Бендерское восстание

Бессарабия в составе Румынии
1917 — 1918
Леово • Кишинёв • Болград • Дунайская дельта • Бендеры (1) • Аккерман • Днестр
1919 — 1939
Хотин • Бендеры (2) • Татарбунары
1940
Бессарабия и Буковина

Бендерское восстание — вооружённое восстание, поднятое большевиками 27 мая 1919 года в Бендерах против оккупации Бессарабии Румынией, за установление Советской власти. Восстание началось ранним утром при поддержке отряда Красной армии, переправившегося в город из-за Днестра. Восставшие захватили контроль над городом, но к вечеру того же дня были разгромлены румынскими войсками при поддержке войск Антанты.

Предыстория

Румынские войска вступили в Бессарабию в декабре 1917 года формально во исполнение приказа командующего Румынским фронтом русского генерала Щербачёва об обеспечении охраны складов, дорог и восстановлении порядка. Румынские войска под предлогом того, что Бессарабия является этнически румынской территорией, в январе-марте 1918 года полностью заняли край, де-факто включив его в состав Румынского королевства. Антанта предложила Советской России посредничество в переговорах с Румынией. В феврале 1918 года был подписан протокол о ликвидации русско-румынского конфликта, 5—9 марта — соглашение между РСФСР и Румынией об освобождении Румынией Бессарабии. Согласно протоколу, Румыния обязывалась вывести свои войска из Бессарабии в двухмесячный срок. Однако, воспользовавшись сложным положением Советской России (вторжение австро-германских войск на Украину и временное отступление советских войск), румынское правительство нарушило соглашение и аннексировало Бессарабию. В конце 1918 года в Бендеры были переброшены две французские дивизии для помощи румынским войскам. В начале 1919 года на севере Бессарабии произошло Хотинское восстание. После этого действия большевиков в Бендерах активизировались.

Бендерские большевики, планируя восстание, понимали, что для успеха восстания необходимо добиться как минимум нейтралитета французов, а лучше привлечь их на свою сторону. Подпольный комитет начал устанавливать контакты с французскими солдатами. Его члены, владевшие иностранными языками (Е. Погонкин, В. Попович, А. Галацер и многие другие), устраивались на подсобные работы во французскую дивизию и, по воспоминаниям французского солдата Марселя Тандю, открыли им «глаза на то, что происходило в России и на события в других странах».

Среди французских военнослужащих стало нарастать недовольство. В начале 1919 года 58-й Авиньонский пехотный полк отказался выполнить приказ командования о наступлении на Тирасполь. Под давлением офицеров он перешел было Днестр, но на подходе к Тирасполю, когда французская артиллерия открыла огонь по повозкам с женщинами и детьми, пехота отказалась идти дальше и отступила в Бендеры. Три дня их продержали в Бендерской крепости под арестом, а потом снова попытались послать на Тирасполь. Солдаты отказались, и полк перевезли в Галац, разоружили и отправили многих солдат на каторгу в Марокко. Попытка группы бендерских железнодорожников, в которую входил и Павел Ткаченко, освободить солдат, запертых на мыловаренном заводе, провалилась, но вызвала широкий резонанс и обусловила нейтралитет и даже поддержку в будущем восстании.

В апреле-начале мая 1919 года большевики, занявшие Украину, готовили завоевание Румынии, для чего была сосредоточена 6-я дивизия 3-й Украинской Красной Армии под командованием Григорьева. В апреле 1919 года вторая Бендерская подпольная партконференция «взяла курс на восстание». Оно должно было быть синхронизировано с наступлением на город частей Красной армии из-за Днестра. В начале мая по радио были переданы ультимативные ноты румынскому правительству с требованиями немедленно вывести войска из Бессарабии, предать суду всех виновных в преступлениях против жителей этого региона и возвратить всё захваченное имущество. Однако мятеж григорьевской дивизии (8 мая 1919 года) сорвал все планы большевиков. Мятежники заняли Николаев и Херсон. Командующий 3-й Украинской армией Н. Худяков бросил значительные силы на подавление мятежа. В то же время Деникин начал наступление на Донбасс. 17 мая казаки Шкуро прорвали красный фронт под Волновахой; 24 мая часть Украинской армии была брошена против Деникина. В таких условиях поход на Румынию становился абсолютно невозможным. Однако планировавшееся восстание отменено не было.

