Беляев, Григорий Николаевич

Григорий Николаевич Беляев
Дата рождения:	24 января 1843(1843-01-24)
Дата смерти:	10 июня 1916(1916-06-10) (73 года)
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Партия:	Всероссийский национальный союз
Род деятельности:	член Государственной думы II, III и IV созывов от Волынской губернии

Григо́рий Никола́евич Беля́ев (24 января 1843 — 10 июня 1916) — луцкий городской голова в 1881—1889 гг., член Государственной думы II, III и IV созывов от Волынской губернии.

Биография

Православный. Землевладелец Луцкого уезда (1680 десятин, в том числе приобретенное имение при селе Коршеве), домовладелец города Киева (приобретенный дом с усадьбой стоимостью 140 тысяч рублей).

Учился в Курской духовной семинарии, но курса не кончил. Затем выдержал экзамен на звание учителя арифметики и геометрии в уездном училище, слушал лекции на юридическом факультете Харьковского университета.

В 1863—1867 годах был учителем Льговского уездного училища. В 1867 году был назначен исполняющим должность мирового посредника 3-го участка Луцкого уезда, в 1870 — переведен во 2-й участок, а в 1875 — в 1-й участок. В 1872—1875 годах исполнял должность Луцкого уездного предводителя дворянства.

В 1881—1889 годах избирался Луцким городским головой. В 1890 году был избран участковым мировым судьей, а в 1896—1905 годах состоял председателем съезда мировых судей округа. Несколько трехлетий был почетным мировым судьей Луцкого судебно-мирового округа.

Кроме того, состоял почетным народным учителем, почетным попечителем основанного им в Коршеве одноклассного народного училища (с 1875) и Луцкой городской больницы (с 1884), а также директором Луцкого уездного тюремного отделения (с 1893).

В 1904 году вышел в отставку, дослужившись до чина действительного статского советника (1903). Назначался, а после введения земства в Западном крае — избирался гласным Луцкого уездного и Волынского губернского земства. В своем имении устроил образцовое хозяйство. Был членом Бессарабской партии центра, а затем Всероссийского национального союза. Входил в ревизионную комиссию ВНС (1908—1916).

В феврале 1907 года был избран членом II Государственной думы от Волынской губернии. Входил во фракцию «Союза 17 октября» и группу правых и умеренных. Выступал по аграрному вопросу: утверждал, что принудительное отчуждение частновладельческих земель приведет к экономическим потерям и социальному кризису.

В октябре 1907 избран членом III Государственной думы от Волынской губернии. Входил во фракцию умеренно-правых, с 3-й сессии — в русскую национальную фракцию. Состоял членом комиссий: распорядительной, по запросам, сельскохозяйственной и о мерах борьбы с пьянством.

В октябре 1909 года принимал участие в Западно-русском съезде в Киеве, организованном Киевским клубом русских националистов.

На выборах в IV Государственную думу состоял выборщиком по Луцкому уезду от русского отделения съезда землевладельцев. 4 июля 1913 на дополнительных выборах был избран вместо Г. Е. Рейна от съезда землевладельцев. Входил во фракцию русских националистов и умеренно-правых (ФНУП), после её раскола в августе 1915 — в группу сторонников П. Н. Балашова. Состоял членом комиссий: по запросам, распорядительной, сельскохозяйственной и продовольственной.

В годы Первой мировой войны представлял Думу в Особом совещании для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу.

Умер в 1916 году от воспаления легких.

Семья

Был женат, имел двоих детей, среди которых:

• Анатолий (1871—1934), Луцкий уездный предводитель дворянства, член Государственного совета по выборам.

Награды

• Орден Святой Анны 3-й ст. (1875);
• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1885);
• Орден Святой Анны 2-й ст. (1899).
• Медаль «В память царствования императора Александра III» (1896);
• Знак отличия «за поземельное устройство государственных крестьян» (1875).

Источники

• Золотая книга Российской империи. — Санкт-Петербург, 1908. — С. 100.
• 4-й созыв Государственной думы: Художественный фототип. альбом с портретами и биографиями. — Санкт-Петербург: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1913.
• [www.tez-rus.net/ViewGood30231.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. — Москва: РОССПЭН, 2008.]

Отрывок, характеризующий Беляев, Григорий Николаевич

Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.