Бенедетти, Джамбатиста

Бенедетти, Джамбатиста
Benedetti, Gianbattista
Дата рождения:	14 августа 1530(1530-08-14)
Место рождения:	Венеция
Дата смерти:	20 января 1590(1590-01-20) (59 лет)
Место смерти:	Турин
Страна:	Венецианская республика Венецианская республика
Научная сфера:	механика, математика, теория музыки
Научный руководитель:	Никколо Тарталья

Джамбати́ста Бенеде́тти (14 августа 1530, Венеция — 20 января 1590, Турин) — выдающийся итальянский механик, математик, астроном, теоретик музыки. Считается одним из предшественников Галилея в построении классической механики.

Механика

В трактатах Resolutio omnium Euclidis problematum (1553 г.) и Demonstratio proportionum motuum localium (1554 г.), Бенедетти заложил основы новых представлений о свободном падении. В то время доминировала точка зрения Аристотеля, что скорость падающего тела прямо пропорциональна весу тела и обратно пропорциональна плотности среды, в которой совершается падение. Согласно точке зрения Бенедетти, скорость падения зависит только от разности между плотностью тела и плотностью среды. Таким образом, тела разной массы, но одинаковой плотности должны падать одинаково быстро, однако, в отличие от современной точки зрения, в пустоте тела с разной плотностью должны падать с разными скоростями.

Во втором издании трактата Demonstratio (1554 г.) и в позднем трактате Diversarum speculationum mathematicarum et physicarum liber (1585 г.) он расширил эту теорию, включив в неё эффект сопротивления среды, который по его мнению пропорционален поперечному сечению или площади поверхности тела. Таким образом, два объекта из одного материала, но с разными площадями поверхности могли бы падать с одинаковыми скоростями только в вакууме. Во второй из этих работ он также поддержал теорию импетуса.

Иногда высказывается предположение, что первоначальные, юношеские взгляды на свободное падение Галилея (выраженные в неопубликованном трактате De motu) были заимствованы из работ Бенедетти.

Акустика и теория музыки

В письме к Чиприано де Роре (около 1563 г.) Бенедетти предложил новую теорию консонанса, основанную на предположении, что звук вызывается вибрациями воздуха.

Космология и астрономия

Джамбатиста Бенедетти был одним из первых учёных, поддержавших гелиоцентрическую систему мира Коперника. В работе Различные математические и физические рассуждения (Diversarum speculationum mathematicarum et physicarum liber, 1585 г.) он писал:

Ибо если мы пожелаем рассмотреть суточное вращение согласно общепринятой точки зрения, мы найдем с помощью вычислений, что Луна в квадратурах с Солнцем […] движется со скоростью примерно 500 итальянских миль в минуту, а когда Луна находится в оппозиции или в конъюнкции с Солнцем, она движется со скоростью около 1000 итальянских миль в минуту […] Но эта трудность не встречается в красивой системе Аристарха Самосского, которая была столь божественно изложена Николаем Коперником.

В том же сочинении Бенедетти утверждал, что другие планеты Солнечной системы по своей физической природе сходны с Землёй и населены разумными живыми существами.

В частных письмах Бенедетти выражал мнение о бесконечности Вселенной. В отличие от Джордано Бруно он, однако, считал, что Вселенная имеет центр — точку, где находится Солнце.

Кроме того, Бенедетти занимался астрономическими наблюдениями, работал над реформой календаря, занимался усовершенствованием солнечных часов. Он предложил правильное объяснение красного цвета Луны во время полных лунных затмений: по его мнению, это явление объясняется преломлением солнечного света в земной атмосфере.

Большое внимание Бенедетти уделял астрологии, которая в значительной мере была источником его заработка.

