Бенедикт IX
Бенедикт IX лат. Benedictus PP. IX<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> | ||
| ||
---|---|---|
ноябрь 1032 — сентябрь 1044 | ||
Церковь: | Римско-католическая церковь | |
Предшественник: | Иоанн XIX | |
Преемник: | Сильвестр III | |
| ||
10 марта 1045 — 1 мая 1045 | ||
Предшественник: | Сильвестр III | |
Преемник: | Григорий VI | |
| ||
8 ноября 1047 — 16 июля 1048 | ||
Предшественник: | Климент II | |
Преемник: | Дамасий II | |
Имя при рождении: | Теофилакт III, граф Тусколо | |
Рождение: | ок. 1012 Рим, Италия | |
Смерть: | между 18 сентября 1055 и 9 января 1056 Гроттаферрата, Италия | |
Отец: | Альберих III, граф Тускулумский | |
Бенедикт IX (лат. Benedictus PP. IX; в миру Теофилакт III, граф Тусколо; ок. 1012 — между 18 сентября 1055 и 9 января 1056) — папа римский с 21 октября 1032 по сентябрь 1044, ещё с 10 марта — 1 мая 1045, а также с 8 ноября 1047 по 16 июля 1048. Сын Альбериха III, графа Тускулумского, племянник Бенедикта VIII (1012—1024) и Иоанна XIX (1024—1032); избран папою в первый раз в возрасте 18 или 20 лет (по другим источникам — в возрасте 11 или 12 лет[1]), продал место на престоле епископу Джованни Грациано (папе Григорию VI), позднее ещё дважды пытался обосноваться в Риме, но был изгнан. Обвинялся противниками в многочисленных преступлениях. Умер в монастыре.
Содержание
Происхождение
Бенедикт (от рождения Теофилакт) был сыном Альбериха III, графа Тусколо, и племянником Бенедикта VIII (1012—1024) и Иоанна XIX (1024—1032). Альберих III, в свою очередь, был сыном графа Григория I Тусколо и внуком Альбериха II Сполетского.
Избрание
Альберик III добился избрания Теофилакта папой 21 октября 1032 года, а интронизирован 1 января следующего года. Дом Тусколо уже осуществлял светскую власть в Риме и достиг высот своего могущества: старший брат папы Григорий был сенатором города[2].
Невозможно определить точную дату рождения Теофилакта. Средневековая историография высказывает предположение, что на момент выборов он был подростком[3][4]. Современные историки, отмечая многочисленные противоречия в средневековых источниках, указывают, что Теофилакту на момент вступления на папский престол было около двадцати пяти лет[5]. Также есть версии, что ему было двенадцать[6], восемнадцать или двадцать пять лет,[7] — так или иначе, Бенедикт IX был одним из самых молодых пап в истории.
Первый понтификат (1032—1044)
С политической точки зрения Бенедикт следовал линии своих предшественников, сохраняя хорошие отношения с императором Конрадом II, чтобы сохранить власть Тусколо в Риме и окружающей сельской местности, Сабине и Умбрии.
В 1037 году папа отправился в Кремону, чтобы встретиться с императором и добиться его поддержки в противостоянии архиепископу Милана Ариберту, который собирался создать обширный домен, не зависящий от Рима. 26 марта 1035 года Бенедикт отлучил Ариберта от церкви[8]. Немецкий историк Фердинанд Грегоровиус объясняет это путешествие в северную Италию тем, что папа был изгнан из Рима, но это неверно, Грегоровиус путает эти события с событиями 1044 года[9].
В 1038 году папа встретился в Спелло (Умбрия) с Конрадом II для разработки плана действий против Ариберта, а в 1040 году отправился в Марсель, чтобы освятить церковь Сан-Витторе и провозгласить на местном совете перемирие[10].
Хроники того времени приписывают Бенедикту IX решения, в которых он показал твердость и смелость. Он созвал два собора, чтобы навести порядок в церковной иерархии, осуждая епископов-симонистов.
Первый понтификат Бенедикта IX был завершен в сентябре 1044 года или в период с конца 1044 до начала 1045 года[11]. Епископ Сутри Бонисий объяснял конец его понтификата женитьбой. Однако, по Клаудио Рендине, вопрос о браке стал причиной конца его второго понтификата[12].
Известно наверняка, что народное восстание вынудило Бенедикта бежать из Рима, чтобы найти убежище в крепости Монте-Каво. Причины восстания, вероятно, были связаны с борьбой семей Тусколо и Кресченци. В итоге Кресченци возвели на папский престол своего ставленника, епископа Сабины Джованни Оттавиани, под именем Сильвестра III[13].
Второй понтификат (1045)
Понтификат Сильвестра III длился очень недолго. Учитывая необходимость восстановления порядка в городе, братья Бенедикт IX и Григорий Тусколо были возвращены в Рим с согласия Кресченци и граждан Рима 10 февраля 1045 года[14].
Бенедикт IX вскоре вновь получил бразды правления, но официальный старт его нового понтификата, согласно Liber Pontificalis, пришелся на 10 апреля[14]. Второе правление было кратким: Бенедикт IX, возможно, с подачи своего окружения, которое опасалось восстания из-за слухов о развратном поведении папы, продал папские полномочия пресвитеру Джованни Грациано, который был интронизирован под именем Григория VI 5 мая 1045 года.
Третий понтификат (1047—1048)
Григорий VI был встречен с энтузиазмом Петром Дамиани: архиепископ Равенны надеялся, что новый папа, наконец, проведет реформу Церкви. Несмотря на ореол святости, покупка папского престола подорвали авторитет нового Папы[15]). Новый император Генрих III воспользовался ситуацией, чтобы созвать совет в Сутри осенью 1046 года, пригласив трех пап, чтобы они ответили на обвинения в симонии.
