Белёвская крепость

Белёвская крепость имела вид четырёхугольника, каждая сторона которого равнялась 100 метрам. По углам крепости были построены бастионы. С южной стороны крепости, сразу за рвом, располагался передовой редут. В середине крепости построены казармы, цейхгауз, пороховой погреб, казна, колодец. Позже от крепости к пруду и слободке построили подземные ходы. Линия подземных ходов постепенно разветвлялась по городу.

История

Заложение крепости

«…В том 1731 году, 23 июня, при бытности Генерала Графа Богемского, фон-Вейзбаха, при молебном пении и пушечной пальбе, заложена первая крепость на реке Берестовой, выше устья речки Берестовеньки по системе Вобана…

…Императрица Анна Иоанновна указала новозаложенную первую крепость именовать крепостью святого Иоанна, во имя блаженныя памяти Великого Государя Царя и Великого Князя Иоанна Алексеевича…»

Десятая крепость Украинской оборонной линии, заложенная 11 августа 1731 года генералом Таракановым, стала первым сооружением будущего города. Окончено строительство крепости 20 октября того же года. Здесь в 1733 году разместился один из 20 ландмилицких полков, который был сформирован в городе Белёве Тульской губернии Белгородским военным столом. От названия города Белёва получил название полк, а крепость, в которой он поселился, стала называться Белёвской.

К востоку от крепости поселились семьи солдат (ландмилиционеров) и офицеров. Так возникла около крепости Солдатская слободка. Ландмилиционеры охраняли Белёвскую крепость и прилегающие к ней участки линии, принимали участие в походах русской армии, периодически участвовали в военных учениях. За службу они освобождались от повинностей, получали землю и небольшую плату, в свободные часы занимались земледелием. Население слободки увеличивалось за счет подпомощников, которых правительство прикомандировало по одному к каждому ландмилиционеру. Подпомощник обязан был помогать ландмилиционеру в полевых работах и вообще в обзаведении хозяйством.

По завершении русско-турецкой войны 1735—1739 года наблюдается усиленное заселение Украинской линии и развитие землепашества. Уменьшение опасности татарских нападений привело к приливу добровольных поселенцев, которые заселяли свободные земли. Они не вливались в состав ландмилицейских полков и занимались исключительно земледелием. В средине XVIII столетия к югу от Украинской линии стали появляться украинские поселения, основанные по большей части левобережными поселенцами.

С 1736 по 1764 год в Белёвский крепости располагалась канцелярия Украинского ландмилицкого корпуса, Ландмилицкая комиссия и Генеральный ландмилицкий суд.

Под защитой крепости поселились купцы и ремесленники. Они построили квартал к западу от центра поселка. Под магазины отводили комнаты жилых домов, двери которых выходили на улицу. Между крепостью и заселенными кварталами построена первая кузница, которая обслуживала обитателей местечка и приезжих купцов. К востоку от Белёвской крепости было посажено 33 десятины и 1000 квадратных сажень сада. Это был так называемый Казенный сад. Его посадили и ухаживали за ним ландмилиционеры. В этом саду были построены шелковые «заводы». Такой «завод» представлял собой длинный сарай, в котором стояли столы, а на столах расставленные ящики с шелкопрядом.

Российское правительство делало попытку внедрить на Слобожанщине шелководство. В 1757 году Сенат выдал указ, в котором объяснялось, что в России растет спрос на шелковые, парчовые изделия, между тем шелк в стране почти не производится, его придется по дорогой цене ввозить из Персии. Сенат приказывал местной власти сообщить селянам «Украинской линии», чтобы они садили тутовые деревья, разводили шелкопряда и добывали шелк.

Шелководам из купцов обещано освобождение от службы и взыскания пошлины за продажу шелка в течение 10 лет. Они должны были продавать шелк русским шелковым мануфактурам. Всем желающим заняться шелководством предлагалось посетить Белёвскую крепость и ознакомиться с практикой разведения шелковицы.

В 1745 году в городке при Белёвской крепости организуются первые ярмарки, строятся за счет казны специальные помещения под магазины. Во второй половине XVIII в. жители города делятся на ремесленников, мещан, купцов. Постепенно выделяется зажиточная часть, из которой формировались органы местной власти. Во главе административной власти в городке стоял комендант, власть которого распространялась на все стороны жизни. Богатая верхушка города с каждым годом усиливала эксплуатацию, захватывала и присваивала общественные земли. Так, например, купец Григорий Сколий присвоил урочище Хомутовку и построил там в 1776 году первый в городке кирпичный завод. С этого времени зажиточные люди стали строить дома из кирпича. Одним из первых кирпичных домов был дом Генералитета Украинской линии. Купец Бочаров присвоил 30 десятин городской земли и тоже построил кирпичный завод. Богач Хрипунов захватил по реке Берестовой участок городского леса. За ней и в настоящий момент сохранилось название «Хрипунов лес». Этому потакали Канцелярия Украинской линии и комендант города, потому что и сами от того имели выгоду.

