Бем, Альфред Людвигович

Альфред Бем
Альфред Людвигович Бем
Дата рождения:	24 апреля (6 мая) 1886(1886-05-06)
Место рождения:	Киев, Российская империя
Дата смерти:	1945(1945)
Гражданство:	Российская империя Российская империя Чехословакия Чехословакия
Род деятельности:	историк литературы, критик, общественный деятель
Годы творчества:	1918—1944
Язык произведений:	русский

Альфред Людвигович (Алексей Фёдорович) Бем (1886—1945) — историк литературы, литературный критик, общественный деятель русского зарубежья.

Биография

Бем родился в Киеве 24 апреля (6 мая) 1886 году в семье подданного Германской империи. Образование получил в Киевском университете, также учился на филологическом отделении историко-филологического факультета Петербургского университета (1908), его учителями были С. Венгеров и В. Срезневский. Работал в рукописном отделе библиотеки Академии наук, а также в библиотеке Петербургской духовной академии. Был редактором и участвовал в написании 5 томов библиографической серии «Обозрение трудов по славяноведению». В 1919 году покинул родные земли. Изначально проживал в Белграде, потом с 1920 по 1922 год — в Варшаве. В 1922 году переселился в Прагу. Был секретарём Русского педагогического бюро, занимался составлением его бюллетеней. Руководил литературными организациями «Таверна поэтов» (Варшава, 1920—1922) и «Скит поэтов» (Прага, 1922—1939); был одним из ведущих членов Крестьянской партии. В 1932 году в Немецком университете стал доктором наук. С 1922 года работал преподавателем русского языка и литературы в Карловом университете (до 1939 года) и в Педагогическом институте Коменского, Прага.

Бем написал книги «К уяснению историко-литературных понятий» (Петроград, 1918), «Тайна личности Достоевского» (Прага, 1928), «У истоков творчества Достоевского» (Прага, 1936), «О Пушкине» (Ужгород, 1937), «Достоевский. Психоаналитические этюды» (Прага — Берлин, 1938), ряд работ о Гоголе, «Письма о русской литературе», выходившие в газетах «Руль» (Берлин; Бем был в составе редколлегии в марте — октябре 1931 года), «Молва» (Варшава, 1932—1934) и «Меч» (Варшава, 1934—1939), статьи и критику в «Новой русской книге», «Воле России», «Своими путями», «Современных записках», а также чешскоязычных «Slavia», «Ceske slovo», «Lumir», «Listy pro umeni a kritiku», «Casopis pro moderni filologii»; всего библиография состоит из 535 позиций.

В мае 1945 года Бем был арестован советскими спецслужбами, дальнейшая его судьба достоверно не известна. На этот счёт его дочь Татьяна вспоминала:

Я была в нашей бубенечской квартире, когда позвонили двое чехов и попросили пройти с ними за угол, перевести что-то, так как они не могут договориться. Папа ушел в белом полотняном костюме, даже без шляпы, только со своим помощником, тростью, без которой не умел ходить. Я следила с балкона за его маленькой, искривленной детским параличом фигуркой, как она скрылась за углом. Бедный, бедный папа, где, в каких местах, в какой трущобе погиб он?…

По одной версии, он окончил жизнь самоубийством, по другой — его расстреляли во дворе пражской тюрьмы, по третьей — он умер в дороге к лагерю. Персональный архив Бема находится в Литературном архиве Музея национальной литературы в Праге, некоторые материалы — в Славянской библиотеке в Праге.

Литература

• Педагогический терминологический словарь. — С.-Петербург: Российская национальная библиотека. 2006.

Отрывок, характеризующий Бем, Альфред Людвигович

– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.