Бельгийская кампания

Бельгийская кампания (1940)
Основной конфликт: Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны
Немецкие солдаты в Бельгии
Дата	10-28 мая 1940 года
Место	Бельгия
Причина	агрессия нацистской Германии
Итог	тактический — поражение бельгийских войск стратегический — капитуляция бельгийской армии
Противники
Бельгия Бельгия Франция Франция Великобритания Великобритания Нидерланды Нидерланды Третий рейх Третий рейх
Командующие
Морис Гамелен Максим Вейган Джон Горт Леопольд III Генри Винкельман Герд фон Рундштедт Федор фон Бок
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
точных данных нет точных данных нет

Бельгийская кампания — военная операция германской армии, проведённая 10—28 мая 1940 года в ходе Второй мировой войны в рамках оперативного плана «Гельб» против бельгийских, французских и британских войск на территории Бельгии.

Союзники пытались остановить вермахт в Бельгии, полагая, что именно там немцы сосредоточат большую часть своих сил, но вскоре, во время второго этапа плана «Рот», немцам за 5 дней удалось прорваться через Арденны, и выйти к Ла-Маншу, окружая Британский экспедиционный корпус и французские силы. Угроза окружения заставила союзников двигаться к морю. Впоследствии британский флот во время Дюнкеркской операции эвакуировал британскую армию из портов Бельгии во избежание её полного уничтожения. Бельгия капитулировала 28 мая 1940 года и была оккупирована немцами до зимы 1944—1945, когда она была освобождена союзниками.

Во время Бельгийской кампании произошло первое танковое сражение Второй мировой войны — Битва при Анню. В ходе Бельгийской кампании также была произведена первая стратегическая воздушно-десантная операция — высадка в Эбен-Эмаэле.

Исторические предпосылки

Разрабатывая меры защиты от немецкой агрессии, бельгийцы столкнулись с политическими и военными проблемами: с точки зрения военной стратегии они не были защищены от нацистской Германии, так как через их территорию шла лишь небольшая часть линии Мажино. Бельгийско-голландская граница была защищена слабо, поэтому бельгийцы опирались на французов, которые должны были защитить их в случае немецкого нападения. Но в политическом отношении бельгийцы не доверяли им, так как те не хотели быть втянутыми в войну. Маршал Анри Петен предложил устроить с помощью Бельгии забастовку французов в немецком Рурском промышленном районе. Акции планировалось провести в октябре 1930 года и в январе 1933 года, но из-за опасений Бельгии о том, что Германия в ответ предпримет военные меры, эти планы не были осуществлены. Кроме того, имелось французско-бельгийское соглашение, которое предусматривало мобилизацию бельгийцев, в случае вторжения Германии в Польшу, что также служило источником напряжения.

Бельгийцы были более склонны к союзу с Великобританией, в ходе Первой мировой войны вступившей в неё в ответ на нарушение Германией бельгийского нейтралитета. Кроме того, в случае оккупации Бельгии бельгийские порты и аэродромы могли быть использованы немецким флотом и люфтваффе, что создало бы проблемы Великобритании. Однако, хотя такие опасения существовали, британское правительство уделяло мало внимания проблемам бельгийцев. Из-за отсутствия реальных обязательств Бельгия вышла из союза западных государств за день до немецкой оккупации Рейнской области, которая убедила граждан Бельгии, что Франция и Великобритания не хотят бороться за собственные стратегические интересы, не говоря уже о стратегических интересах Бельгии.

Французское правительство было недовольно декларацией бельгийского короля Леопольда III о нейтралитете, провозглашённой в октябре 1936 года. По мнению французского командования, такая позиция подрывала обязательства Бельгии о сотрудничестве с Францией в обороне восточной границы последней.

После официального ухода Бельгии из западного союза бельгийцы отказались участвовать в любых официальных встречах с французским и британским военным персоналом из-за опасений потерять свой нейтралитет. Бельгийцы считали, что немецкого вторжения можно избежать.

24 апреля 1937 года французы и британцы выступили с публичным заявлением, в котором сообщалось, что для западных союзников безопасность Бельгии имеет первостепенное значение, и они намерены защищать свои границы от агрессии любого рода, независимо от того, будет эта агрессия направлена исключительно против Бельгии или же будет иметь целью захват баз, которые будут использованы для ведения войны против «других государств». Великобритания и Франция в этих условиях освободили Бельгию от её обязательств об оказании взаимной помощи в случае германской агрессии против Польши, следовавших из договоров в Локарно. При этом англичане и французы сохраняли свои военные обязательства в Бельгии.

В военном отношении вермахт был сильнее союзников и Бельгии. Если бы не инициатива британской армии и союзников, Бельгия осталась бы воевать вообще без адекватных союзников. Бельгийцы и французы беспокоились о том, что могло бы быть с каждым из них в случае, если начнутся военные действия.

Бельгийцы начали строительство пограничных укреплений вдоль Альберт-канала и Мааса, где могли бы ожидать прибытия для их поддержки французской армии.

Планы сторон

Бельгия

Считалось, что если вторжение всё-таки произойдет, то атакующим можно будет эффективно противодействовать с помощью новых укреплений, которые были восстановлены на границе с Германией, после прихода там к власти Адольфа Гитлера в январе 1933 года. Выход Германии из Лиги Наций, нарушение ими условий Версальского договора и нарушение Локарнских соглашений вызвали беспокойство правительства Бельгии. Правительство Бельгии увеличило расходы на модернизацию инженерных сооружений в Намюре и Льеже. Началось строительство новых линий обороны вдоль канала Маастрихт-Бойс ле Дюк (соединявшего реки Маас, Шельда и Альберт-канал).

Бельгийский план в случае немецкой агрессии:

а) Опоясывающая позиция вдоль Альберт канала, от Антверпена до Льежа и от Мааса до Льежа и Намюра, которая должна быть достаточно длинной, позволила бы французским и британским войскам занять линии Антверпен—Намюр—Живэ. Предполагается, что силы держав-гарантов задействованы уже на третий день вторжения.
б) Выход на позицию Антверпен—Намюр.
в) Бельгийская армия должна была занять сектор Лёвен, включая Антверпенскую часть основных оборонительных позиций союзников.

Защита восточной границы предусматривала в основном выведение из строя дорог, эта задача была поручена подразделению велосипедистов («Гвардии егерей Арденн»).

К 1935 году Бельгия завершила строительство оборонных укреплений, но к этому времени они оказались уже не вполне соответствующими обстановке.

Король Леопольд III 14 октября 1936 выступил с речью в Совете министров, в попытке убедить людей (и правительство), что необходимо укреплять оборону:

а) Перевооружение Германии, полная ремилитаризация Италии и СССР, других государств, даже тех, которые были заведомо пацифистскими, таких как Швейцария и Нидерланды, должно принять исключительные меры предосторожности.
б) Произошло столь значительное изменение методов ведения войны из-за технического прогресса, особенно в области авиации и механизации. Первоначальные операции вооружённых конфликтов могут теперь быть такой силы, скорости и масштабов, что это вызовет особую тревогу для таких малых стран, как Бельгия.
в) Наши тревоги «увеличились» из-за молниеносной повторной оккупации Рейнской области и факта, что есть основания для начала возможного вторжения Германии, появившегося недалеко от нашей границы.

Дальше восточных проволочных позиций были построены непосредственно тактические зоны вдоль Альберт-канала. Они^[кто?] были полны решимости провести оборонные сооружения вдоль Мёз на западе до Маастрихта. Линия^{[какая?]} отходит в южном направлении и продолжается у Льежа. Разрыв Маастрихт-Льеж хорошо защищён^[чем?]. Форт Эбен-Эмаэль охранял города северного фланга. Танки страны находились в стратегической глубине бельгийских войск. Они были в этих городах. Дополнительные линии обороны шли на юго-запад, огораживали ось Льеж-Намюр. Бельгийская армия также имела преимущества над французской 1-й армией^{[какие?]}. Вместе они продвигались к Жамблу и Анню с южного фланга и охватывали сектор Самбры. Это охватывало разрыв в бельгийской обороне между основными бельгийскими позициями на южной линии Диль-Наумр^[что?]. Далее на юге 9-я французская армия пришла на передовую ось Живе-Динат на реке Маас. 2-я французская армия была ответственна за последние 100 км (62 мили) фронта, охватывающая^[кто?] Седан, низ Мааси^[чего?] северный склон^[что?] линии Мажино на бельгийско-люксембургской границе.