С поселением ландмилицких полков на Украинской линии связано возникновения сел Песчанка и Берестовеньки: первое неподалеку от Белёвской крепости, второе около крепости «Святого Иоанна». Остатки Ивановской крепости хорошо сохранились до наших дней. Тяжелой и беспросветной была жизнь людей в этих селах. Кроме работы в поле и отбывания разных повинностей, люди ничего не видели. Лишь в 1752 году на Украинской линии, в том числе и в Белёвской крепости, были открыты начальные школы для детей ландмилиционеров, в которых, кроме чтения, письма и арифметики, преподавалось «инженерное искусство» и артиллерийская наука. Детей солдат готовили к военной службе.

Царское правительство щедро раздавало плодородные земли русским дворянам, иностранцам, которые были на военной службе и при царском дворе, украинской казацкой старшине.

Во второй половине XVIII в. возникает ряд сел за Украинской линией: Циглеровка, Берёзовка, Поповка, Натальино и другие. В 1764 году Екатериновская провинциальная канцелярия, которая содержалась при Белёвской крепости, отвела свободные земли подполковнику Курского полка немцу фон Циглеру и полковнику Донецкого пикинерского полка, выходцу из крымских татар Алимову. Нарезанные этим офицерам земли были расположены к югу от Украинской линии. Новых землевладельцев обязали учредить села на 48 усадеб каждое, и заселить их свободными людьми. Село, в котором была размещена усадьба фон Циглера, было названо Циглеровкой, второе село Березовкой. По преданию, Алимов выиграл Циглеровку в карты и передал её в наследство своему сыну. Дочь Алимова циглеровского стала женой офицера Я. О. Ламберта. (Братья Мориц, Карл и Яков Ламберты — французские дворяне. В период французской буржуазно-демократической революции 1789—1794 года эмигрировали в Россию и поступили на военную службу в царскую армию). (Н. Арандаренко «Заметки о Полтавскои губернии»).

Стратегическое значение Украинская линия потеряла во время русско-турецкой войны 1768-74 гг., когда в связи с перемещением государственных границ России на Юг была построена для обороны Украины Днепровская линия, которая прошла от устья реки Московки к нижнему течению реки Берды. Белёвская крепость с этого времени превращается в пересылочный пункт и место содержания крестьян, которые выступали против феодальной эксплуатации. На плане города 1782 года обозначены тюрьма и церковь.

После русско-турецкой войны (в 1768-74 году) в 1775 году была создана Азовская губерния. В неё входили 12 уездов, территория которых простиралась вплоть до Азовского моря. Главное управление губернии находилось в Белёвской крепости. Губернатору генералу Черткову российское правительство выделило в личное владение 3 тысячи десятин земли на левом берегу реки Берестовой. Основанное им поселение в честь его жены названо Натальино. Это же название перешло и на уезд. В октябре 1778 года Управления Азовской губернии переведены в город Екатеринослав, а Белёвская крепость стала уездным центром Азовской губернии. Указами от 30 марта 1783 г. и 22 января 1784 г. из Азовской и Новороссийской губерний создано Екатеринославское наместничество, в которое вошёл и Натальинский уезд.

За полвека (в 1731—1784 годах) вокруг Белёвской крепости выросло местечко, в котором проживало 617 человек, было 130 домов, 3 кузницы, около 20 магазинов, несколько шинков, каждый год проводились 3 ярмарки. В 1784 году указом императрицы Екатерины II Белёвская крепость переименована в город Константиноград. Имя дано было в честь внука императрицы Константина.

В 1787 году императрица Екатерина ІІ, путешествуя по Российской империи, 8 июня наблюдала за манёврами войск на территории Константиноградского уезда под командованием Потемкина и Суворова. Эта Суворовская битва вошла в историю как образцовая. 16 сентября 1817 года она была повторена на этой самой территории корпусом войск под командованием генерала Саксена в присутствии императора Александра I.

В результате выхода России к Чёрному морю развиваются экономические и политические связи с Турцией и другими странами Юга. Известно, что в 1793 году через Константиноград проезжало 50 подвод турецкого посольства. В 1796 году город Константиноград переведен на положение внештатного города Малороссийской губернии.

Литература

Д. Т. Мариненко., «Красноградский район (Историко-краеведческий очерк)», Красноград., 1992 г.

См. также

• Украинская линия

Отрывок, характеризующий Белёвская крепость

Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.