Бельгийско-нидерландская война

Бельгийско-нидерландская война
Дата	1831
Место	Нидерланды Нидерланды
Причина	Попытка Нидерландов сохранить Бельгию в составе королевства
Итог	Создание независимого государства Бельгия
Противники
Нидерланды Нидерланды Бельгия Бельгия Франция Франция
Командующие
Виллем II Леопольд I Этьенн-Морис Жерар
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Бельгийско-нидерландская война — предпринятая Оранской династией в 1831 году неудачная попытка подавить Бельгийское освободительное движение и вернуть Бельгию в состав Объединённого королевства Нидерландов. Вооружённая фаза конфликта продолжалась всего 10 дней, отсюда его распространённое название — Десятидневная кампания.

Возникновение конфликта

Образованное Венским конгрессом в 1815 году новое Нидерландское государство страдало тем, что между обеими его составными частями (Бельгия и Голландия) существовала непримиримая противоположность интересов национальности, религии и языка. Обоюдное неудовольствие возрастало с каждым днём и, наконец, разразилось революцией и провозглашением независимости Бельгии.

Дело в том, что большинство населения Нидерландов составляли германские по происхождению нидерландцы-протестанты. В новообразованной Бельгии абсолютно преобладало католическое население. Религиозные различия между регионами объяснялись тем, что северные (низинные) провинции — собственно Нидерланды — раньше освободились от владычества Испано-католической монархии и взяли курс на религиозную Реформацию. Южные регионы страны — собственно Бельгия — сохранились за испанской короной, а затем попали в зависимость от Франции. Более того, в южной половине Бельгии (Валлония) романское население преобладало ещё со времён поздней античности.

Поэтому раскол страны на две части по религиозному признаку (протестанты и католики) всех проблем национального самоопределения не решил. Однако после образования Бельгии в них начались трения на этнической и языковой почве, поскольку прибывшие французы и франкоязычные валлоны, составлявшие урбанизированное меньшинство (40 %) населения страны, монополизировали всю экономическую и культурно-языковую жизнь на тот момент преимущественно аграрной нидерландоязычной Фландрии. Начался процесс интенсивной галлизации Брюсселя, который являлся исторически германоязычным городом.

Король нидерландский Виллем I объявил, что до решения, какое будет принято собравшимся в Лондоне конгрессом великих держав, он предоставляет Бельгию своей судьбе. На национальном конгрессе Бельгии принц Леопольд Саксен-Кобургский на предложение ему бельгийской короны изъявил своё согласие под условием принятия Бельгией 18 статей, выработанных лондонским конгрессом и заключавших в себе условия раздела. Соглашение состоялось, принц Леопольд 21 июля торжественно въехал в Брюссель. Но после этого «18 статей» были отвергнуты Нидерландами, которые в начале августа 1831 двинули в Бельгию свои войска под началом принца Оранского.

Силы сторон

Нидерландская армия состояла из 4 дивизий пехоты и 3 бригад кавалерии, которые были расположены следующим образом: дивизии генерала ван Гека и принца Бернхарда Саксен-Веймарского — лагерем близ Бреды, дивизии генералов Мейера и Корт-Гейлигерса с бригадой кавалерии — около Эйндховена, резервная кавалерия и артиллерия, под началом генерала Поста — в Бреде. Кроме того, в Антверпене, Маастрихте, у Венло и по всей границе — отряды нерегулярных войск или милиции. Устья реки Шельды были прикрыты эскадрою около 40 судов, а над Антверпеном гребная флотилия капитана Копмана. В общем, численность армии достигала до 70 тыс., да ещё было выставлено около 25 тыс. хорошо вооружённой милиции, конницы было около 8 тыс.; в армиях было до 150 орудий.

Вооружённые силы Бельгии находились в совершенном расстройстве, без центрального управления, внутренней администрации и без правильной организации. Войска, собранные на границе, состояли из двух частей. Одна, под несоответствующим названием Маасской армии, силою в 10-12 тыс. человек, в том числе до 3 тыс. плохой конницы, с 24 орудиями, под началом французского генерала Дена (Daine), была расположена около Хасселта. Другая, Шельдская, армия под началом бельгийца генерала де Тикена де Терхове (M. M. B. de Tiecken de Terhove) собиралась между Антверпеном и Мехеленом. К этой армии были ещё причислены 12-15 тыс. национальной гвардии, которая состояла из добровольцев, разнородных и разноимённых ополчений и служила более увеличению беспорядков, чем содействию в предстоящей борьбе. Регулярная армия была также неудовлетворительна - самую надёжную часть её составляли бельгийские солдаты прежней королевской армии, все же остальные — чужеземцы и новобранцы. Начальствующие лица были разных званий и народностей, искавшие приключений и военного счастья.

Ход боевых действий

2 августа 1831 года принц Оранский со всеми своими войсками выступил в Бельгию и двинулся по направлению к Тюрнхауту. 3-го числа, после незначительного дела, он занял этот пункт, и все нидерландские войска (кроме дивизии Корт-Гейлигерса, направленной влево для наблюдения за Лимбургской провинцией) сосредоточились около Тюрнхаута. Таким образом, нидерландские войска быстрым и одновременным вторжением разделили бельгийские армии и могли обратиться против любой из них, или даже двинуться прямо на Брюссель.