10 января 1940 года майор вермахта Хельмут Рейнбергер разбился на Мессершмитте Bf 108 вблизи Мехелена-сюр-Мёз («инцидент при Мехелене»). Рейнбергер вез первые планы германского вторжения в Западной Европе, которые, как ожидал Гамелен, влекли за собой повторение плана Шлиффена 1914 года (немецкий проход через Бельгию во Францию). План предусматривал только захват земель^{[каких?]}, чтобы занять Нидерланды в качестве базы для проведения морского, воздушного и наземного наступления.

Бельгийцы подозревали, что это обман, но к планам отнеслись серьёзно. Бельгийская разведка и военный атташе в Кёльне правильно предположили, что немцы не начнут вторжение с этим планом. Предполагалось, что гитлеровцы попытаются напасть через бельгийские Арденны и перейти к Кале с целью окружения армий союзников в Бельгии. Бельгийцы правильно предсказали, что немцы попытаются осуществить операцию Kesselschlacht (прямой перевод: «Котёл битвы», это означает окружение в битве), чтобы уничтожить своих врагов. Бельгийцы угадали точный план немцев, такой, какой представлял себе Эрих фон Манштейн.

Германия

Группа армий «А» должна была неожиданно пройти через Арденны. Группе армий «Б» было выделено только ограниченное число бронированных и мобильных подразделений, в то время как подавляющее большинство группы армий состояло из пехотных дивизий. По плану, после того как был достигнут Ла-Манш, все танковые дивизии вермахта и большинство моторизованной пехоты должны быть убраны из группы армий «А» и «Б» и направлены для укрепления обороны и предотвращения прорыва союзников. Такой план мог иметь сбой, если окружение не удастся. Но предотвратить это^[что?] не смогли оборонные форты Эбен-Эмаля и Альберт-канала.

Три моста над Альберт-каналом (Вельдвезельте, Вроэновене и Канне в Бельгии и Маастрихте на голландской границе) были целевыми объектами^[чего?] и позволили бы группе армий «Б» быстро продвигаться — нужно было не допустить их уничтожение. Если бы 6-я немецкая армия Вальтера фон Рейхенау (армия группы «Б») не смогла захватить мосты, то оказалась в анклаве Маастрихта и Альберт-канала и подверглась бы огню Эбен-Эмаля. Этот форт должен был быть захвачен или уничтожен.

Адольф Гитлер встретился с генерал-лейтенантом Куртом Штудентом, командиром 7-й воздушной дивизии, для обсуждения нападения. Генерал предложил использовать парашютистов для захвата и уничтожения форта. Предложение использовать для транспортировки Junkers Ju 52 было отклонено, так как медленно летящие самолёты с десантом могли быть сбитыми голландскими и бельгийскими зенитными орудиями. Ещё одним фактором были погодные условия, которые могли помешать десантникам попасть в форт и вообще высадиться. Гитлер потребовал для транспортировки десантников использовать военный планер DFS 230. Но Штудент сказал, что можно использовать лишь 12 планеров и только в дневное время; они смогут доставить 80-90 десантников к цели. Это будет первой стратегической воздушной операцией в истории. Гитлеру также было показано оружие, которое должно было помочь парашютистам удачно выполнить операцию — для уничтожения крепостных орудий было решено использовать 50-килограммовые заряды взрывчатки.

Союзники

В случае перехода немецкими войсками бельгийской границы в Бельгию входили французские войска, которые должны были выйти к реке Диль. Планировалось выйти к бельгийским укреплениям на востоке страны, по линии Альберт-канала и эстуария Шельды. На юге страны французские и бельгийские силы должны были защищать Гент и Антверпен. Слабостью этого плана являлось то, что большая часть Восточной Бельгии могла быть оккупирована немецкими войсками. Британская военная стратегия предполагала, в случае войны, стратегические бомбардировки немецких заводов, расположенных в Рурской области.

С начала боевых действий вся информация о продвижении немецких войск, полученная бельгийской военной разведкой, поступала французскому военному атташе в Брюсселе.

Силы сторон

Бельгийские войска

Бельгийская армия могла мобилизовать 22 дивизии, на вооружении которых имелось 1 338 артиллерийских орудия. Оснащённость вооружённых сил современными типами танков была крайне низкая (танков AMC 35, например, было лишь 10 единиц). Основной боевой машиной бельгийских бронетанковых соединений стала противотанковая САУ Т-13 (имелись и танковые модификации). Т-13 модификаций B1/B2/B3 на начало Бельгийской кампании в танковых частях насчитывалось 200 единиц. При всём при том, что к этому времени Т-13 несколько морально устарели, списывать их со счетов было нельзя, особенно учитывая, что они были вооружены неплохой 47-мм противотанковой пушкой. Кроме Т-13 на вооружении бельгийской армии находилось 42 бронированных Т-15, представлявших собой танкетки вооружённые крупнокалиберным пулемётом (калибр 13,2 мм). Штатным противотанковым орудием в пехотных частях была 47-мм противотанковая пушка (47 mm FRC) уверенно поражавшая любые типы танков вермахта, существовавшие на то время.

Мобилизацию Бельгия начала 25 августа 1939 года, и к маю 1940 года было мобилизовано 18 пехотных дивизий, две дивизии Арденнских горных стрелков (частично моторизованные) и две моторизованных кавалерийских дивизии. Общая численностью боевых частей составила около 600 000 человек.

В резервах оставалось 900 000 человек. Вооружённым силам не хватало бронетехники и зенитных орудий. После завершения мобилизации, Бельгийская армия насчитывала 5 армейских корпусов, 2 резервных армейских корпуса, состоящих из 12 пехотных дивизий, 2 дивизий егерей Арденн, 6 резервных пехотных дивизий, 1 бригаду велосипедистов-пограничников, 1 кавалерийский корпус, 2 дивизии и 1 бригаду моторизованной кавалерии. Армия содержала 2 полка зенитной артиллерии и 4 артиллерийских полка и некоторое количество сил гарнизонов крепостей, подразделений связи и сапёров.

Бельгийский военно-морской флот был воссоздан в 1939 году. Большая часть торгового флота (около 100 судов) уклонялись от захвата немцами. Согласно условиям Бельгийско-Британского соглашения ВМФ 3 350 моряков и членов экипажа были помещены под британский контроль на время военных действий. Генеральная штаб-квартира Адмиралтейства находилась в Остенде под командованием майора Генри Декарпентри. 1-я морская дивизия была размещена в Остенде, 2-я и 3-я дивизии расположили в Зебрюгге и Антверпене.

Военно-воздушные силы только начинали модернизировать авиапарк. Закупались лёгкие бомбардировщики Брюстер F2A «Буффало», Фиат CR.42 Фалько, Хоукер Харрикейн, Кулховен F.K.56, Фэйри «Бэттл», Caproni Ca.312 и разведывательные истребители Caproni Ca.335.

К началу войны с Германией, у Бельгии было 250 боевых самолётов, в том числе 90 истребителей, 12 бомбардировщиков и 12 самолётов-разведчиков. Только 50 из них, можно было назвать современными и отвечающими требованиям новой войны. С учётом мобилизации лёгких и транспортных самолётов общее число ВВС Бельгии могло быть увеличено до 377 машин, однако по состоянию на 10 мая 1940 года исправными были только 118 (78 истребителей и 40 бомбардировщиков).

В 1938 году командующим ВВС Бельгии стал Пол Гирно. Он сформировал 3 авиаполка. Первый состоял из 60, второй из 53 и третий из 79 самолётов.

Французские войска

Бельгийцы получили существенную поддержку французской армии. В 1-ю французскую армию входил кавалерийский корпус генерала Рене Прайо. Корпус состоял из лёгких механизированных 2-й и 3-й дивизий, которые выделили для защиты разрыва Жамблу. Бронетанковые войска состояли из 176 средних танков Somua S35 и 239 лёгких Hotchkiss H35. Защита и огневая мощь данных танков превосходила немецкие. Световая механизированная дивизия содержала 90 S35 и около 140 H35.

