Княжество Беневенто
Герцогство, а затем княжество Беневенто — лангобардское государство в Южной Италии, существовавшее в VI- XI веках.
За исключением короткого промежутка времени было независимо от Лангобардского королевства, затем умело лавировало между Западной и Восточной империями. В середине IX века от Беневенто отделилось княжество Салерно. В XI веке уменьшившееся до размеров столичного города княжество стало частью папских владений.
Содержание
Образование герцогства
Обстоятельства образования герцогства остаются неясными. По одним данным, лангобарды прибыли в Южную Италию раньше, чем завоевали долину По, то есть ранее 571 года. По другим данным, лангобарды пришли в Южную Италию только в 590 году. Первым известным герцогом Беневенто был Зотто, изначально бывший независимым правителем, а затем признавший суверенитет лангобардских королей Павии. Наследником Зотто стал его племянник Арехис, заложив традицию передачи власти в Беневенто по наследству.
В дальнейшем герцоги Беневенто были практически независимыми от королевства Павии, невзирая на общность языка, законов и религии (лангобарды оставались арианами в католическом окружении). Территория Равеннского экзархата, а затем Папской области отделяла Беневенто от северного королевства. В Беневенто вплоть до XI века сохранялся особые беневентанский богослужебный обряд, беневентский хорал, успешно противостоявший григорианскому, а также беневентский латинский шрифт.
Расширение Беневенто при преемниках Зотто
В течение VII века герцогство Беневенто расширило свою территорию в результате удачных войн с Византией. Арехис, преемник Зотто, овладел Капуей и Кротоной, разорил Амальфи, но не смог взять Неаполь. К концу правления Арехиса в руках византийцев остались лишь Калабрия и ряд прибрежных городов Кампании (Неаполь, Амальфи, Гаэта, Сорренто) и Апулии (Бари, Бриндизи, Отранто), а все прочие территории Южной Италии стали подвластны Беневенто. В 662 году герцог Гримоальд I вмешался в междоусобную войну двух лангобардских королей, убил их обоих и занял королевский трон. С именем Гримоальда I связана последняя неудачная попытка восстановить арианское вероисповедание, всё более отступавшее перед католицизмом. В 663 году Беневенто был осаждён византийским императором Константом II, решившим перенести центр империи на запад и поэтому пытавшимся восстановить византийское господство в Италии. Герцогу Ромуальду I, сыну Гримоальда I, удалось удержать город, а затем разбить часть отступавшей в Неаполь византийской армии при Форино. В 680 году Византия и Беневенто подписали мирный договор.
В последующие десятилетия Беневенто изредка воевало с Византией, но главным врагом герцогства в этот период было Лангобардское королевство. Король Лиутпранд несколько раз пытался возвести на герцогский трон своих кандидатов, а его преемник Ратхис объявил Беневенто и соседнее герцогство Сполето враждебными королевству и запретил своим подданным торговать с герцогствами без королевского позволения.
«Вторая Павия»
В 758 году лангобардский король Дезидерий сумел на короткое время подчинить себе Беневенто и Сполето. Но уже в 774 году Лангобардское королевство было завоёвано Карлом Великим, и Беневенто вновь стало независимым. Герцог Арехис II предполагал принять королевский титул и превратить Беневенто во вторую Павию (лат. secundum Ticinum). Но титул короля лангобардов принял Карл Великий, и Арехис II, чтобы не раздражать могущественного соседа, удовольствовался титулом князя. В 787 году Карл Великий осадил Беневенто, и Арехис II был вынужден признать себя вассалом Карла. В 788 году в Беневенто вторглись византийские войска под командование Адельхиса, сына последнего лангобардского короля Дезидерия, но князь Гримоальд III, сын Арехиса II, при помощи франков прогнал неприятелей. В последующие годы франки несколько раз нападали на Беневенто, в 814 году Гримоальд IV был вынужден принести клятву верности Людовику I Благочестивому, затем эту клятву повторил его преемник Сико. На деле беневентские князья не исполняли своих обязательств по отношению к франкским монархам. Последующее ослабление власти Каролингов в Италии окончательно превратило Беневенто в фактически независимое государство.
В правление князя Сикарда Беневенто достигло вершины своего могущества, власть княжества признали Амальфи и Неаполь.
В начале IX века Беневенто на деле становится второй Павией: границы города значительно расширились, были построены собор святой Софии (в пику Константинополю) и княжеский дворец.
Распад княжества
В 841 году князь Сикард был убит, его убийца Радельхис I и брат Сиконульф были провозглашены князьями. Между ними началась междоусобная война, в ходе которой обе стороны призывали на помощь арабов. Последние разорили Неаполь, Салерно и Беневенто. В 849 году король Италии Людовик II разделил княжество между соперниками: южная часть со столицей в Салерно стала отдельным княжеством под властью Сиконульфа, а под властью Радельхиса I осталось собственно Беневенто с нынешними областями Молизе и Апулия (к северу от Таранто). В последующие десятилетия Византия возвратила себе значительную часть своих бывших владений в Апулии. В результате раздела княжества и византийских завоеваний Беневенто значительно ослабело.
В 899 году князь Капуи Атенульф I завоевал Беневенто и объявил два княжества единым и неделимым государством. При этом Атенульф I установил систему соправительства, при которой все члены династии одновременно были князьями-соправителями. Система работала в течение более полувека, пока князь Пандульф I не оказался единственным правящим князем Беневенто и Капуи. В 978 году он стал ещё и князем Салерно, а в 981 году получил от Оттона II герцогство Сполето, объединив, тем самым, все четыре лангобардских государства Южной Италии. После смерти Пандульфа I (981) его владения были разделены между сыновьями, и в 982 году в руках Пандульфа II осталось только Беневенто.
В начале XI века Беневенто уже значительно уступало по территории и силе соседям — Капуе и Салерно. В 1022 году император Генрих II в ходе своего кампании захватил Беневенто, но после неудачной осады Трои возвратился в Германию. В последующие десятилетия Беневенто не участвовал в политической жизни Южной Италии, в которой всё большую роль играли норманны. Сын беневентского князя Атенульф был приглашён восставшими норманнами и апулийскими лангобардами возглавить восстание против Византии, но вскоре предал восставших, что окончательно лишило Беневенто политического веса. В результате граждане Беневенто прогнали князя и согласились принять в качестве правителя папу, бывшего до этого лишь номинальным сувереном княжества.
В 1053 году город Беневенто, единственное, что осталось от некогда обширного княжества, был взят Робертом Гвискаром, но затем возвращён папе. В 1078—1081 году Роберт Гвискар вновь владел городом, но затем возвратил город папе Григорию VII. С 1081 года Беневенто становится частью папских владений. При этом в 1130—1806 годах Беневенто был анклавом, окружённым со всех сторон территорией Сицилийского, а затем Неаполитанского королевств.
В 1806 году Беневенто было отнято Наполеоном у папы Пия VII и пожаловано Талейрану. Таким образом, епископ-расстрига, отказавшийся от сана во время революции, стал преемником пап на беневентском престоле. В 1815 году Беневенто отошёл неаполитанским Бурбонам, и княжество, формально сохранявшее свой суверенитет в течение более двенадцати столетий, стало частью Королевства Обеих Сицилий.
См. также
Напишите отзыв о статье "Княжество Беневенто"
Ссылки
- [www.alleanzacattolica.org/idis_dpf/voci/b_ducato_benevento.htm Ducato (570 ca.-774) et Principato di Benevento (774—1077)]
- [www.longobardidelsud.it/ I Longobardi del Sud]
Отрывок, характеризующий Княжество Беневенто
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.