Бенегал, Шьям

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шьям Бенегал
англ. Shyam Benegal
хинди श्याम बेनेगल

в своём офисе в Мумбаи в декабре 2010 г.
Имя при рождении:

Shyam Sunder Benegal

Дата рождения:

14 декабря 1934(1934-12-14) (89 лет)

Место рождения:

Хайдарабад (Британская Индия)

Профессия:

кинорежиссёр, продюсер, сценарист

Карьера:

19742009

Направление:

параллельное кино

Награды:

Гражданские

Кинематографические Премия имени Дадасахеба Фальке,
Национальная кинопремия,
Filmfare Awards

Шьям Бенега́л (хинди श्याम बेनेगल, англ. Shyam Benegal, род. 14 декабря 1934, Хайдарабад, княжество Хайдарабад, Британская Индия) — индийский режиссёр, сценарист и продюсер, признанный мастер реалистичного параллельного кино. Пик режиссёрской карьеры Бенегала пришёлся на 1970-е годы, когда были сняты известные фильмы «Росток» (1974), «Конец ночи» (1975), «Пробуждение» (1976) и «Бхумика: трудная роль» (1977). Лауреат семи Национальных кинопремий за лучший фильм на хинди. Удостоен Премии имени Дадасахеба Фальке (2005), ANR National Award (2007) (высшая награда в индийском кино за прижизненные достижения). Правительство Индии наградило Бенегала орденами Падма Шри (1976) и Падма Бхушан (1991).





Биография

Родился в Тримулгхерри[1] — пригороде Секундерабада — города-близнеца Хайдарабада в княжестве Хайдарабад (ныне — штат Андхра-Прадеш) (согласно другим сведениям родился в Алвале[2] — другом пригороде Секундерабада).

Кинематографом заинтересовался в раннем детстве. Его двоюродным братом был известный актёр и режиссёр Гуру Датт, в чьей киностудии Шьям Бенегал в детстве проводил много времени. Свой первый любительский фильм снял в возрасте 12-ти лет на камеру, которую ему подарил отец Шридхар Б. Бенегал.

По настоянию семьи учился в колледже Найзам и Османском университете в городе Хайдарабаде, где изучал экономику, получив степень магистра. Одновременно с этим принимал активное участие в постановках студенческого театра, а также организовал кинематографическое общество.

В 19661973 годах преподавал в Институте кино и телевидения в Пуне и дважды занимал пост председателя института: в 198083 гг. и в 198992 гг.

В 19601974 годах пробовал свои силы в режиссуре, работая на индийском, английском и американском телевидении. В этот период создал более 900 рекламных роликов, работал над производством документальных и научно-популярных фильмов, в целом снял более 70 документальных и короткометражных фильмов.

Бенегал одним из первых режиссёров Индии стал соединять в своих фильмах остроту и актуальность проблематики со зрелищностью, захваты­вающими сюжетами и прекрасными актёрскими работами. Режиссёрским дебютом Бенегала в игровом кино стал фильм «Росток» (1974), который стал заметным явлением в индийском кино: он получил Национальную кинопремию как второй лучший фильм года и ещё 43 приза на фестивалях в Индии и других странах. Фильм «Росток» стал также дебютом для актрисы Шабаны Азми.

Во втором фильме Бенегала — «Конец ночи» (1975) — впервые у этого режиссёра снимались актёры Насируддин Шах и Амриш Пури, которые впоследствии снимались почти во всех фильмах Бенегала, а также актриса Смита Патиль, которая впоследствии снималась в семи фильмах Бенегала. В своих ранних работах Бенегал предпочитал снимать также таких актёров «новой волны» индийского кинематографа, как Дипти Навал, Нина Гупта, Ом Пури, Гириш Карнад, Анант Наг, Саид Джаффри, Кулбхушан Кхарбанда, Далип Тахил, и др.

После выхода фильма «Росток» Бенегалу, единственному из режиссёров Индии, были собраны средства для съёмок среди крестьян, считающих, что это единственный режиссёр, способный реалистично показать на экране жизнь индийской деревни. Бенегал пользуется огромным влиянием во многих правительственных организациях, и многие его фильмы сняты по заказу: например, съёмки фильма «Пробуждение» (1976) финансировал Совет развития национальной промышленности, съёмки фильма «Неру» (1984) — правительство Индии, съёмки фильма «Путешествие» — Компания индийских железных дорог.