7-ю французскую армию выделили для защиты большей части северного фронта союзников. В ней были 1-я, 25-я и 9-я лёгкие механизированные танковые дивизии. Эти силы прибыли заранее в Бреда в Нидерланды.

3-я французская армия должна была участвовать в боевых действиях на территории Бельгии вместе с 9-й французской армией. Она была слабее, чем 7-я и 1-я армия. 9-й армии были отданы все пехотные дивизии за исключением 5-й моторизованной. Её задача заключалась в защите южного фланга союзнических армий южнее реки Самбры и к северу от Седана. Дальше на юге во Франции стояла французская 2-я армия, которая защищала франко-бельгийскую границу между Седаном и Монмеди. Две наиболее слабых французских армии защищали район немецкой тяги.

Британские войска

Британцы выделили самые слабые силы, по сравнению с союзниками. Британские Экспедиционные силы под командованием генерала лорда Горта состояли из 152 000 человек в двух корпусах по две дивизии в каждом. Предполагалось мобилизовать четыре корпуса, сведенных в две армии, но эти планы не были осуществлены. 1-м корпусом командовал генерал-лейтенант Джон Дилл, позже генерал-лейтенант Майкл Баркер, которого в свою очередь заменил генерал-майор Гарольд Александер. Генерал-лейтенант Алан Брук командовал 2-м корпусом. Позже к группировке присоединился 3-й корпус под командованием генерал-лейтенанта Рональда Адама. Воздушную поддержку должна была обеспечить Передовая ударная группа Королевских ВВС (RAF Advanced Air Striking Force, AASF) под командованием вице-маршала авиации Патрика Плэйфайра, она насчитывала 9392 человека. В мае 1940 года Британские экспедиционные силы выросли до 394 165 человек. Из них более 150 000 человек несли тыловую службу и имели слабую военную подготовку. 10 мая 1940 года насчитывалось всего 10 дивизий (и те не все в полном составе), 1 280 артиллерийских орудий и 310 танков.

Немецкие войска

Группой Армий «Б» командовал Федор фон Бок. Для вторжения в Нидерланды и Бельгию было выделено 26 пехотных и 3 танковых дивизий. Из 3-х танковых дивизий 3-я и 4-я должны были действовать в Бельгии под командованием XVI корпуса 6-й армии. 9-я танковая дивизия после боёв в Нидерландах должна была делать рывок в Бельгии и охватывать северный фланг вместе с 18 армией.

Силы армии группы «Б» состояли из 808 танков, среди которых 282 PzKpfw I, 288 PzKpfw II, 123 PzKpfw III и 66 PzKpfw IV; было 49 командирских танков. Танковые полки 3-й танковой дивизии состояли из 117 PzKpfw I, 128 PzKpfw II, 42 PzKpfw III, 26 PzKpfw IV и 27 командирских танков. 4-я танковая дивизия имела 136 PzKpfw I, 105 PzKpfw II, 40 PzKpfw III, 24 PzKpfw IV и 10 командирских танков. 9-я танковая дивизия должна была нападать на Нидерланды, но она была слабая. Состояла лишь из 30 PzKpfw I, 54 PzKpfw II, 189 PzKpfw III и 49 PzKpfw IV.

Нерешённый вопрос: Будут ли участвовать воздушные полки 7-й воздушной и 22-й парашютно-десантной дивизий в захвате Эбен-Эмаля. Вместе они назывались «Sturmabteilung Koch» (штурмовое отделение Коха), названные в честь командира группы гауптмана Вальтера Коха. Силы были собраны в ноябре 1939 года. Преимущественно состояли из парашютистов 1-го парашютного полка и инженеров 7-й авиационной дивизии. Также была небольшая группа пилотов Люфтваффе.

Было выделено 1815 боевых самолётов, 487 транспортных и 50 планеров для наступления на низ страны. Первые удары с воздуха должны были наноситься 4-м авиакорпусом под командованием оберстгенерала Альфреда Келлера. Силы состояли из оперативной авиации (Lehrgeschwader 1, Kampfgeschwader 30 и Kampfgeschwader 27). На 10 мая у Келлера насчитывалось 363 самолета (в том числе 224 исправных). Участвовал в операции также Вольфрам фон Рихтгофен с 550 (420 исправными) самолетами. Они в свою очередь были поддержаны полковником Курт-Бертрамом фон Дюрингом и его 2-м воздушным подразделеним с 462 самолетами (313 исправных).

Штаб IV авиакорпуса Келлера должен был действовать из Дюссельдорфа. Группа была основана в Марксе. Поддержка была осуществлена фон Рихтгофеном. Базы находились в Гревеброхе, Мёнхенгладбахе, Дортмунде и Эссене.

Битва

Немецкое превосходство в воздухе

Вечером 9 мая военный атташе Бельгии в Берлине передал, что немцы нападут на следующий день. Вскоре было обнаружено начало наступления. В 00:10 10 мая 1940 года в Генеральный штаб был дан сигнал тревоги точно не указанным эскадроном. Полное состояние готовности было к 01:30 ночи. Бельгийские силы заняли позиции. Союзнические армии предприняли план «Диль» утром 10 мая и приближались к Бельгии с юга и запада. Король Леопольд уехал в свою штаб-квартиру недалеко от Антверпена, в Бридген.

Люфтваффе начало сражение. Её первой задачей являлась захват воздушного пространства Бельгии. Несмотря на подавляющую численность авиации (1375 самолетов), только 957 из них были исправными. Но воздушная кампания в первый день не имела большого успеха, около 4:00 утра были проведены налёты на аэродромы и коммуникации. Только 10 мая было уничтожено 179 самолетов.

Большая часть успеха зависела от подчиненных Рихтгофена. Особенно много 10 мая сделала 77-я эскадра (Kampfgeschwader 77) и её командир — полковник Иоганн-Фолькмар Фиссер. Его преданность Рейху отметил генерал-майор Вильгельм Спейдель. Он комментировал «…это стало хорошо известной тенденцией командного руководства в войне». KG 77 Фиссера при поддержке KG 54 разрушили главные аэродромы бельгийцев. Истребители 27-й истребительной эскадры уничтожили 2 бельгийский авиаполк под Нирхипсеном. Schlachtgeschwader 2 уничтожила 9 из 15 Fiat CR. 42 под Брустеном. В Диесте находились 2 эскадрильи Hawker Hurricanes. Несколько Heinkel He 111 уничтожили 6 самолетов, когда они готовы были взлетать, ещё 2 были уничтожены в разрушенных ангарах. На аэродроме в Нивеллесе было уничтожено 13 Fiat CR.42. KG 27 уничтожили 8 самолетов под Белеслем.

Однажды^{[когда?]} два He 111,столько же Do 17 и 3 Bf 109 были сбиты несколькими Gloster Gladiator and Hurricane.В свою очередь 8 бельгийских Gladiator, 5 Fairey Foxs и 1 Fiat CR. 42 были уничтожены 1-й истребительной эскадрой. Эскадра № 18 Британской королевской авиации послала 2 Bristol Blenheims на бельгийский фронт. Немцы потеряли 3 самолета.

К концу 10 мая по официальным немецким данным бельгийцы потеряли 30 самолетов на земле, 14 (плюс 2 Британских ВВС) — в воздухе. Немцы же — всего 10. Хотя, вероятно, это неточные данные. Были сожжены 83 автомашины и ликвидирован защитный эскадрон. В первые 6 дней авиация совершила 146 самолёто-вылетов. С 16 по 28 мая она провела 77 операций. Топливо бельгийцы уничтожали в связи с отступлением и налётами Люфтваффе.

10—11 мая: битва у границы

Бельгия возлагала большие надежды на форт Эбен-Эмаэль. Немецкое верховное командование также признавало стратегическое значение форта для обороны Бельгии и поэтому, ещё за год до начала военных действий против Бельгии, разработало план дерзкой операции по захвату и ликвидации форта. 10 мая 1940 года подразделения немецких десантников с помощью планёров были высажены на территории форта Эбен-Эмаэль. Затем, используя специальные взрывчатые вещества (на тот момент ещё строго засекреченые переносные кумулятивные заряды), они стали планомерно уничтожать казематы форта, подавляя очаги сопротивления с помощью огнемётов, гранат и автоматического оружия.

