Бенедикт V
| Бенедикт V лат. Benedictus PP. V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 22 мая — 23 июня 964 | ||
| Церковь: | Римско-католическая церковь | |
| Предшественник: | Лев VIII | |
| Преемник: | Иоанн XIII | |
| Смерть: | 4 июля 966 Гамбург, Германия | |
Бенедикт V (лат. Benedictus PP. V, Бенедикт Грамматик; ? — 4 июля 966, Гамбург) — папа римский с 22 мая по 23 июня 964 года. Был избран жителями Рима после смерти Иоанна XII. Император Оттон I, поддерживавший кандидатуру Льва VIII, сослал Бенедикта в Гамбург, где он и умер диаконом. Останки Бенедикта были перенесены в Рим.
Биография
Бенедикт был сыном римлянина по имени Иоанн, он родился и вырос в Риме поблизости от театра Марцелла [1]. До своего избрания папой Бенедикт имел сан кардинал-дьякона и был известен своей ученостью, за что получил от современников прозвище "Грамматик" [2]. Он был также нотариусом и принял участие в низложении папы Иоанна XII и последующем избрании папы Льва VIII.
Римский народ, недовольный избранием Льва, кандидата от императора Священной Римской империи Оттона I, поддержал возвращение низложенного императором Иоанна XII. Иоанн созвал синод, который осудил Льва. Однако со смертью Иоанна римский народ снова отверг Льва, и тот бежал из Рима к Оттону в Риети, в центральной Италии. После жестокой борьбы между соперничающими группировками римляне решили избрать папой Бенедикта [3]. До интронизации Бенедикта папские послы были отправлены к Оттону, информируя его о результатах выборов. Император отверг эти результаты. Вернувшись в Рим, римская знать решила проигнорировать Оттона и рукоположила Бенедикта 22 мая 964 года [4]. Римляне дали клятву Бенедикту, что они не откажутся от него и будет защищать от претензий Оттона.
Оттон решил восстановить Льва на папском престоле. Он приступил к осаде Рима, блокировав его так, что никто не мог покинуть город. Результатом блокады был голод, земля вокруг города была разорена [5]. Хотя Бенедикт попытался поддержать боевой дух защитников города, угрожая отлучить императора и его солдат, римляне вскоре решили капитулировать. Открыв ворота Оттону, они передали ему Бенедикта 23 июня 964 года [6]. Вместе со своими сторонниками Бенедикт в папских одеждах предстал перед синодом, который созвал Лев. Лев спросил, как Бенедикт осмелился занять кафедру Святого Петра при жизни Льва. Он также был обвинен в нарушении присяги императору, поскольку был избран без согласия императора [7]. Бенедикт ответил: "Если я согрешил, помилуй меня". Получив обещание от императора, что его жизнь будет сохранена, если он покается, Бенедикт бросился к ногам Льва и признал свою вину [8].
Синод аннулировал рукоположения епископов, сделанные Бенедиктом, его паллий был сорван с него, а пасторский посох сломан над ним папой Львом. Однако, благодаря заступничеству Оттона, ему было разрешено сохранить звание диакона [9]. Оттон покинул Рим после 29 июня 964 года, увезя Бенедикта с собой. После некоторой задержки он был доставлен в Германию в начале 965 года и поселен в Гамбурге под опекой Адальдага, архиепископаа Гамбурга и Бремена [10]. Период его изгнания был краток. Адам Бременский отметил:
”Архиепископ [Адальдаг] принимал его с великой честью до самой его смерти; ибо он, как говорят, был святой и достойный Апостольского Престола... Он жил святой жизнью и учил других, как жить праведно, и в конце концов умер счастливой смертью, когда римляне пришли, чтобы просить императора о его восстановлении”[11]
Хотя он хорошо обращался с архиепископом Адальдагом, многие другие считали его антипапойи и пытались подвергнуть его остракизму. Архиепископ Либентий (преемник Адальдага) комментировал:
”Когда папа Бенедикт был изгнанником в этих местах, я искал его; и хотя были приложены все усилия, чтобы не допустить моего ухода от него, я бы никогда не позволил себе быть под влиянием противников Папы. Но, до тех пор, пока он был жив, я сильно привязался к нему”[12]
Бенедикт умер 4 июля 965 года и был похоронен в соборе в Гамбурге [13]. Где-то до 988 года его останки были перенесены в Рим, но где они были преданы земле, неизвестно [14]. Легенда гласит, что Бенедикт предсказал свой "переезд" в Рим и опустошение Гамбурга вождем ободритов Мстивоем в 983 году:
”Здесь мое хрупкое тело обратится в прах. После моей смерти вся эта страна будет опустошена мечом язычников и станет добычей диких зверей. Не будет на этой земле прочного мира до моего возвращения домой. Но как только я буду возвращен домой, я верю, что, по заступничеству апостола языческое разрушение прекратится”[15]
Напишите отзыв о статье "Бенедикт V"
Примечания
- ↑ Mann, pgs. 273-274
- ↑ Mann, pg. 274
- ↑ Gregorovius, pg. 352
- ↑ David Warner, Ottonian Germany: the Chronicon of Thietmar of Merseburg, (Manchester University Press, 2001), 113.
- ↑ Mann, pg. 275
- ↑ Gregorovius, pg. 353
- ↑ Gregorovius, pg. 354
- ↑ Mann, pgs. 275-6
- ↑ Mann, pg. 276
- ↑ Philip Hughes, A History of the Church, (Sheed & Ward Ltd., 1978), 196.
- ↑ Mann, pg. 277
- ↑ Mann, pg. 278
- ↑ Gregorovius, pg. 357
- ↑ Mann, pgs. 278-9
- ↑ Mann, pg. 279
Ссылки
|
Бенедикт V в Викицитатнике? |
|---|
- Бенедикт, римские папы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Gregorovius, Ferdinand, The History of Rome in the Middle Ages, Vol. III (1895)
- Mann, Horace K., The Lives of the Popes in the Early Middle Ages, Vol. IV: The Popes in the Days of Feudal Anarchy, 891-999 (1910)
Отрывок, характеризующий Бенедикт V
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