Бенегал является президентом Федерации киноклубов Индии (FFSI). Владеет продюсерской компанией под названием Sahyadri Films.

В советском кинопрокате демонстрировались кинофильмы Бенегала «Росток», «Конец ночи», «Бхумика: трудная роль», «Рыночная площадь», а также выпущен на DVD в России фильм «Зубейда» («Роковая любовь»).

Два фильма Бенегала участвовали в конкурсной программе Московского международного кинофестиваля: фильм «Наша эра» («Век Кали») на XII Московском международном кинофестивале в 1981 году, фильм «Сардари Бегум» — на XX Московском международном кинофестивале в 1997 году.

Шьям Бенегал был членом жюри на XIV Московском международном кинофестивале в 1985 году и на 31-м Московском международном кинофестивале в 2009 году.

Семья

  • Супруга — Найра Бенегал.
  • Дети — дочь Пия, художник по костюмам художественных фильмов.

Частичная фильмография

Телевидение
  • 1982 — Сатьяджит Рей / Satyajit Ray (документальный)
  • 1984 — Неру / Pandit Nehru (документальный)
  • 1986Путешествие / Yatra (художественный сериал)
  • 19861991Море рассказов / Katha Sagar (художественный сериал)
  • 1988 — Открытие Индии / Bharat Ki Khoj (художественно-документальный сериал) по одноимённой книге Джавахарлала Неру
  • 1994 — Рассказы Амравати / Amravati Kj Kathayen

Награды и номинации

Кинематографические
National Film Awards
Filmfare Awards
Каннский кинофестиваль
Берлинский кинофестиваль
  • 1974 — номинация на Главный приз («Росток»)
Московский международный кинофестиваль
  • 1981 — Главный приз («Наша эра»)
  • 1997 — номинация на приз «Золотой Святой Георгий» («Сардари Бегум»)
Nandi Awards
  • B. N. Reddy National Award for contribution to Indian Cinema
Другие
  • 1970 — Homi Bhabha Fellowship (1970—1972)
  • 1976 — Падма Шри
  • 1989 — Sovietland Nehru Award
  • 1991 — Падма Бхушан
  • 2012 — D. Litt. Honoris Causa of the University of Calcutta

Напишите отзыв о статье "Бенегал, Шьям"

Литература о кинорежиссёре

На русском языке
  • Звегинцева И.А. Киноискусство Индии. — М.: Знание, 1986. — 48 с. — (Искусство).
  • Звегинцева И.А. Шьям Бенегал // Кино Индии / Редколлегия: Л.М. Будяк, Е.С. Громов, В.М. Муриан, Р.П. Соболев, И.А. Звегинцева. — М.: Искусство, 1988. — 288 с.
  • Краткий энциклопеди­ческий словарь по индийскому кино. — М., 1995.
На иностранных языках
  • Shyam Benegal's the Churning (Manthan): Screenplay, by, Vijay Tendulkar, Shyam Benegal, Samik Banerjee. — Seagull Books. — 1984. — ISBN 0-86132-070-0.
  • Benegal on Ray: Satyajit Ray, a Film, by Shyam Benegal, Alaknanda Datta, Samik Banerjee. — Seagull Books. — 1988. — ISBN 81-7046-021-2.
  • Ramachandran T. Indian Cinema. — Bombay, 1993.

Примечания

  1. [www.rediff.com/entertai/1999/jul/28shy.htm «When I make a film, I have no silly delusion»] (англ.). Rediff.com (28 July 1999). Проверено 20 октября 2014.
  2. [zeenews.india.com/exclusive/shyam-benegal-the-common-man-s-filmmaker_1771.html Shyam Benegal: The common man`s filmmaker] (англ.). Zee News (27 August 2007). Проверено 20 октября 2014.

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Шьям Бенегал
  • Шьям Бенегал (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [indi-tv.ru/novosti/planeta-bollivuda/rezhiser-shjam-benegal.html Кочаргов Ю. «Режиссёр Шьям Бенегал»] // indi-tv.ru
  • [123india.santabanta.com/cinema.asp?pid=5981 Биография Шьяма Бенегала] // 123india.com
  • [www.rediff.com/entertai/1999/jul/28shy.htm Интервью Шьяма Бенегала] // Rediff.com


Отрывок, характеризующий Бенегал, Шьям

Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.