В этом сражении за 24 часа немцы уничтожили I Бельгийский корпус 7-й пехотной дивизии. Выведение из строя артиллерии Эбен-Эмаэля позволило пехотным и танковым частям 18-й армии вермахта оперативно и почти без помех продвинуться вперёд. 18 армия захватила стратегически важный район и создала плацдармы по берегам Альберт-канала. Далее были проведены немецкие воздушные операции в Люксембурге. Захвачены 5 переходов и коммуникационных путей, ведущих во Францию. Наступление проводили 125 добровольцев из 34-й пехотной дивизии под командованием Вайнера Гейдриха. Подмогу осуществлял Fieseler Fi 156 Storch. Было потеряно 5 самолётов и 30 человек убитыми.

О захвате форта Эбен-Эмаэль узнали 4-я и 7-я пехотная дивизии. 7-я дивизия вермахта старалась держаться на западном берегу реки. Бельгийские подразделения несколько раз контратаковали, в Бридгине им удалось захватить мост и взорвать его, во Вроенховене и Вельдвезельте у немцев уже были укрепленные плацдармы и они отбили атаку.

Мало известно о десантной операции «Ниви», которая была проведена 10 мая на юге Бельгии. 3-й батальон дивизии «Великая Германия» на самолетах Fieseler Fi 156 Storch (первоначально хотели использовать Junkers Ju 52, но Fi 156 Storch оказался удобней) были заброшены в Ниву (коммуна) и Витри (часть Леглиза). Они очищали пути для 1-й и 2-й танковой дивизии, которые двигались через бельгийско-люксембургские Арденны. Миссия заключалась в том, чтобы:

• отрезать коммуникации и линии сообщения на дорогах Нёфшато — Бастонь (в Нёфшато крупнейший мост в южной Бельгии);
• не допустить подхода резервов из округа Нёфшато;
• захватить маленькие дома около границы.

В немецкой пехоте были задействованы несколько бельгийских патрулей на бронеавтомобилях Т-15. Их контратаки отразила 1-я легкая пехотная дивизия Арденн. Позже немцы направили части 5-й кавдивизии. Французы направили генерала 2-й армии Шарля Хюнтцигера и его «массивную» танковую силу. Гитлеровцы отступили. Но немцев не преследовали, пожелали остановиться. На следующее утро немецкая 2-я танковая дивизия обратно достигла этот район. Исходя из точки зрения Рейха, танковый корпус Гейнца Гудериана помочь тут не мог. Но он, несмотря на все трудности, блокировал дороги, не допуская французское подкрепление, шедшего с бельгийско-франко-люксембургской границы. Корпус также уничтожил телефонные коммуникации и стал мешать продвижению противника, став вдоль границы. Бельгийская пехота не получила сигнал к отступлению и продолжала бои.

Неспособность франко-бельгийский сил удержать Арденны стала роковой. Бельгийцы отходили, разрушали дороги и минировали их. Солдаты 2-й французской армии отступали к Намюру и Юи. Минеры вермахта, видя, что сопротивление отсутствует расчистили препятствия. Легкая пехота Арденн понимала, что против неё идет элитное формирование врага, и не ошиблись. Немецкая 1-я танковая дивизия с ходу захватила Боданже, хотя её и задержали на 8 часов. Эта выигрыш стал результатом нарушения коммуникаций.

Между тем из центральной Бельгии высылали самолеты, чтобы бомбить мосты и позиции немцев, (захваченные 11 мая), так как не сумели восстановить границы. Неизвестная эскадрилья потеряла 11-12 самолетов. Инициатором немецких авиаопераций был командир Jagdgeschwader 26 Ханс-Хуго Витт. Он отвечал за 82 победы в воздушных боях за 11-13 мая. Утром 10 мая 10 Junkers Ju 87 Stuka из Sturzkampfgeschwader 2 были сбиты, атакуя бельгийские силы между Намюром и Динаном, несмотря на присутствие Jagdgeschwader 27 и Jagdgeschwader 51. Немцы заметили ослабление авиации союзников в северной Бельгии к 13 мая и сообщили командованию это.

В ночь на 11 мая 3-я британская пехотная дивизия под командованием Бернарда Монтгомери достигла своей позиции на Диле (в Лёвене). 10-я пехотная дивизия Бельгии подумала, что это немецкие парашютисты и открыла огонь (и бельгийцы отказались приносить извинения). Однако Монтгомери получил своё — он стал во главе армии Бельгии. Он понимал, что, когда немцы будут вести артобстрел, то его задачей будет отвод войск.

Командир II британского корпуса Алан Брук хотел сотрудничать с королём Леопольдом и обсудил с ним положение дел. Брук считал, что можно достичь компромисса. Главный военщик короля Вар ван Оверстратен вмешался и сказал, что он не даст 10 пехотных дивизий. Англичанам ничего не оставалось, как идти на юг или остаться в Брюсселе. Брук сказал королю, что 10 бельгийских дивизий по ту сторону линии Гамелена и был разоблачен. Леопольд наказал своего советника и начальника генштаба. Брук нашёл Оверстраена и рассказал ему, что это сделал Британский экспедиционный корпус. Ван был потрясен. Левый фланг британских сил опирался на бельгийцев и англичане были уверены в военном потенциале союзника. Именно из-за этого дивизии Бельгии решили воевать вместе с экспедиционным корпусом. Далее британцы поняли, что противотанковая оборона рядом с Дейле, которая обороняла линию Намюр — Перве, слабая (этот промежуток был плохо защищен естественными препятствиями. За несколько дней до нападения генштаб Бельгии открыл его в нескольких милях от реки. Когда провели укрепления (36 часов) 4-я и 7-я дивизии удалились).

После сдачи Эбен-Эмаэля путь для 6-й танковой дивизии был открыт. Бельгийские дивизии могли выйти, иные попали в окружение во время прорыва. Гитлеровцы продвинулись дальше Тонгерена и теперь могли захватить Намюр. Они угрожали окружить весь канал Альберт и позиции Льежа. Бельгийские дивизии отступили. Вечером 11 мая все части вывели за линию Намюр-Антверпен. 11 мая 1-я французская армия прибыла в Жамблу, чтобы остановить этот прорыв. Однако там были ровная территория, совершенно неподготовленная и без укрепленных позиций.

7-я французская армия на севере Бельгии охраняла «треугольник» Брюгге, Гент и Остенде, а также все порты Ла-Манша, и располагалась даже в Нидерландах. 11 мая она достигла Бреды. Но немецкие парашютисты захватили Мордийкский мост через Холландс-Дип, что к югу от Роттердама. Это делало невозможным соединение с голландской армией. Она отошла к Роттердаму и Амстердаму. 7-я французская армия повернула на восток и встретилась с 9-й танковой дивизией вермахта в 20 километрах к востоку от Бреды в Тилбурге. В помощь немцам подоспело люфтваффе, совершив налёт на Антверпен. Французы не смогли помочь в обороне города, было уже поздно. 40-я и 54-я эскадрилья 8-го авиакорпуса из Ju 87 атаковали 7-ю французскую армию. Возникла угроза захвата Мордийкского плацдарма. Опасения по поводу подхода союзных подкреплений к Антверпену заставили люфтваффе патрулировать дельту Шельды. 30-я эскадрилья потопила 2 голландские лодки с пулеметами и 3 эсминца, также повредила два эсминца ВМФ Британии, хотя, в целом, бомбардировщики имели ограниченный эффект.

12—14 мая: битва в центральной Бельгии

В ночь с 11 на 12 мая бельгийцы начали удаляться от Диля, разрушив все укрепления рядом с Тонгереном. В первой половине дня 12 мая король Леопольд III, генерал ван Оверстратен,Эдуар Даладье, генерал Жорж Альфонс, генерал Гастон Билотте и генерал Генри Повналл провели конференцию около Монса. Было принято решение, что бельгийская армия будет защищать линию Антверпен — Лёвен, а союзники взяли под охрану север и юг страны.

3-й бельгийский корпус и 1-я, 2-я и 3-я дивизии егерей Арденн отошли от укреплений Льежа, чтобы избежать окружение.1 полк остался в крепости Льежа, чтобы нарушать коммуникации и защищать город. На юге, в крепости Намюр стояли 5-я пехотная дивизия VI корпуса, 2-я дивизия егерей Арденн и 12-я французская дивизия, которые сносили позиции и оставались там. Что касается бельгийцев, они выполнили миссию, возложенную на них: провели укрепления от Льежа до Альберт-канала (достаточно долго) и союзники заняли позиции по линии Намюр — Антверпен — Живе. И оставшуюся часть кампании бельгийцы будут подчиняться плану союзников.

