Рейт, Бенедикт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бенедикт Рид»)
Перейти к: навигация, поиск
Бенедикт Рейт (Бенедикт Рид)
Benedikt Rejt, Benedikt Rieth, Benedikt Reyd, Benedikt Ried, Benedict Reijt

Возможный портрет Бенедикта Рида, фрагмент росписи Собора Святого Вита в Праге.
Основные сведения
Дата рождения

1454(1454)

Дата смерти

1536(1536)

Место смерти

Лоуни

Работы и достижения
Работал в городах

Прага и другие

Архитектурный стиль

поздняя готика с элементами архитектуры возрождения

Важнейшие постройки

Владиславский зал, укрепления Пражского Града, замков Швигов, Раби, Блатна

Бенедикт Рейт (14541536 (1534)), иногда упоминаемый как Бенедикт Рид (Benedikt Rejt, Benedikt Rieth, Benedikt Reyd, Benedikt Ried, Benedict Reijt), также Бенеш или Бенедикт из Лоун, был чешским строителем укрепленных сооружений, архитектором немецкого происхождения. Умер в 1534 или 1536 году в Лоуни.





Биография

Первый раз упоминается в 1489 году. Известен в основном деятельностью в Богемии, еще до приезда в неё был известен как мастер техники фортификации. Перед тем, как был позван в Чехию из Саксонии королём Владиславом II, работал над строительством укреплений в Бургхаузене для зятя Владислава[1]. С именем этого архитектора связано много изменений Пражского Града (башня Далиборка, стены с проходом для стрельцов вокруг Золотой улочки). Спроектировал модернизацию укреплений некоторых феодальных владений (замки Швигов, Раби, Блатна). Самым известным творением Рейта был Владиславский Зал на Пражском Граде. За свои заслуги получил титул дворянина (начиная с 1502 года его называли nobilis Benedictus, lapicida domini regis).

Работа в Пражском Граде

Когда к власти в Чехии пришел Владислав II, он хотел «построить град к славе и веселью своему и потомков чешских королей». Для этих целей он пригласил Бенедикта Рида, которому было поручено сначала укрепление обороны Града с 80-х лет XV века. Сначала он работал как военный инженер. Неизвестно когда, но точно до 1489 года[1] стал возглавлять королевское строительство. В этой должности он возвел Владиславский дворец. Бенедикт Рид был больше предан готике, но был знаком и с новым стилем Ренессанс. Это видно по окнам Владиславского зала, и сама форма зала соответствует принципам ренессанса — просторная и светлая. Еще выразительные элементы Ренессанса видны на следующей его работе — Людвиковом крыле[2].

Владиславский зал

Рейт построил уникальный Владиславский зал, самое большое церемониальное помещение средневековой части Пражского града. Это позднеготический прямоугольный зал с размерами 62 х 16 метров с богатыми витыми сводами и прямоугольными окнами в стиле Ренессанс. В своей деятельности Бенедикт продолжает традиции готики, привнося элементы ренессанса. Зал надстроен сверху на более старое строение (сейчас все это части Старого королевского дворца). Бенедикт смог сделать самый большой свод своего времени с размахом в 16 метров, это достигается в том числе тем, что больше метра от стены идет консоль, а потом идет свод, что видно по горизонтальным камням, из которых сложена нижняя часть свода. Рейт смог создать необыкновенную игру света на витиеватых ребрах на потолке, но сейчас этот эффект не виден, так как в советское время верхние окна были оборудованы вентиляцией. Рейт продолжает идею пересечения элементов (ребра на потолке пересекаются. Эта идея уже видна у Петра Парлержа на соборе святого Вита). Также зал имеет выход наружу с видом на город, что для того времени было очень новаторским. До XVIII века окна обычно пропускали свет, но не были прозрачными. Смотровая площадка обычно строилась только из соображений безопасности, не была удобной и не была легко доступной из светских помещений. Рейт впервые нашел красоту сочетания внутреннего пространства и внешнего.

На фризе самого восточного окна есть латинская надпись «Vladislaus rex Ungariae Bohemiae 1493», что, вероятно, соответствует дате начала строительства[1]. Изначально зал не служил к заседаниям парламента, больше был использован для развлечения аристократии (турниры, танцы, театральные представления). От коронования Карла VI (1723) в нем проходили банкеты коронования. В 1791 году в зале проходила промышленная выставка, от 1918 года служит для самых значительных государственных праздников и торжественных мероприятий.

См. также

Напишите отзыв о статье "Рейт, Бенедикт"

Примечания

  1. 1 2 3 Vlček, Pavel, and České vysoké učení technické v Praze. Fakulta architektury. Dějiny Architektury Renesance a Baroka Vyd. 1. Praha: Česká technika — nakladatelství ČVUT, 2006
  2. Jiří Hrůza. Urbanismus světových velkoměst. I díl. Praha. — Praha: Vydavatelství ČVUT, 2003. — С. 27. — 191 с. — ISBN 80-01-02764-3.

Литература

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_pictures/2747/%D0%A0%D0%B8%D0%B4 Рид Бенедикт] // Художественная энциклопедия
  • [enc.lib.rus.ec/bse/008/096/280.htm Рейт (Rejt) Бенедикт (Бенеш), Рейт из Пистова] // БСЭ

Отрывок, характеризующий Рейт, Бенедикт

Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.