Ход событий

Восстание началось утром 27 мая 1919 года. Восставшие, в основном рабочие-железнодорожники, вместе с прибывшим красноармейским отрядом (около 150 человек, в основном уроженцы Бессарабии) из состава 3-й бригады 5-й дивизии 3-й Украинской армии атаковали крепостной гарнизон, захватили вокзал, почту, финансовую администрацию, телеграф и железнодорожный мост, освободили политзаключённых. На сторону восставших перешла часть солдат 4-го и 37-го французских полков, остальные французские солдаты сохраняли нейтралитет. К восставшим примкнули многие солдаты, дезертировавшие из румынской армии. После некоторого сопротивления выбросил белый флаг капитуляции и весь гарнизон румынских солдат, засевших в Бендерской крепости. Руководил восставшими Г. И. Борисов (Старый).

К середине дня весь город оказался в руках восставших. К вечеру того же дня к Бендерам были подтянуты свежие силы румынских войск, которые после артиллерийского обстрела с Борисовских высот повели наступление на город. На помощь румынам были брошены французские колониальные войска, состоявшие из алжирских солдат — зуавов, обычно использовавшихся для проведения карательных акций. К концу дня восстание было подавлено. Остатки повстанцев под румынским огнём начали отступление за Днестр. Часть французов стала на пути румын и алжирцев, которые не решились в них стрелять, что спасло жизнь при переправе многим восставшим. На протяжении нескольких дней в городе велись массовые обыски и аресты. Около 150 участников были расстреляны, многие были арестованы и преданы суду.

Причины поражения

В ситуации, сложившейся к концу мая, восстание в Бендерах было очевидной авантюрой. Командование Украинским фронтом и бендерские подпольные организации явно недооценили силы румынских войск и посчитали, что восставшим удастся удержать город даже при небольшой поддержке Красной армии.

Бендерское восстание в советской традиции

С советской традиции этот эпизод рассматривался, как часть «борьбы народа Бессарабии, направленной против румынской оккупации, на восстановление Советской власти и объединение с СССР».

Позднее в честь Бендерского восстания была названа одна из улиц города. Другая бендерская улица стала носить имя руководителя восстания Г. И. Старого. В 1969 году в день 50-летия восстания, в честь его участников, на берегу Днестра был открыт 18-метровый памятник «Доблестным борцам за власть Советов».

См. также

• Хотинское восстание
• Татарбунарское восстание

Источники

• История Республики Молдова. С древнейших времён до наших дней = Istoria Republicii Moldova: din cele mai vechi timpuri pină în zilele noastre / Ассоциация учёных Молдовы им. Н. Милеску-Спэтару. — изд. 2-е, переработанное и дополненное. — Кишинёв: Elan Poligraf, 2002. — С. 198. — 360 с. — ISBN 9975-9719-5-4.
• [военная-энциклопедия.рф/советская-военная-энциклопедия/Б/Бендерское-восстание-1919 Бендерское восстание 1919] // А — Бюро военных комиссаров / [под общ. ред. А. А. Гречко]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1976. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 1).</span>
• Худяков В. В. В цветущих акациях город… Бендеры: люди, события, факты. — Бендеры: Полиграфист, 1999. — С. 112—121. — ISBN 5-88568-090-6.

Литература

• Зай­цев А. В. Бендерское вооружённое… — Кишинёв, 1971.
• Борьба трудящихся Молдавии против интервентов и внутренней контрреволюции в 1917—1920 гг. Сборник документов и материалов. — Кишинёв, 1967.
• Березняков Н. В., Копанский Я. М., Платон В. Н. Под красным знаменем революции. — Кишинёв, 1965.

Отрывок, характеризующий Бендерское восстание

– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.