Пока одни сражались в арьергардных боях, другие неустанно работали около Дейле^[где?], чтобы организовать оборону Лёвена — Антверпена. 2-й полк проводников и 2-й велосипедистов 2 бельгийской кавдивизии прикрывали отступление своих 4-й и 7-й дивизий. И эти полки особенно отличились в боях за Тинен и Хален. В связи с прорывом оборонительной линии в Альберт-канале король Леопольд сделал воззвание к народу, чтобы улучшить моральное состояние армии:

Солдаты Бельгийской армии, вы атаковали внезапно напавшего врага и боретесь с силами, которые лучше оснащены и имеют грозный военно-воздушный флот. Уже в течение 3 дней проводятся сложные операции. Успех будет иметь исключительно важное значение для проведение боев и результата войны. Эти операции требуют от всех нас-солдат и офицеров-огромных усилий. Надо держаться день и ночь, несмотря на морально напряжение испытаний, которые доходят до предела в виде разрушений, вызванных безжалостным противником. Это тяжелый процесс судьбы и может вы пройдете через него храбро.

Наши позиции крепнут с каждым часом, численность чинов ограничивается. В критические дни вы будете использовать все свои силы и каждый сделает жертву, чтобы остановить вторжение.

Подобно тому, как они делали в 1914 году на Изере. Так что французские и британские войска рассчитывают на вас: безопасность и честь страны в ваших руках.

Леопольд.

Видя, что Бельгия не может удержать восточные границы союзники разочаровались. Они думали, что те устоят ещё 2 недели. Их комитет начштабов пытался избежать мобильной битвы без сильной фиксированной защиты. Поэтому они отступили, надеясь, что бельгийское сопротивление будет продолжаться достаточно долго. И за это время планировали построить оборонительную линию. Краткое затишье было на Диле перед 11 мая и союзные армии произвели первое крупное нападение на следующий день. Союзная конницы перешла позиции, а артиллерия медленно двигалась по железной дороге. Они не знали, что 1-я группа армий союзников превосходила вооружением 6-ю немецкую армию Рейхенау.

Утром 12 мая из-за бельгийского давления и необходимости британские и французские ВВС произвели несколько авиаударов по мостам Маастрихта и Мааса, чтобы предотвратить продвижение немецких войск. 74 вылета было совершено союзниками с 10 мая. 12 мая 11 из 18 французских бомбардировщиков Breguet 693 были сбиты. Британские ударные авиасилы, в которые вошли союзные бомбардировщики сократили до 72 самолетов из 135 на 12 мая. В течение следующих 24 часов миссии отложили, так как немецкая зенитная оборона была слишком сильна.

Результаты бомбардировки определить сложно. Эту ситуацию 19 немецкий корпус отметил в сводке в 20:00 14 мая:

Завершение огня тяжелой фланговой артиллерии по военному мосту в Доншери и окончания бомбовых атак не было… В течение дня все 3 дивизии были вынуждены терпеть постоянные атаки с воздуха-особенно при прохождении мостов и пунктов. Наших истребителей прикрытия было не достаточно. Просили (истребители для защиты), но по-прежнему неудачно.

Операции Люфтваффе свидетельствовали о «активной деятельности истребителей врага против нашей разведки». Тем не менее, недостаточно защищали Королевские бомбардировщики от немецкой оппозиции. Но из 109 Fairey Battle и Bristol Blenheim, которые нападали на колонны противника, 45 сбили. 15 мая дневная бомбардировка была снижена. Из 24 самолетов 4 не вернулись. Но благодаря истребителям союзников в дневнике 19 корпусе вермахта отметили «корпус не имеет в распоряжении самолетов-разведчиков дальнего действия…(Разведэскадрильи) больше не в состоянии выполнять энергичную, обширную разведку, так как из-за жертв более половины самолетов не доступно». Наиболее серьёзные бои развязались 12 мая 1940 г. за Анню. В то время, как немецкая передовые части группы армий «А» продвигались в Арденнах, группа армий «Б» начала наступательную операцию в щель Жамблу. Она занимала позиции на бельгийской равнине. Эта территория не была укреплена, окопов не было. Разъем простирался от южной оконечности линии Диля, Вавра на севере, Намюра на юге. 16-я танковая дивизия 6-й армии под командованием Гёпнера нападала на Маастрихтский выступ и захватила Льеж, заставив бельгийскую армию отступить. Потом она с 3-й и 4-й танковыми дивизиями перешла в наступление туда, где французы ошибочно ждали главный немецкий удар.

Брешь Жамблу защищала 1-я французская армия с 6-ю элитными дивизиями, а также со 2-й и 3-й легкими механизированными дивизиями. Кавкорпус Рене Прио должен был пройти 30 км на восток, чтобы обеспечить прикрытие движения войск. 1-я и 2-я французские танковые дивизии шли в голове за 1-й французской армией, чтобы защитить её. Кавкорпус Прио равнялся панцер-дивизиону немцев. Он должен был провести разведку линии Тинен — Анню — Юи. По плану корпус должны были задержать наступление нацистов на Жамблу и Анню до подхода всей 1-й армии.

Танковая дивизия Гёпнера и кавалерийский корпус Прио встретились в Анню. Даны такие цифры:623 немецких и 415 французских таков. Но на тот момент все думали, что немцев не больше, чем французов. Было сказано, что в 3-й панцер-дивизионе 280 танков, а в 4-м 343. А 2-я и 3-я французские 176 Somua и 239 Hotchkiss H35. Ещё большое число Renault AMR-ZT приписали в кавкорпус. Но по вооружению ZT выигрывали у Panzer I и Panzer II. Кроме того, серьёзную угрозу немцам представляли 90 Panhard 178. 25-мм пушка этого бронеавтомобиля легко пробивала броню PzKpfw IV. Что касается дальнобойных и более живучих танков, то таковых у немцев было не так много: 73 Panzer III и 54 PzKpfw IV. У французов же было 176 Somua и 239 Hotchkiss H35. Основную массу гитлеровских танковых войск составляли 486 Panzer I и Panzer II.У них была сомнительная ценность, доказанная потерями в Польской кампании.

С другой стороны, тактическое преимущество было на стороне Германии. Немцы общались по радио во время боя, и поэтому могли неожиданно сместить место главного удара. Они использовали комбинацию тактик, а французы до сих пор применяли жёсткую и линейную тактику Первой Мировой войны. У французских танков не было радио, и командирам приходилось спешить, чтобы отдать приказ. Несмотря на недостатки немецких танков, они взяли вверх утром 12 мая, окружив несколько французских батальонов. Силами 2-й мехдивизии французам удалось уничтожить переднюю оборону противника и освободить свои силы/ В немецких отчетах французы одержали победу в первый день и не дали вермахту пробиться к Жамблу и Анню.

Результат боя в этот день: Влияние на немецкие легкие танки было катастрофическое. Все французское оружие от 25 мм и больше пробивало 7-13 мм Panzer I. Panzer II держался лучше, так как имел более толстую броню. Потери в этих легких танках были высоки, несмотря, что они одержали вверх в Польской кампании. Отчаяние настолько овладевало экипажами этих танков в условиях тяжелых французской брони, что некоторые прибегали к просто безумным действиям. Один источник говорил, что командир немецкого танка залез на Hotchkiss H-35, чтобы с помощью молотка разбить перископы, но упал и его раздавили траки. К концу дня Прио сказал, что его танки превзошли гитлеровские. Поле битвы вокруг Анню поля были усеяны немецкими танками, преимущественно PzKpfw I и II.

13 мая французы отступили из-за плохого развертывания. Они выставили танки в тонкую линию между Анню и Юи, не оставляя в глубине сил. Именно оттуда бронетанковые войска позже двинутся на проем Жамблу. Такое развертывание дало шанс Гёпнеру пробиться в этом секторе, разбив 3 механизированную дивизию. Так как у французов не было резервов за линией фронта, они не контратаковали. Бельгийский корпус, отступающий от Льежа предложил оказать поддержку французам. Но это предложение было отвергнуто.