См. также

• Свободное падение
• Суточное вращение Земли
• Гелиоцентрическая система мира

Литература

• Григорьян А. Т.  Механика от античности до наших дней. — М.: Наука, 1974.
• Кирсанов В. С.  Научная революция XVII века. — М.: Наука, 1987.
• Храмов Ю. А. Бенедетти Джовани (Benedetti Giovanni) Баттиста // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 29. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
• Яковлев В. И.  Предыстория аналитической механики. — Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2001.
• Drabkin I. E.  Two Versions of G.B. Benedetti's «Demonstratio Proportionum Motuum Localium» // Isis. — 1963. — Vol. 54. — P. 259–262. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0021-1753&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0021-1753]. — DOI:10.1086/349706.
• Drake S.  A further reappraisal of impetus theory: Buridan, Benedetti, and Galileo // Studies in Hist. and Philos. Sci.. — 1976. — Vol. 7. — P. 319-336.
• Dreyer J. L. E.  [www.archive.org/details/historyofplaneta00dreyuoft History of the planetary systems from Thales to Kepler]. — Cambridge University Press, 1906.
• Dugas R.  The history of mechanics. — Routlege & Kegan Paul, 1955.
• McColley G.  [www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/00033793600200301 The seventeenth-century doctrine of a plurality of worlds] // Annals of Science. — 1936. — Vol. 1. — P. 385-430. — DOI:10.1080/00033793600200301.
• Meli D. B.  Thinking with Objects. The Transformation of Mechanics in the Seventeenth Century. — JHU Press, 2006.
• Omodeo P. D.  [what-when-how.com/the-invention-of-discovery-1500-1700/perfection-of-the-world-and-mathematics-in-late-sixteenth-century-copernican-cosmologies/ Perfection of the World and Mathematics in Late Sixteenth-Century Copernican Cosmologies] // in: The Invention of Discovery, 1500-1700, J.D. Fleming (ed.). — Ashgate Publishing, 2011. — P. 93-108.
• Omodeo P. D.  Copernicus in the Cultural Debates of the Renaissance. Reception, Legacy, Transformation. — Leiden—Boston: Brill, 2014.
• Palisca C. V.  [xtf.lib.virginia.edu/xtf/view?docId=DicHist/uvaBook/tei/DicHist3.xml;chunk.id=dv3-32 Music and Science] // in: Dictionary of the History of Ideas: Studies of Selected Pivotal Ideas, P.P. Wiener (ed.). — 1973. — Vol. 3. — ISBN 978-0-684-16424-3.
• Thorndike, L. A History of Magic and Experimental Science. Volume VI: The sixteenth century. Part 2. — New York: Columbia University Press, 1941.
• Wallace W. A.  Galileo's Pisan studies in science and philosophy // in: The Cambridge Companion to Galileo, P.K. Machamer (ed.). — 1998. — ISBN 978-0-521-58841-6.
• Wolff M.  [journals.cambridge.org/action/displayAbstract?fromPage=online&aid=1629956 Impetus Mechanics as a Physical Argument for Copernicanism: Copernicus, Benedetti, Galileo] // Science in Context. — 1987. — Vol. 1. — P. 215-256.

Ссылки

• Лупандин И. В. [krotov.info/lib_sec/12_l/lup/andin_15.html Развитие космологических представлений в трудах Доминго де Сото и Джованни Батиста Бенедетти] (рус.). Лекции по истории натурфилософии, гл. 15. [www.webcitation.org/6Arzdnwkv Архивировано из первоисточника 22 сентября 2012].
• [archimedes2.mpiwg-berlin.mpg.de/archimedes_templates/biography.html?-table=archimedes_authors&author=Benedetti,%20Giovanni%20Battista Benedetti, Giovanni Battista] (англ.). The Archimedes Project. Проверено 11 марта 2010.
• O'Connor J. J., Robertson E. F. [www-history.mcs.st-andrews.ac.uk/Biographies/Benedetti.html Giovanni Battista Benedetti] (англ.). The MacTutor History of Mathematics archive. [www.webcitation.org/6Arzh1Wc0 Архивировано из первоисточника 22 сентября 2012].
• Drake S. [www.encyclopedia.com/topic/Giovanni_Battista_Benedetti.aspx Benedetti, Giovanni Battista] (англ.). Complete Dictionary of Scientific Biography.

Отрывок, характеризующий Бенедетти, Джамбатиста

Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов: