чернокожих, вместо того, чтобы назначать на них компетентных белых сотрудников. Южноафриканский профсоюз «Солидарность», объединяющий в основном белых рабочих и служащих, подал в суд, заявляя о расовой дискриминации в полиции.

В 2010 году Д-р Дан Роодт, профессор литературы, лидер группы действий в поддержку африканеров в ЮАР описал ситуацию, как катастрофическую, белые граждане ЮАР считают себя отверженными и отмечают резкое снижение уровня жизни белого меньшинства в ЮАР в 2010 году.

См. также

• Африканеры
• Буры
• Англоафриканцы
• Население ЮАР
• Белые американцы

Отрывок, характеризующий Белые в Южно-Африканской Республике

– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.