С 12 по 13 мая 2-й мотокорпус не потерял бронетехники. А вот 3-й лишился 30 Somua и 75 Hotchkiss.Французы же уничтожили и подбили 160 немецких танков. Тем не менее, устаревшие принципы ведения и неудачное развертывание войск позволило нацистам прорваться - но лишь в одном месте. Гитлеровцы безвовратно потеряли 49 танков, ещё 111 - отремонтировали. Людские потери вермахта составили 60 человек погибшими и 80 ранеными. Таким образом, в битве за Анню французы потеряли 105 танков, а немцы-160. Прио достиг своей цели и ушёл.

Гёпнер теперь преследовал. Он не стал дожидаться пехотных дивизий, а пошёл вперед самостоятельно. Происходило сильное давление на французов: нельзя было дать им построить прочную линию обороны. Немецкие части преследовали противника до Жамблу. Там танковый корпус столкнулся с отступающей французской колонной и нанес ей тяжелые потери. Эта атака сделала французскую артиллерию абсолютно неэффективной: бой проходил так близко, что была опасность попасть в союзников. Тем не менее, французам удалось создать новые противотанковые укрепления. Гёпнер же, не имея пехотной поддержки, приказал атаковать в лоб. В битве за Жамблу 14 мая 2 танковые дивизии вермахта понесли огромные потери, и это вынудило их остановиться. Поэтому попытки гитлеровцев захватить Жамблу провалились.

Тогда немцы отвлекли 1-ю группу армий союзников из района нижних Арденн. Одновременно с этим Люфтваффе усиленно бомбило кавкорпус Прио. Когда Прио услышал новость о прорыве нацистов под Седаном, то отошёл от Жамблу. Её оборона была нарушена - теперь там находились немецкие 3-я и 4-я танковые дивизии. Здесь больше не требовалась группа армий «Б». Она продолжала наступление на Мец. Группа «А» шла к Монсу, обойдя Британские экспедиционные силы и бельгийскую армию, которая защищала сектор Диль-Брюссель. Немцы повернули в обход 9-й французской армии. Потери немцев в Анню и Жамблу были особенно тяжелыми. На 16 мая в 4-м панцер-дивизионе осталось 136 танков, в том числе 4 Panzer IV. Силы 3-й танковой дивизии снизились на 20-25 %. А в 4-й были не готовы продолжать наступление порядка половины. Повреждённые танки быстро отремонтировали, но их сила изначально являлась недостаточной. 1-ю французскую армию также разгромили, несмотря на несколько оборонительных побед.

15—21 мая: контратаки и отступление на побережье

Утром 15 мая группа армий «А» под командованием Герда фон Рундштедта прорвалась под Седаном и свободно двигалась к Ла-Маншу. Союзники начали отступление, которое проходило в 3 этапа: в ночь с 16 на 17 мая по Сенне, с 17 на 18 по Дандру и с 18 на 19 по Шельде. Бельгийцы не желали сдавать Брюссель и Лёвен, тем более, что линия Диль выдержала немецкое давление. 16 мая Бельгийской армии, Б. Э. К. и 1-й французской армии приказали отойти, чтобы избежать окружения немецкими танковыми войсками, шедшими через французские Арденны. С ними находилась 6-я гитлеровская армия. Но армия Бельгии продолжала держать 14-ю армию противника на линии КВ с 7-й французской армией и британскими силами. Если бы не была изнеможена 2-я французская армия под Седаном, то бельгийцы узнали, где будет немецкое наступление.

Ситуация требовала французов и британцев отступить от линии Антверпен-Намюр. Но на Шельде войска продолжали держаться, не встречая серьёзного сопротивления. На юге генерал Дефонтейн вместе с 7-м корпусом отступил из районов Намюра и Льежа из-за упорного давления 6-й немецкой армии. На севере 7-я армия двигалась к Антверпену, но потом поспешила на помощь 1-й французской. 15 мая 3-й британской дивизией был проверен сектор около Лёвена. Дальше Шельды англичане не уходили.

Когда французская армия ушла с севера, бельгийцы остались защищать Антверпен. 4 бельгийские дивизии (в том числе 13-я и 17-я резервные) атаковали 208-ю, 225-ю и 526-ю гитлеровские дивизии 18 пехотного корпуса^{[нет в источнике 4302 дня]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Бельгийцы успешно держали город, но ушли оттуда 16 мая. Очень сильно сопротивлялись с 18 на 19 мая. 18 мая бельгийцы получили известие, что Намюрский форт Марчовелетте пал, 19-го — Шарле, 21-го — Сент-Хериберт и Малонне, 23-го — Дейв, Майзерет и Анней.

С 16 по 17 мая британцы и французы вышли к каналу Виллебрук. Все союзные войска двигались к Арденнам, где был танковый удар гитлеровцев. 1-й и 5-й бельгийский корпуса отступили к Гентскому плацдарму за Дандр и Шельде. Бельгийский артиллерийский корпус, поддерживая пехоту оттеснил 18-ю армию вермахта. Как сообщалось в сообщении из Лондона британцы признали, что Бельгийская армия успешно обороняется. Тем не менее, но Брюссель был сдан 17 мая и правительство бежало в Остенд. На следующее утро командиру 16 танкового корпуса — Гёпнеру было приказано освободить от действий 3-ю и 4-ю танковые дивизии группы армий «А».

19 мая немцы находились в нескольких часах езды от побережья канала. Горт понял, что у французов не было плана, резервов и надежды, чтобы остановить продвижение. Он беспокоился тем, что 1-ю французскую армию на южном фланге сократили. И также, что гитлеровские танки могут появиться на правом фланге — в Аррасе или Перонне. Они могли захватить Кале и Булонь или северо-западный фланг англичан. Поэтому британский экспедиционный корпус стал отступать к Остенду, Брюгге или Дюнкерку. Последние дивизии Англии стояли на французской границе.

Предложение отступить британцам с материка отклонил Военный кабинет и Эдмунд Айронсайд. Айронсайд сообщил Горту их решение. И он приказал начать наступление на юго-запад «через всю оппозицию», чтобы достичь «главные французские силы». Но сильнейшие силы французов находились на севере. Бельгийцы спросили, может ли их эвакуировать британский флот или они должны действовать по плану? Британский кабинет министров решил, что даже если наступление на Сомме провели успешно некоторых людей все равно надо эвакуировать. И приказал адмиралу Рамзаю собрать много судов. Началась Дюнкеркская операция.Айронсайд прибыл в Генштаб 20 мая в 6:00 утра. В тот же день связь с континентальной Европой была потеряна. Когда предложения Айронсайда стали известны Горту, он ответил, что это невозможно.7 из 9 дивизий находились на Шельде. И даже если бы их сняли с фронта, это создало бы большую дыру между бельгийцами и британцами — тогда противник мог бы окружить войска. Британский экспедиционный был 9 дней на марше и уже кончались боеприпасы. Главное внимание концентрировалось на юге.

Ситуация была ясна. Король Леопольд расстроился, потому что бельгийская армия не могла наступать: ей не хватало танков и самолетов, она только оборонялась. Площадь страны стремительно сокращалась. Еды хватало только на 2 недели. Леопольд не ожидал, что британцы ставят под угрозу, чтобы сохранить контакт с Бельгийской армией.

Король предложил создать плацдарм вокруг Дюнкерка и бельгийских портов. Начгенштаба британцев разрешил так сделать. Горт дополнил британский корпус 2 пехотными и 1 бронетанковым батальонами и те пошли в атаку. Несмотря на первоначальный тактический успех, англичане не смогли 21 мая сломать оборону гитлеровцев при Аррасе.

После неудач бельгийцы советовали отступить к реке Изер, в то время как союзники будут защищать левый фланг и тыл. Вар Оверстратен сказал, что нельзя так делать: Бельгийская армия распадется. Предложили другой план. Французы попросили бельгийцев отойти к Лису. А британцев к французской границе между Молде и Аллюеном. Тогда бельгийцы стали идти в атаку без англичан. А 1-я французская армия освободила ещё 2 дивизии на правом фланге. Леопольд не хотел делать такой шаг, потому что было сложно сражаться без союзников. Бельгийская армия истощилась. Нужно было много оружия, артиллерии, танков.

