Белый террор (Франция, 1815)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Белый террор» (фр. Terreur blanche) — так называется ряд жестокостей и насилий, совершенных во Франции роялистами в 1815—1816 годах под белым знаменем Бурбонов.





История

Со вторичным воцарением Людовика XVIII началась крайняя реакция, принявшая размеры террора, с которым правительство вследствие преступной слабости не могло справиться. Со стороны роялистов начались вспышки зверства против бонапартистов, республиканцев и протестантов, главным образом на юге Франции (в Тулузе, Марселе, Тулоне, Ниме и др.)

На основании ордонанса 24 июля 1815 года целый ряд лиц, список которых составил министр |полиции Фуше, предан был суду, в том числе маршал Ней; многие были казнены, многие осуждены на изгнание или ссылку. В Марселе чернь разгромила гарнизон и семьи мамелюков, убив около 100 человек. В Ниме политические страсти осложнились религиозным фанатизмом. Дома протестантов были разграблены, церкви их заперты. В продолжение нескольких недель июля месяца в Ниме бушевала шайка роялистов, во главе которой стоял Трестальон (рабочий Дюпон).

Маршал Брюн был убит в Авиньоне, и труп его выброшен в Рону за то, что он в Марселе и Тулоне удерживал роялистов от насилий (2 августа 1815 года). Та же участь постигла генерала Рамеля.

Трестальон был арестован генералом Лагардом, но последнего убил солдат национальной гвардии и был оправдан на судеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2763 дня][1]. В Юзесе Жан Граффан грабил жителей, арестовывал национальных гвардейцев, расстреливал их (25 августа 1815 года), совершая все эти преступления от имени короля.

Порядок в департаменте Гар был восстановлен с прибытием австрийских войск. На юге Франции были организованы ультрароялистами комитеты для наблюдения за действиями правительства. Они арестовывали тысячи «подозрительных», держали население в постоянном страхе, захватили в свои руки все местные дела. Духовенство действовало заодно с эмигрантами, во имя «престола и алтаря». Ультрароялистская партия всюду одерживала верх. Особенно сказалось это на выборах 22 августа 1815 года, когда большинство получила крайняя правая, образовавшая так называемую Небывалую палату.

Наиболее известные жертвы Белого террора

Портрет Имя Чин Детали события
Мишель Ней Маршал Франции. Расстрелян 7 декабря 1815 года в Париже по приговору Палаты пэров.
Гийом Мари Анн Брюн Маршал Франции. Растерзан толпой роялистов 2 августа 1815 года в Авиньоне.
Жан Пьер Траво Дивизионный генерал. Был приговорен к 20 годам тюрьмы, где сошел с ума.
Бартелеми Режи Мутон-Дюверне Дивизионный генерал. Расстрелян 27 июля 1816 в Лионе.
Жан Жерар Боннэр Бригадный генерал. Умер в тюрьме 16 ноября 1816 в Париже.
Шарль Лабедуайер Бригадный генерал. Расстрелян 19 августа 1815 в Париже по приговору суда.
Жан Пьер Рамель Бригадный генерал. Убит 15 августа 1815 бандой роялистов в Тулузе.
Братья Фоше - Константин де Фоше и Сезар де Фоше Бригадные генералы. Расстреляны 27 сентября 1815 в Бордо по приговору суда.
Жан Иасент Себастьян Шартран Бригадный генерал. Расстрелян 22 мая 1816 в Лилле по приговору суда.

Напишите отзыв о статье "Белый террор (Франция, 1815)"

Примечания

  1. Генерал Лагард умер своей смертью позже. Возможно, путаница вызвана тем, что дело происходило в департаменте Гар. Какой генерал или офицер здесь имеется в виду - не вполне ясно.

Источники

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Белый террор (Франция, 1815)

– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.