Белый попугай (телепередача)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Клуб «Белый попугай»

Заставка телепередачи
Жанр

Юмориcтическая программа

Автор(ы)

Эльдар Рязанов
Аркадий Арканов
Юрий Никулин
Григорий Горин

Производство

REN TV

Ведущий(е)

Эльдар Рязанов (1993)
Юрий Никулин (1993-1997)
Григорий Горин (1993-2000)
Аркадий Арканов
Михаил Боярский
Левон Оганезов

Страна производства

Россия Россия

Язык

Русский

Производство
Место съёмок

Москва Москва

Вещание
Телеканал(ы)

1993-1995
1-й канал Останкино

1995-2000
ОРТ

1999-2000
РТР

1997-2002
REN TV

Формат изображения

4:3

Формат звука

моно

Период трансляции

с 1993 по 2002 год

Премьерные показы

1993-1995
1-й канал Останкино

1995-2000
ОРТ

1999-2000
РТР

1997-2000
REN TV

Клуб «Бе́лый попуга́й» (либо«Белый попугай») — юмористическая телепередача, выходившая на каналах ОРТ (1993—25 августа 2000), РТР (1999—2000) и REN TV (1997—2002). Производилась телекомпанией REN TV в 1993—2001 годах. Основными авторами и ведущими передачи являлись Аркадий Арканов (замысел), Григорий Горин (соведущий), Эльдар Рязанов (ведущий первых двух выпусков), Юрий Никулин (последующие выпуски, почётный президент клуба), Михаил Боярский и Левон Оганезов.

В 1995 году Юрий Никулин номинировался на премию ТЭФИ в категории лучший ведущий развлекательной передачи.





История

Телепередача «Белый попугай» была основана в 1993 году советским и российским режиссёром Эльдаром Рязановым и народным артистом СССР Юрием Никулиным. Авторами передачи являлись писатель-сатирик Аркадий Арканов и драматург Григорий Горин. Передача появилась в ТО «ЭльдАрадо», причём первоначально был замысел сделать единичную рекламную программу к изданию сборника «Антология анекдотов». Но после съёмок первого выпуска и его большой популярности у зрителей создатели поняли, что родился новый продукт отечественного телевидения. Было решено сделать передачу регулярной[1].

Первые два выпуска вёл Эльдар Рязанов, а затем ведущими стали Никулин и Горин, как рассказчики самых ярких анекдотов. Никулин был избран почётным председателем клуба[2].

Передача представляла собой общение клуба любителей анекдотов. На неё приглашались многие известные артисты, в эфире рассказывались новые и давно известные анекдоты из уст артистов или из писем зрителей[3].

После смерти Юрия Никулина в 1997 году передачу вёл Михаил Боярский, затем Аркадий Арканов и Григорий Горин. Однако спустя несколько лет программа была закрыта. По словам Михаила Боярского, после кончины Юрия Владимировича Никулина передача потеряла свой «стержень», потому что заменить этого человека не дано никому. Продолжительное время (с 2002 по 2008 годы) на РЕН ТВ выходили повторы старых выпусков передачи[4]. В настоящее время транслируются повторы на телеканале НСТ и многих других телевизионных каналах России и Украины.

Артисты, участвовавшие в телепередаче

В передаче участвовали в разное время:

а также:

и многие другие известные люди.

Подражания

На Украине в начале 2000-х гг. по аналогии с российской передачей «Белый попугай» телеведущим Ильёй Ноябрёвым была основана передача «Золотой гусь» (укр. Золотий гусак), которая также собирала известных украинских деятелей культуры и искусства для совместного рассказывания анекдотов. Передача трансформировалась затем в одноимённый юмористический журнал.

Напишите отзыв о статье "Белый попугай (телепередача)"

Примечания

  1. Раззаков Фёдор. [www.dgn.su/lib/ru/%D0/%D0%E0%E7%E7%E0%EA%EE%E2%20%D4%E5%E4%EE%F0/%D0%E0%E7%E7%E0%EA%EE%E2%20-%20%C1%EB%E5%F1%EA%20%E8%20%ED%E8%F9%E5%F2%E0%20%F0%EE%F1%F1%E8%E9%F1%EA%EE%E3%EE%20%D2%C2.pdf Блеск и нищета российского ТВ]. — Москва: Эксмо, 2009. — ISBN 978-5-699-33297-7.
  2. [2000.net.ua/is/838/108-w16.pdf Белый попугай возвращается на СТБ] // 2000. — 2002, 31 января. — Вып. 5 (108).
  3. [www.itar-tass.com/c81/299190.pdf К 90-летию со дня рождения Юрия Владимировича Никулина 18 декабря], ИТАР-ТАСС (16 декабря 2011). Проверено 13 мая 2012.
  4. [izvestia.ru/news/278660 Переключая каналы]. Известия (7 июля 2003).

Отрывок, характеризующий Белый попугай (телепередача)

Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.