Бельгийцы и британцы пришли к выводу, что Французов сильно потрепали немцы. Союзные армии могут быть уничтожены в немецком окружении, если срочно не предпримут какие-то действия. Ангичане, потеряв в уверенность в союзниках решили посмотреть на выживание своего корпуса.

22—28 мая: последние оборонительные бои

Утром 22 мая протяженность бельгийского фронта составляла 90 километров. С севера на юг поочередно стояли бельгийские корпуса: Кавалерийский (охранял Тернёзене), 5-й, 2-й, 6-й, 7-й и 4-й. 2 дополнительных корпуса охраняли побережье. Почти вся Бельгийская армия находилась на востоке. Британский экспедиционный корпус и французские войска шли на запад, чтобы защитить Дюнкерк, потому что он был уязвим для нападения немцев 22 мая. К этому времени бельгийцы позиции на востоке не сдали, но у них была последняя укрепленная позиция на Лисе. Только 1-й бельгийский корпус и 2 неполные дивизии активно участвовали в боевых действиях. В этот день Бельгию посетил Уинстон Черчилль. Он настаивал, чтобы французская и британская армии полностью уходили с северо-востока. Черчилль предположил, что бельгийский кавкорпус мог поддержать правый фланг наступления. Уинстон отправил Горту следующее сообщение:

1. Бельгийская армия должна отойти к Изеру.
2. Британская и 1-я французская армии атаковали юго-запад в направлении Бапома и Камбре на следующий день с бельгийским кавалерийский корпусом, который будет находиться справа от англичан.

Бельгийская армия не смогла выйти к Изеру. И было мало шансов бельгийской кавалерии атаковать. Бельгийцы планировали уйти незаметно с помощью шума реки — Изер нес свои воды на юге и востоке Дюнкерка, а Ла-Бассе на западе. Кольцо Изера немцы сжимали. Из-за этого пришлось сдать Пашендейле и Ипр. Это означало потерю всех портов Бельгии на Изере.

23 мая французы провели ряд наступательных операций на немецкую оборонительную линию от Арденн до Кале, но результатов не достигли. А бельгийцы под давлением отступили и сдали Тернёзен и Гент. У бельгийцев также были проблемы с нефтью, продовольствием и боеприпасами, потому что все запасы остались на оккупированной территории. Люфтваффе имело превосходство в воздухе. Её постоянно обеспечивали с тыла. Воздушная поддержка осуществлялась Британскими ВВС из южной Англии. Французы не хотели, чтобы бельгийцы базировались в Дюнкерке, Бурбуре и Гравлине. Потому что это города находились в руках французов. Бельгийцы вынуждены были использовать Ньивпорт и Остенде.

Уинстон Черчилль и Максим Вейган были полны решимости прорвать линию оборону нацистов и вывести свои войска на юг. Когда они сообщили это королю Леопольду и ван Оверстратену, то Вар был ошеломлен. Большое расстояние между Британской и Бельгийской армиями и между Ипром и Мененом угрожало остаткам Бельгийской армии. Тем не менее, бельгийцы понесли большие потери, и немцы нанесли им несколько тактических поражений. Без консультации с французами или с британским правительством Горт приказал 5-й и 50-й пехотным дивизиям заполнить дыру и не производить наступательных операций на юге.

Во второй половине дня 24 мая фон Бок бросил 4 дивизии, а Рейхенау — свою армию, против 4-го бельгийского корпуса в область Кортрейка. Упорного сопротивления не было и немцы спокойно пересекли ночью Лис — они прошли 13 километров от Вервика до Кортрейка и захватили плацдарм.

Но всё же бельгийцы нанесли тактические поражения немцам: 1-я, 3-я, 9-я и 10-я пехотные дивизии (действовали в качестве подкрепления) несколько раз контратаковали и захватили 200 пленных. Бельгийская артиллерия и пехота поразили Люфтваффе. Однако же, бельгийцы обвинили французов и британцев, что те не обеспечили прикрытие с воздуха. Немцы, находившиеся на плацдарме поняли, что на их восточном фланге стоит Британский экспедиционный корпус. Монтгомери направил несколько подразделений 3-й пехотной дивизии (в том числе 1-й и 7-й батальоны Миддлсекса линейной пехоты, 99-я батарея и 20-й противотанковый полк) для обороны.

Британское правительство и французская армия высказали аргументы по поводу плана Вейгана удара на юг. Бельгийская армия вместе с Британским экспедиционным корпусом должны были последними участвовать в наступлении. Изнеможение всех армий могло привести к потере портов через Ла-Манш и полному окружению войск. Британский экспедиционный корпус был в состоянии контратаковать левый фланг фон Бока, чтобы облегчить бельгийцам ярость нападения на Кортрейк через укрепленные позиции британцев. Бельгийское верховное главнокомандование произвело 5 призывов к англичанам атаковать уязвимый левый фланг немцев между Шельдой и Лисом.

Адмирал Роджер Кейс передал следующее сообщение в Ставку:

Ван Оверстратен отчаянно заставляет британцев сильно контратаковать на север или к югу Лиса. Только так можно выйти из положения. Бельгийцы ожидают нападение на Гент завтра. Гитлеровцы имеют плацдарм на западе канала Иклу. Бельгийцы могут отступить от Изера. Сегодня один батальон на марше к северо-востоку Ипра был практически уничтожен при атаке 60 самолетов. Отступление по дорогам без поддержки истребителей обойдется очень дорого. Были сделаны поставки к Изеру. Бельгийцы попытались захватить Лис с помощью контратаки британцев. Наступать можно только через несколько часов".

—

Но нападение произведено не было. Немцы закрыли промежуток Менен — Ипр только что прибывшими резервными войсками. И практически отсоединили бельгийцев от англичан.2-я, 6-я пехотные и 10-я кавалерийская дивизии остановили попытку нацистов пройти вглубь пробела, но ситуация осталась критической. 26 мая Дюнкеркская операция началась. Английские и французские солдаты должны были эвакуированы в Великобританию. К этому времени королевский флот уже эвакуировал 28000 солдат не участвовавших в боевых действиях. Булонь пала. Только Кале, Дюнкерк, Остенде и Зебрюгге использовали в качестве портов для эвакуации. Из-за наступления 14-й немецкой армии Остенде быстро сдадут. Утром 27 мая немецкая группа армий «А» достигла Дюнкерка. До центра города было 6,4 километра. Поэтому город превратился в артиллерийский полигон.

С 26 по 27 мая ситуация сильно изменилась: 26 мая бельгийская армия отошла от Лиса. Невеле, Винкт, Тилт и Изегем пали на западной и центральной части Лисского фронта. На востоке гитлеровцы вышли к окраинам Брюгге и захватили Урсель. На западе линии Менен — Ипр сдали Кортрейк и бельгийцы стали использовать железнодорожные вагоны, чтобы помочь сформировать противотанковую оборону на линии Ипр — Пашендейле — Руселаре. Британский экспедиционный корпус был вынужден вернуться к северу Лилля, потому что в проёме Ипр — Лилль не было никаких войск. Немецкое наступление на Дюнкерк означало потерю порта. Но он слишком важен. Британцы отступили к порту 26 мая. Они оставили северо-восточный фланг близ Лилля 1-й французской армии. Как только британцы эвакуировались, немцы окружили основную часть французской армии. Лорд Горт и начштаба — Генри Поунолл признали, что уход британцев будет означать окончательное уничтожение 1-й французской армии, и их обвинят в этом.

Во время боев 26-27 мая бельгийская армия была на грани краха: Бельгийцы по-прежнему занимали линию Ипр — Руселаре на западе и Брюгге — Тельт на востоке. 27 мая центральный фронт в секторе Изегем — Тельт. Теперь ничего не мешало немцам брать Остенде и Брюгге или занять порты — Ньивпорт и Ла Панне в глубоком тылу союзников. Бельгийцы сопротивлялись всеми способами. Уничтожение бельгийской армии и её фронта вызвало много ошибочных обвинений со стороны британцев. Фактически, бельгийцы всё решили после ухода британцев с материка. Одним из примеров является захват линии Шельды, где они освободили 4-ю британскую пехотную дивизию, что позволило ей удалиться через бельгийскую армию. Но все же Горт и Поунолл несправедливо презирали бельгийцев. Когда спросили: «Бельгийцы эвакуируются?», то Поунолл ответил: «Нас не волнует, что происходит с бельгийцами».

