Бенедикт IX

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бенедикт IX
лат. Benedictus PP. IX<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
145-й папа римский
ноябрь 1032 — сентябрь 1044
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Иоанн XIX
Преемник: Сильвестр III
147-й папа римский
10 марта 1045 — 1 мая 1045
Предшественник: Сильвестр III
Преемник: Григорий VI
150-й папа римский
8 ноября 1047 — 16 июля 1048
Предшественник: Климент II
Преемник: Дамасий II
 
Имя при рождении: Теофилакт III, граф Тусколо
Рождение: ок. 1012
Рим, Италия
Смерть: между 18 сентября 1055 и 9 января 1056
Гроттаферрата, Италия
Отец: Альберих III, граф Тускулумский

Бенедикт IX (лат. Benedictus PP. IX; в миру Теофилакт III, граф Тусколо; ок. 1012 — между 18 сентября 1055 и 9 января 1056) — папа римский с 21 октября 1032 по сентябрь 1044, ещё с 10 марта — 1 мая 1045, а также с 8 ноября 1047 по 16 июля 1048. Сын Альбериха III, графа Тускулумского, племянник Бенедикта VIII (10121024) и Иоанна XIX (10241032); избран папою в первый раз в возрасте 18 или 20 лет (по другим источникам — в возрасте 11 или 12 лет[1]), продал место на престоле епископу Джованни Грациано (папе Григорию VI), позднее ещё дважды пытался обосноваться в Риме, но был изгнан. Обвинялся противниками в многочисленных преступлениях. Умер в монастыре.





Происхождение

Бенедикт (от рождения Теофилакт) был сыном Альбериха III, графа Тусколо, и племянником Бенедикта VIII (10121024) и Иоанна XIX (10241032). Альберих III, в свою очередь, был сыном графа Григория I Тусколо и внуком Альбериха II Сполетского.

Избрание

Альберик III добился избрания Теофилакта папой 21 октября 1032 года, а интронизирован 1 января следующего года. Дом Тусколо уже осуществлял светскую власть в Риме и достиг высот своего могущества: старший брат папы Григорий был сенатором города[2].

Невозможно определить точную дату рождения Теофилакта. Средневековая историография высказывает предположение, что на момент выборов он был подростком[3][4]. Современные историки, отмечая многочисленные противоречия в средневековых источниках, указывают, что Теофилакту на момент вступления на папский престол было около двадцати пяти лет[5]. Также есть версии, что ему было двенадцать[6], восемнадцать или двадцать пять лет,[7] — так или иначе, Бенедикт IX был одним из самых молодых пап в истории.

Первый понтификат (1032—1044)

С политической точки зрения Бенедикт следовал линии своих предшественников, сохраняя хорошие отношения с императором Конрадом II, чтобы сохранить власть Тусколо в Риме и окружающей сельской местности, Сабине и Умбрии.

В 1037 году папа отправился в Кремону, чтобы встретиться с императором и добиться его поддержки в противостоянии архиепископу Милана Ариберту, который собирался создать обширный домен, не зависящий от Рима. 26 марта 1035 года Бенедикт отлучил Ариберта от церкви[8]. Немецкий историк Фердинанд Грегоровиус объясняет это путешествие в северную Италию тем, что папа был изгнан из Рима, но это неверно, Грегоровиус путает эти события с событиями 1044 года[9].

В 1038 году папа встретился в Спелло (Умбрия) с Конрадом II для разработки плана действий против Ариберта, а в 1040 году отправился в Марсель, чтобы освятить церковь Сан-Витторе и провозгласить на местном совете перемирие[10].

Хроники того времени приписывают Бенедикту IX решения, в которых он показал твердость и смелость. Он созвал два собора, чтобы навести порядок в церковной иерархии, осуждая епископов-симонистов.

Первый понтификат Бенедикта IX был завершен в сентябре 1044 года или в период с конца 1044 до начала 1045 года[11]. Епископ Сутри Бонисий объяснял конец его понтификата женитьбой. Однако, по Клаудио Рендине, вопрос о браке стал причиной конца его второго понтификата[12].

Известно наверняка, что народное восстание вынудило Бенедикта бежать из Рима, чтобы найти убежище в крепости Монте-Каво. Причины восстания, вероятно, были связаны с борьбой семей Тусколо и Кресченци. В итоге Кресченци возвели на папский престол своего ставленника, епископа Сабины Джованни Оттавиани, под именем Сильвестра III[13].

Второй понтификат (1045)

Понтификат Сильвестра III длился очень недолго. Учитывая необходимость восстановления порядка в городе, братья Бенедикт IX и Григорий Тусколо были возвращены в Рим с согласия Кресченци и граждан Рима 10 февраля 1045 года[14].

Бенедикт IX вскоре вновь получил бразды правления, но официальный старт его нового понтификата, согласно Liber Pontificalis, пришелся на 10 апреля[14]. Второе правление было кратким: Бенедикт IX, возможно, с подачи своего окружения, которое опасалось восстания из-за слухов о развратном поведении папы, продал папские полномочия пресвитеру Джованни Грациано, который был интронизирован под именем Григория VI 5 мая 1045 года.

Третий понтификат (1047—1048)

Григорий VI был встречен с энтузиазмом Петром Дамиани: архиепископ Равенны надеялся, что новый папа, наконец, проведет реформу Церкви. Несмотря на ореол святости, покупка папского престола подорвали авторитет нового Папы[15]). Новый император Генрих III воспользовался ситуацией, чтобы созвать совет в Сутри осенью 1046 года, пригласив трех пап, чтобы они ответили на обвинения в симонии.