Бенедикт не пришел на совет, как и Сильвестр III, который удалился из мирской жизни, в то время как Григорий VI признал свою вину и был низложен. Вместо того, чтобы вернуть Бенедикта IX, император инициировал выборы нового папы, которым стал епископ Бамберга, принявший имя Климента II.
Климент II внезапно умер 9 октября 1047 года, и Бенедикт IX воспользовался отсутствием императора, чтобы вернуться на папский престол (8 ноября 1047), опираясь на поддержку епископов Джамаро Салернского и Бонифация Каносского[16]. Последний отказался сопровождать в Рим Поппоне ди Брессаноне, кандидата императора на папский трон. Отказ спровоцировал бурную реакцию императора, который угрожал военной интервенцией. Бонифаций смягчился и сопроводил Поппоне в Рим.
Бенедикт IX укрылся в замках Сабины, и Поппоне вошел в Рим без сопротивления. 17 июля 1048 года он был рукоположён под именем Дамасия II. Бенедикт IX отказался отвечать на обвинения в симонии и был отлучен от церкви.
Жизнь после низложения
Жизнь Бенедикта после окончательного отказа от папского трона мало известна. Известно лишь, что бывший понтифик не смирился с отлучением и начал настоящую войну против папы Льва IX, который 2 февраля 1049 года сменил Дамасия II. Бенедикт был повторно отлучен от церкви папой Львом в апреле 1049 года.
Теофилакт умер вскоре после этого, но определить точную дату и обстоятельства его смерти невозможно. Можно с уверенностью сказать, что 18 сентября 1055 года он был ещё жив, поскольку в этот день он встретился с братом Гвидо в монастыре Святых Космы и Дамиана в Риме, а 9 января 1056 года он точно был уже мертв — в этот день его братья заказали 40 месс за упокой его души.
С другой стороны, Тусколо не смирились с потерей контроля над папством, и после смерти преемника Виктора II, Стефана IX (1058), попытались провести своего кандидата, Иоанна, епископа Веллетри, который будет впоследствии причислен к антипапам под именем Бенедикта X.
Оценки
Бенедикт IX традиционно описывался хронистами в густых темных красках. Пётр Дамиани (1007—1072), например, описал его в Liber Gomorrhianus как «…дьявола из ада, пришедшего под видом священника». Бониций, епископ Сутри, обвинял Бенедикта в «подлых прелюбодеяниях и убийствах». В третьей книге «Диалогов» Виктор III (1086—1087) писал, что жизнь Бенедикта «была посвящена удовольствиям», изобразив его как одного из худших пап в истории.
Современная критика не сильно отличается от этой традиции. Например, «Католическая энциклопедия» называет его «…позором для Церкви», а Фердинанд Грегоровиус писал, что Бенедикт IX достиг дна морального разложения и «…вёл в Латеранском дворце жизнь султана Востока»[2].
Что касается физического облика, Рафаэлло Джованьоли вывел в его в своем романе «Бенедикт IX» (1899), использовав одну из гравюр Бартоломео Платины: «…продолговатое лицо, очень белая кожа, бирюзовые глаза, светлые волосы, вьющиеся, и небольшие залысины, страдает от небольшого косоглазия, крючковатый нос, бритый. Предпочитал носить тунику из белого шелка в золотых украшениях и широкий кожаный ремень на талии, усыпанный драгоценными камнями […], узкие шелковые голубые брюки […], маленький и изящный шелковый колпак синего цвета с белым пером».
Напишите отзыв о статье "Бенедикт IX"
Примечания
- ↑ Russel, Bertrand (1945). History of Western Philosophy, p. 412. Simon and Schuster, New York.
- ↑ 1 2 Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 365
- ↑ G. B. Borino, L’elezione e la deposizione di Gregorio VI, Archivio della R. Società Romana di Storia Patria, 39, 1916, V,5
- ↑ Desiderio di Montecassino (Papa Vittore III), Dialogi in J. P. Migne, Patrologia Latina, CXLIV, col. 1004.
- ↑ G. B. Borino, Invitus ultra montes cum domino papa Gregorio abii, Roma, «Studi Gregoriani», I, 1947.
- ↑ Rodolfo Glabro, Historiae libri
- ↑ Agostino Mathis, Appunti critici di Storia Medievale, La Civiltà Cattolica, 66, 1915, nr. 4
- ↑ Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, pp. 365—366
- ↑ Ferdinando Gregorovius, Storia di Roma nel Medioevo, Roma, 1870, p. 139
- ↑ Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 366.
- ↑ Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 367
- ↑ Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, pp. 368—369
- ↑ Liber Pontificalis, p. 331
- ↑ 1 2 Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 368
- ↑ Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 369
- ↑ Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 371.
Литература
- Pier Damiani, Liber Ghomorreanus
- Desiderio di Montecassino (Papa Vittore III), Dialogi in J. P. Migne, Patrologia Latina, CXLIV, col. 1004.
- Ferdinando Gregorovius, Storia di Roma nel Medioevo, Roma, 1870
- G. B. Borino, L’elezione e la deposizione di Gregorio VI, Archivio della R. Società Romana di Storia Patria, 39, 1916
- John N.D. Kelly, Gran Dizionario Illustrato dei Papi, Casale Monferrato (AL), Edizioni Piemme S.p.A., 1989. ISBN 88-384-1326-6
- Claudio Rendina, I Papi — storia e segreti, Ariccia, Newton&Compton editori, 2005
Отрывок, характеризующий Бенедикт IX
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.