Капитуляция Бельгии

Перед капитуляцией бельгийская армия удерживала 1700 км² территории с населением 3 млн человек. У армии не было резервов, а контратаки приводили к большим потерям. При этом, организованное отступление войск было невозможным. Британские ВВС несколько раз совершали вылеты в Бельгию, но воздушное пространство страны оставалось под контролем люфтваффе.

Боевые действия причинили значительные разрушения и дезорганизовали жизнь населения. Системы подачи электричества, водоснабжения, транспортные коммуникации были частично выведены из строя.

В сложившейся ситуации король Бельгии Леопольд III решил, что дальнейшее сопротивление бесполезно и вечером 27 мая предложил сдаться.

Ночью британский флот эвакуировал генштаб из Мидделкерке и Сент-Эндрюса к востоку от Брюгге. Леопольд III и его мать — Елизавета Баварская остались в Бельгии, несмотря на предложение покинуть страну и возглавить правительство в изгнании. В то же время, король отказался лично подписать акт капитуляции, и его подписал командующий вооруженных сил Бельгии и отказался утвердить состав коллаборационистского правительства.

28 мая 1940 в 04:00 вступил в силу документ о капитуляции Бельгии. Правительства Великобритании и Франции выступили с обвинениями в адрес Бельгии, утверждая, что они предали союзников. Наиболее серьёзным обвинением было то, что руководство Бельгии не поставило союзников в известность о своем решении капитулировать до того, как прекратили сопротивление. С точки зрения руководства Великобритании и Франции, действия Бельгии являлись предательством по отношению к союзникам.

Председатель правительства Бельгии Юбер Перло сообщил, что король действовал против рекомендации правительства, и принятое им решение о капитуляции противоречило конституции Бельгии.

Леопольд III теперь не мог управлять страной и возглавил бельгийское правительство в изгнании в Париже (позже, после падения Франции, в Лондоне), продолжая борьбу.

Потери

Потери Бельгии

• Убито: 6093 человека
• Пропало без вести: более 500
• Попало в плен: 202 000
• Ранено: 15 850
• Самолетов: 112 уничтожено

Потери Франции

Потери во всей кампании неизвестны, но с 10 по 22 мая потери составляли:

• Убито: 90 000
• Попало в плен: 1 900 000
• Ранено: 200 000
• Потеряно самолетов с 12 по 25 мая: 264; с 26 мая по 1 июня: 50

Потери Великобритании

Потери во всей кампании неизвестны, но с 10 по 22 мая потери составляли:

• 68 111 убито, ранено и попало в плен
• 64 000 транспортных средств уничтожено и брошено
• 2472 орудия уничтожено и брошено
• Потери королевских ВВС с 10 по 22 мая: 931 самолет уничтожено и 1526 подбитых. Потери после 28 мая неизвестны

Потери Третьего Рейха

В докладе Верховного командования Вооружённых сил Вермахта об операциях на западе с 10 мая по 4 июня написано:

• Убито: 10 232 солдат и офицеров
• Ранено: 42 523 солдат и офицеров
• Пропало без вести: 8463 солдат и офицеров
• Потери Люфтваффе с 10 мая по 3 июня: 432 самолета
• Потери Кригсмарине: нет

В произведениях культуры

Событиям Бельгийской кампании, в частности героизму егерей Арденн, посвящена песня «Resist and Bite» шведской пауэр-метал группы Sabaton.

См. также

• Десант на форт Эбен-Эмаэль
• Голландская операция (1940)
• Люксембург во Второй мировой войне
• Силы Свободной Бельгии
• Франция во Второй мировой войне

Литература

• Blatt Joel. The French Defeat of 1940: Reassessments. — Providence: Berghahn Books, 1998. — ISBN 1-57181-109-5.
• Bond Brian, Taylor Michael. The Battle of France and Flanders 1940. — London: Leo Cooper, 2001. — ISBN 0-85052-811-9.
• Bond Brian. Britain, France, and Belgium, 1939-1940. — London: Brassey's (UK) Riverside, N. J., 1990. — ISBN 0-08-037700-9.
• Bond Brian. France and Belgium, 1939-1940. — London: Davis-Poynter, 1975. — ISBN 0-7067-0168-2.
• Dunstan Simon. Fort Eben Emael. — Oxford: Osprey Publishing (UK), 2005. — ISBN 1-84176-821-9.
• Ellis John. The World War II Data Book. — Aurum Press Ltd, 1993. — ISBN 978-1-85410-254-6.
• Ellis Major L. F. The War in France and Flanders 1939–1940. — Naval & Military Press Ltd, 2004. — ISBN 978-1-84574-056-6.
• Frieser Karl-Heinz, Greenwood John T. The Blitzkrieg Legend: the 1940 campaign in the West. — Annapolis: Naval Institute Press, 2005. — ISBN 1-59114-294-6.
• Harman Nicholas. Dunkirk. — London: Hodder and Stoughton, 1980. — ISBN 0-340-24299-X.
• Holmes Richard. The Oxford Companion to Military History. — Oxford Oxfordshire: Oxford University Press, 2001. — ISBN 978-0-19-866209-9.
• Healy Mark. Panzerwaffe: the Campaigns in the West 1940. — Shepperton: Ian Allan Publishing, 2008. — Vol. 1. — ISBN 978-0-7110-3240-8.
• Hooton Edward R. Luftwaffe at War; Blitzkrieg in the West 1939-1940. — Leicester: Midland Publishing, 2007. — ISBN 978-1-85780-272-6.
• Jackson Julian T. The Fall of France. — Oxford Oxfordshire: Oxford University Press, 2003. — ISBN 0-19-280550-9.
• Keegan John. The Second World War. — New York: Penguin Books, 2005. — ISBN 0-14-303573-8.
• Dear Ian. The Oxford Companion to World War II. — Oxford Oxfordshire: Oxford University Press, 2001. — ISBN 0-19-860446-7.
• William Shirer. A Native’s Return. — 1990.
• Krause Michael, Cody P. Historical Perspectives of the Operational Art. — Washington: Center of Military History Publication - Dept. of the Army, 2006. — ISBN 978-0-16-072564-7.
• Powaski Ronald E. Lightning War: Blitzkrieg in the West, 1940. — John Wiley, 2003. — ISBN 0-471-39431-9, 9780471394310.
• Powaski Ronald E. Lightning War: Blitzkrieg in the West, 1940. — Book Sales, Inc., 2008. — ISBN 0-7858-2097-3, 9780785820970.
• Sebag-Montefiore Hugh. Dunkirk: Fight to the Автор Man. — New York: Viking, 2006. — ISBN 978-0-670-91082-3.
• Prigent John, Healy Mark. Panzerwaffe: the Campaigns in the West 1940. — Shepperton: Ian Allan Publishing, 2008. — Vol. 1. — ISBN 978-0-7110-3240-8.
• Shepperd Alan. France 1940: Blitzkrieg in the West. — Oxford: Osprey Publishing, 1990. — ISBN 978-0-85045-958-6.
• Shirer William L. The Rise and Fall of the Third Reich: A History of Nazi Germany. — Simon and Schuster, 1990. — ISBN 0-671-72868-7.
• A History of World War Two. — London: Octopus Books, 1974. — ISBN 0-7064-0399-1.
• Weal John. Junkers Ju 87 Stukageschwader 1937-1941. — Oxford: Osprey Publishing, 1997. — ISBN 1-85532-636-1.
• Fowler Will. France, Holland, and Belgium 1940. — Hersham: Ian Allan Publishing, 2002. — ISBN 0-7110-2944-X.
• Oberkommando der Wehrmacht. Die Wehrmachtberichte, 1939—1945 — Band 1, 1. September 1939 bis 31. Dezember 1941. — München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1985. — ISBN 3-423-05944-3.
• Ministère des Affaires Étrangères. The Official Account of What Happened 1939—1940.
• Belgian American Educational Foundation. The Belgian Campaign and the Surrender of the Belgian Army, May 10-28, 1940.
• Jeffrey A. Gunsburg. The Battle of the Belgian Plain, 12-14 May 1940: The First Great Tank Battle. — The Journal of Military History. — 1992. — С. 207-244.

Отрывок, характеризующий Бельгийская кампания

Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»