Бенедикт не пришел на совет, как и Сильвестр III, который удалился из мирской жизни, в то время как Григорий VI признал свою вину и был низложен. Вместо того, чтобы вернуть Бенедикта IX, император инициировал выборы нового папы, которым стал епископ Бамберга, принявший имя Климента II.

Климент II внезапно умер 9 октября 1047 года, и Бенедикт IX воспользовался отсутствием императора, чтобы вернуться на папский престол (8 ноября 1047), опираясь на поддержку епископов Джамаро Салернского и Бонифация Каносского[16]. Последний отказался сопровождать в Рим Поппоне ди Брессаноне, кандидата императора на папский трон. Отказ спровоцировал бурную реакцию императора, который угрожал военной интервенцией. Бонифаций смягчился и сопроводил Поппоне в Рим.

Бенедикт IX укрылся в замках Сабины, и Поппоне вошел в Рим без сопротивления. 17 июля 1048 года он был рукоположён под именем Дамасия II. Бенедикт IX отказался отвечать на обвинения в симонии и был отлучен от церкви.

Жизнь после низложения

Жизнь Бенедикта после окончательного отказа от папского трона мало известна. Известно лишь, что бывший понтифик не смирился с отлучением и начал настоящую войну против папы Льва IX, который 2 февраля 1049 года сменил Дамасия II. Бенедикт был повторно отлучен от церкви папой Львом в апреле 1049 года.

Теофилакт умер вскоре после этого, но определить точную дату и обстоятельства его смерти невозможно. Можно с уверенностью сказать, что 18 сентября 1055 года он был ещё жив, поскольку в этот день он встретился с братом Гвидо в монастыре Святых Космы и Дамиана в Риме, а 9 января 1056 года он точно был уже мертв — в этот день его братья заказали 40 месс за упокой его души.

С другой стороны, Тусколо не смирились с потерей контроля над папством, и после смерти преемника Виктора II, Стефана IX (1058), попытались провести своего кандидата, Иоанна, епископа Веллетри, который будет впоследствии причислен к антипапам под именем Бенедикта X.

Оценки

Бенедикт IX традиционно описывался хронистами в густых темных красках. Пётр Дамиани (10071072), например, описал его в Liber Gomorrhianus как «…дьявола из ада, пришедшего под видом священника». Бониций, епископ Сутри, обвинял Бенедикта в «подлых прелюбодеяниях и убийствах». В третьей книге «Диалогов» Виктор III (10861087) писал, что жизнь Бенедикта «была посвящена удовольствиям», изобразив его как одного из худших пап в истории.

Современная критика не сильно отличается от этой традиции. Например, «Католическая энциклопедия» называет его «…позором для Церкви», а Фердинанд Грегоровиус писал, что Бенедикт IX достиг дна морального разложения и «…вёл в Латеранском дворце жизнь султана Востока»[2].

Что касается физического облика, Рафаэлло Джованьоли вывел в его в своем романе «Бенедикт IX» (1899), использовав одну из гравюр Бартоломео Платины: «…продолговатое лицо, очень белая кожа, бирюзовые глаза, светлые волосы, вьющиеся, и небольшие залысины, страдает от небольшого косоглазия, крючковатый нос, бритый. Предпочитал носить тунику из белого шелка в золотых украшениях и широкий кожаный ремень на талии, усыпанный драгоценными камнями […], узкие шелковые голубые брюки […], маленький и изящный шелковый колпак синего цвета с белым пером».

Напишите отзыв о статье "Бенедикт IX"

Примечания

  1. Russel, Bertrand (1945). History of Western Philosophy, p. 412. Simon and Schuster, New York.
  2. 1 2 Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 365
  3. G. B. Borino, L’elezione e la deposizione di Gregorio VI, Archivio della R. Società Romana di Storia Patria, 39, 1916, V,5
  4. Desiderio di Montecassino (Papa Vittore III), Dialogi in J. P. Migne, Patrologia Latina, CXLIV, col. 1004.
  5. G. B. Borino, Invitus ultra montes cum domino papa Gregorio abii, Roma, «Studi Gregoriani», I, 1947.
  6. Rodolfo Glabro, Historiae libri
  7. Agostino Mathis, Appunti critici di Storia Medievale, La Civiltà Cattolica, 66, 1915, nr. 4
  8. Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, pp. 365—366
  9. Ferdinando Gregorovius, Storia di Roma nel Medioevo, Roma, 1870, p. 139
  10. Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 366.
  11. Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 367
  12. Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, pp. 368—369
  13. Liber Pontificalis, p. 331
  14. 1 2 Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 368
  15. Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 369
  16. Claudio Rendina, I papi. Storia e segreti, p. 371.

Литература

  • Pier Damiani, Liber Ghomorreanus
  • Desiderio di Montecassino (Papa Vittore III), Dialogi in J. P. Migne, Patrologia Latina, CXLIV, col. 1004.
  • Ferdinando Gregorovius, Storia di Roma nel Medioevo, Roma, 1870
  • G. B. Borino, L’elezione e la deposizione di Gregorio VI, Archivio della R. Società Romana di Storia Patria, 39, 1916
  • John N.D. Kelly, Gran Dizionario Illustrato dei Papi, Casale Monferrato (AL), Edizioni Piemme S.p.A., 1989. ISBN 88-384-1326-6
  • Claudio Rendina, I Papi — storia e segreti, Ariccia, Newton&Compton editori, 2005

Отрывок, характеризующий Бенедикт IX

Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.