Белый террор (Франция, 1815)
«Белый террор» (фр. Terreur blanche) — так называется ряд жестокостей и насилий, совершенных во Франции роялистами в 1815—1816 годах под белым знаменем Бурбонов.
История
Со вторичным воцарением Людовика XVIII началась крайняя реакция, принявшая размеры террора, с которым правительство вследствие преступной слабости не могло справиться. Со стороны роялистов начались вспышки зверства против бонапартистов, республиканцев и протестантов, главным образом на юге Франции (в Тулузе, Марселе, Тулоне, Ниме и др.)
На основании ордонанса 24 июля 1815 года целый ряд лиц, список которых составил министр |полиции Фуше, предан был суду, в том числе маршал Ней; многие были казнены, многие осуждены на изгнание или ссылку. В Марселе чернь разгромила гарнизон и семьи мамелюков, убив около 100 человек. В Ниме политические страсти осложнились религиозным фанатизмом. Дома протестантов были разграблены, церкви их заперты. В продолжение нескольких недель июля месяца в Ниме бушевала шайка роялистов, во главе которой стоял Трестальон (рабочий Дюпон).
Маршал Брюн был убит в Авиньоне, и труп его выброшен в Рону за то, что он в Марселе и Тулоне удерживал роялистов от насилий (2 августа 1815 года). Та же участь постигла генерала Рамеля.
Трестальон был арестован генералом Лагардом, но последнего убил солдат национальной гвардии и был оправдан на суде[1]. В Юзесе Жан Граффан грабил жителей, арестовывал национальных гвардейцев, расстреливал их (25 августа 1815 года), совершая все эти преступления от имени короля.
Порядок в департаменте Гар был восстановлен с прибытием австрийских войск. На юге Франции были организованы ультрароялистами комитеты для наблюдения за действиями правительства. Они арестовывали тысячи «подозрительных», держали население в постоянном страхе, захватили в свои руки все местные дела. Духовенство действовало заодно с эмигрантами, во имя «престола и алтаря». Ультрароялистская партия всюду одерживала верх. Особенно сказалось это на выборах 22 августа 1815 года, когда большинство получила крайняя правая, образовавшая так называемую Небывалую палату.
Наиболее известные жертвы Белого террора
Портрет | Имя | Чин | Детали события | |
---|---|---|---|---|
Мишель Ней | Маршал Франции. | Расстрелян 7 декабря 1815 года в Париже по приговору Палаты пэров. | ||
Гийом Мари Анн Брюн | Маршал Франции. | Растерзан толпой роялистов 2 августа 1815 года в Авиньоне. | ||
Жан Пьер Траво | Дивизионный генерал. | Был приговорен к 20 годам тюрьмы, где сошел с ума. | ||
Бартелеми Режи Мутон-Дюверне | Дивизионный генерал. | Расстрелян 27 июля 1816 в Лионе. | ||
Жан Жерар Боннэр | Бригадный генерал. | Умер в тюрьме 16 ноября 1816 в Париже. | ||
Шарль Лабедуайер | Бригадный генерал. | Расстрелян 19 августа 1815 в Париже по приговору суда. | ||
Жан Пьер Рамель | Бригадный генерал. | Убит 15 августа 1815 бандой роялистов в Тулузе. | ||
Братья Фоше - Константин де Фоше и Сезар де Фоше | Бригадные генералы. | Расстреляны 27 сентября 1815 в Бордо по приговору суда. | ||
Жан Иасент Себастьян Шартран | Бригадный генерал. | Расстрелян 22 мая 1816 в Лилле по приговору суда. |
Напишите отзыв о статье "Белый террор (Франция, 1815)"
Примечания
- ↑ Генерал Лагард умер своей смертью позже. Возможно, путаница вызвана тем, что дело происходило в департаменте Гар. Какой генерал или офицер здесь имеется в виду - не вполне ясно.
Источники
Отрывок, характеризующий Белый террор (Франция, 1815)
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.