Принц Оранский, пользуясь превосходством сил, решил сначала разбить Маасскую армию, а затем напасть на Шельдскую. С этой целью 5 августа главные силы нидерландцев, перейдя реку Демер, расположились у Диста, а ген. Корт-Гейлигерс отбросил левый фланг противника от Берингена. Одновременно с этим, пограничные нидерландские отряды перешли границу в разных пунктах с целью отвлечь внимание бельгийцев.

В первые дни бельгийцы ограничились сосредоточением Шельдской армии около Лира, а Маасскую отвели к Хасселту и укрыли её за возведёнными полевыми укреплениями, с целью дать здесь сильный отпор. Король Леопольд вступил в командование Шельдской армией, тотчас же распорядился о сосредоточении обеих армий около Диста, но было уже поздно, объединение не могло быть исполнено вовремя.

Принц Оранский, имея свои силы на прежних местах против фронта и левого фланга Маасской армии, и полагая, что бельгийцы намерены держаться в Хасселте, решил атаковать их с фронта и обойти одновременно с левого фланга. С этой целью, оставив дивизию фон-Геена в Дисте для прикрытия своего движения, он направил дивизию принца Саксен-Веймарского к Синт-Трёйдену, в тыл неприятеля, а с остальными войсками двинулся к Хасселту и остановился 7-го числа, не доходя Кермпта. В этот же день генерал Ден выступил с большей частью своих сил из Хасселта, атаковал нидерландский авангард у сел. Кермпа, и, отбросив его, занял позицию на р. Демере. Однако, узнав о движении принца Саксен-Веймарского, он в тот же день отступил к Хасселту.

8 августа нидерландская армия, продолжая наступление, отбросила бельгийский авангард у с. Курент и подошла к Хасселту. Генерал Ден, не имея возможности держаться в городе и щадя жителей от последствий штурма, отступил 8-го числа и направился по дороге к Тонгерену. Принц Оранский, заняв без выстрела город, тотчас же организовал преследование. Назначенная для этого кавалерийская бригада генерала Бореля настигла за городом бельгийскую конницу, следовавшую в большом беспорядке между обозами, которые не успели отправить заблаговременно. Поэтому достаточно было нескольких выстрелов, чтобы обратить бельгийскую конницу в бегство. Паника в арьергарде быстро передалась прочим войскам, и Маасская армия, не быв в сражении, рассеялась, бросив артиллерию, обозы и оружие. Лишь жалкие остатки её собрались через несколько дней в Льеже.

Нидерландцы, заняв Хасселт, тем самым открыли сообщение с Маастрихтом, на который могли опираться при дальнейших действиях. Покончив с Маасской армией, пр. Оранский решил направиться против Шельдской армии. 10-го числа, оставив в Хасселте дивизию Корт-Гейлигерса, он перевел главные силы в С.-Ирон, заняв авангардом Тинен. Король Леопольд, двинувшийся с Шельдской армией из Лира на соединение с Деном, прибыл 8 августа к Арсхоту, на р. Демер, откуда мог действовать во фланг и тыл пр. Оранского, но, получив 9 числа известие о поражении Маасской армии, он отказался от движения к Дисту и перешёл на дорогу к Лёвену. 10 числа он занял сильную позицию у сел. Баутерзем, между Лёвеном и Тиненом. 12-го числа пр. Оранский, следуя через Тинен, встретил бельгийцев на позиции. Бельгийцы, атакованные с левого фланга, очистили позиции и отступили к Лёвену, где пытались вновь задержаться, однако новые атаки на их левый фланг ген. фон-Геена и появление принца Саксен-Веймарского в тылу их правого фланга вынудили их отступить и с этой позиции. В виду того, что дороги на Вавр и Брюссель были уже заняты нидерландцами, отступление могло быть совершено только по обходным просёлочным довольно трудным дорогам, через Бюке и Вильборд, или через Мехелен. Нидерландцы заняли ближайшие к городу высоты, откуда открыли сильный огонь. Часть Шельдской армии, под нач. Пиелона и Клумпта, некоторое время упорно удерживалась, другая же, перемешавшись с народом, теснилась на улицах города и вскоре обратилась в бегство. Принц Саксен-Веймарский, обойдя в то же время Левен, приближался к Брюсселю и невдалеке от города занял позицию на Железной горе.

Французское вмешательство

Собственно говоря, на этом война и закончилась, так как ещё в первые дни вторжения Бельгия обратилась за помощью к Франции. Французы сформировали 50-тысячную армию под началом маршала Этьенна-Мориса Жерара, расположив её вдоль бельгийской границы: в Живе, Мобёже, Валансьене и Лилле. После первых поражений французская армия, по настоянию бельгийского короля, 10 августа перешла границу, а 13-го числа её авангард уже вступил в Брюссель одновременно с прибывшими туда частями Шельдской армии. Главные силы маршала Жерара следовали через Вавр к Тинену, откуда могли угрожать левому флангу и даже тылу принца Оранского. В то же время состоялась конференция в Лондоне, по итогам которой королю Нидерландов Виллему I рекомендовали прекратить боевые действия. Он был вынужден согласиться, и распорядился о выводе войск. Вслед за тем французская армия также оставила Бельгию.

Источники

• Бельгийско-голландская война // Б (Blanc) порох — Бомба. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911. — С. 454—456. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.] ; 1911—1915, т. 4).</span>

Литература

• Бельгийско-Голландская война 1831 г. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бельгийско-нидерландская война

Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.