Бельский, Семён Фёдорович
Семён Фёдорович Бельский (ум. после 1541 года) — князь, боярин (с 1522 года), младший сын служилого князя Фёдора Ивановича Бельского и Анны Васильевны Рязанской.
Биография
Семён Бельский вместе со старшими братьями Дмитрием и Иваном владел Лухским удельным княжеством на Средней Волге.
В 1522 году Семён Фёдорович получил боярство и вместе с братом Иваном сопровождал государя Василия III в походе «по крымским вестям» в Коломну. В 1528 году Семён Бельский вместе со старшим братом Дмитрием сопровождал Василия III в Кириллов монастырь. Летом 1532 года Семён Фёдорович Бельский стоял с русскими полками «против устья Осетрьскаго», а в сентябре — на Коломне. Весной 1533 года Семён Фёдорович был отправлен из Коломны в Муром. В декабре 1533 года находился при умирающем Василии III.
Вскоре после смерти Василия III летом 1534 года Бельский вместе с окольничим Иваном Ляцким готовили войска в Серпухове на случай вероятной войны с Литвой. Семён Бельский стоял в оппозиции к действиям пришедшего к власти опекунского совета при малолетнем Иване Грозном, особенно недоволен он был заточением Юрия Дмитровского. Установив тайные отношения с великим князем литовским и польским королём Сигизмундом I Ягеллоном, в августе 1534 года воеводы Семён Бельский и Иван Ляцкий со многими детьми боярскими бежали из Серпухова в литовские владения. После бегства Семёна Бельского в Литву его брат Иван попал в опалу и был заключён в темницу, но другой брат, Дмитрий, сохранил прежнее положение в Боярской думе.
Великий князь литовский Сигизмунд I с почестями принял знатных перебежчиков и пожаловал им богатые поместья. Семён Бельский получил во владение Зизморы, Стоклиски и Кормялово. В доверительных беседах с великим князем литовским Бельский сообщил ему о слабости московской правительницы Елены Глинской, о тирании всесильных вельмож и недовольстве простого населения. Бельский призывал Сигизмунда начать войну против Русского государства и уверял его в беззащитности русских границ.
В августе 1534 года Сигизмунд начал военные действия. Под влиянием рассказов Бельского и Ляцкого польский король организовал войско под начальством великого гетмана литовского Юрия Радзивилла, воеводы киевского Андрея Немировича, великого гетмана коронного Яна Амора Тарновского и самого Семёна Бельского, которое в 1534 году вторглось в Северскую землю, взяв города Гомель и Стародуб. В дальнейшем действия польско-литовских войск были неудачны, и Сигизмунд негодовал на князя Бельского, считая его обманщиком.
Видя подобное отношение, Бельский выпросил у польского короля разрешение на поездку в Иерусалим, якобы для исполнения обета. Однако на самом деле он отправился из Литвы в Стамбул, чтобы попросить защиты и покровительства у турецкого султана Сулеймана Великолепного. В 1537 году Бельский приехал из Стамбула в Крым. С помощью Литвы и Крымского ханства Бельский стремился восстановить Рязанское княжество, присоединённое к единому Русскому государству, на которое он сам претендовал, будучи сыном рязанской княжны Анны Васильевны.
Получив поддержку османского султана, Бельский убедил крымского хана Сахиба I Гирея (1532—1551) совершить крупный поход на Русское государство. Крымский царевич Ислям I Герай, племянник и противник хана Сахиб I Герая, в 1537 году сообщал в Москву, что султан приказал хану собрать большие силы и предпринять поход на Русь. Сам Бельский отправил послание к московской правительнице Елене Глинской, пытаясь убедить её в своём раскаянии. Бельский требовал для себя охранной грамоты и обязывался вскоре приехать в Москву. Правительница решила заманить беглеца в Москву и наказать его по заслугам. В ответном письме от имени малолетнего великого князя Ивана Семёну Бельскому было обещано помилование. Одновременно русское правительство отправило гонца с дарами к царевичу Ислям I Гераю, прося его пленить или умертвить Бельского. Вскоре Бельский был захвачен в плен ногайцами. Елена Глинская и Боярская дума безуспешно посылали выкуп за пленника в ногайские улусы. Крымский хан Сахиб I Герай выкупил Бельского у ногайцев.
В 1537 году Бельский отправил письмо к великому князю литовскому Сигизмунду, в котором сообщал о большом готовящемся турецко-татарском походе на Русское государство. Бельский просил Сигизмунда отправить великих гетманов с литовской армией в новый поход на русские владения. Кроме того, Бельский просил у великого князя литовского разрешение на свободный проезд в Литву. Сигизмунд, заключив в 1537 году перемирие с Русским государством, отказался возобновлять военные действия против Москвы, но разрешил слугам Бельского выезжать из его литовских имений в Крым.
В 1540 году Иван Фёдорович Бельский, руководитель Боярской думы при малолетнем великом князе Иване, безуспешно пытался вернуть своего младшего брата Семёна в Москву. Малолетний великий князь простил все вины Семёна Бельского и разрешил ему вернуться на родину. Однако Семён Бельский отказался возвращаться и продолжал оставаться в Крыму, уговаривая крымского хана напасть на Русь.
Осенью 1540 года Бельский в своём письме к польскому королю сообщал Сигизмунду I, что смог отвратить крымский поход на Литву и взял с хана клятву, что весной он выступит в поход на Москву. Сигизмунд благодарил Бельского и послал ему в награду деньги.
В 1541 году Сахиб I Гирей, поддавшись на уговоры Бельского, предпринял большой военный поход на Русское государство, но турецко-татарское войско было встречено под Ростиславлем русскими полками под руководством старшего брата Бельского, князя Дмитрия Фёдоровича. Увидев неожиданно большое войско русских, крымский хан Сахиб Гирей в ту же ночь отступил от берегов Оки в степи. Дальнейшая судьба Семёна Бельского неизвестна.
Напишите отзыв о статье "Бельский, Семён Фёдорович"
Литература
- Рудаков В. Е., . Бельские, князья // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Бельский, Семен Федорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1908. — Т. 3: Бетанкур — Бякстер. — С. 672-674.
Ссылки
- www.rulex.ru/xPol/pages/03/672.htm
- [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=9677 Семён Фёдорович Бельский на сайте "Биография.ру.]
Отрывок, характеризующий Бельский, Семён Фёдорович
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
