Бенедикт XII

Бенедикт XII Benedict XII<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
197-й папа римский
20 декабря 1334 — 25 апреля 1342
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Иоанн XXII
Преемник:	Климент VI
Имя при рождении:	Жак Фурнье
Оригинал имени при рождении:	фр. Jacques Fournier
Рождение:	1285? Савердён, Франция
Смерть:	25 апреля 1342(1342-04-25) Авиньон, Франция
Бенедикт XII на Викискладе

Бенедикт XII (лат. Benedictus PP. XII, в миру — Жак Фурнье, фр. Jacques Fournier; 1280-е (1285?) — 25 апреля 1342) — папа римский с 20 декабря 1334 по 25 апреля 1342 года. Третий папа периода Авиньонского пленения.

Ранние годы

Был сыном мельника из Савердена (около Фуа, Юго-Западная Франция). Вступил в орден цистерцианцев, где получил солидное богословское образование, обучался в Парижском университете . В 1311 году был аббатом монастыря Фонфруад, затем в 1317 году - епископом Памье. На этом посту проявил рвение в преследовании катаров. В 1326 году он стал епископом Мирепуа и, наконец, кардиналом в 1327 году.

Папство

Избрание Фурнье стало возможным, во многом, благодаря стечению обстоятельств. В то время обычной практикой в папском конклаве было в первый раз голосовать за наименее вероятного кандидата, чтобы узнать позицию остальных кандидатов. По иронии судьбы все кардиналы, кроме самого Фурнье, проголосовали за него. что стало неожиданностью для всех. После вступления на папский трон в 1334 году Бенедикт XII приложил большие старания, чтобы оздоровить отношения, господствовавшие в монашеских орденах. В конституции «Benedictus Deus» от 1336 года он провозгласил официальную доктрину о состоянии святых и блаженных душ, которые на небе лицезреют Бога. Он также приказал построить Папский дворец в Авиньоне.

В области политики он сотрудничал с французским королём. Роберту Неаполитанскому он доверил функцию администратора Рима, поручив ему водворить мир и порядок в Вечном городе. Но добиться улучшения отношений с Людвигом Баварским ему не удалось. Чтобы положить конец папским претензиям относительно германской короны, он созвал съезд выборщиков, на котором было принято решение, постановляющее, что кандидат, избранный по правилам, будет признан королём Германии, независимо от того, какую позицию займет по этому вопросу папство.

Хотя папа родился французом, он не испытывал особых чувств к своей родине, и его отношения с королём Филиппом VI были довольно прохладными. Более того, когда король сообщил ему о своих планах вторгнуться в Шотландию, Бенедикт заявил, что Эдуард III, король Англии, скорее всего, победит в конфликте. Бенедикт XII поддерживал тесный контакт при помощи переписки с великим поэтом Франческо Петраркой (1304—1374), с которым познакомился лично в 1326—1327 годах, когда поэт находился в Авиньоне. Папа рассчитывал, что Петрарка проложит ему путь к возвращению в Рим. В 1341 году поэт получил высшее отличие: его голова была увенчана лавровым венком на римском Капитолии. Во времена Бенедикта XII папская тиара была украшена третьей диадемой (до этого их было две). Папа умер в Авиньоне и там же погребен.

В литературе

Многократно упоминается Морисом Дрюоном в «Когда король губит Францию». Вот как от лица кардинала Перигорского описано его избрание на престол:

Я только без устали нашёптывал итальянцам, что никогда, слышите, никогда французские кардиналы не отдадут своих голосов Жаку Фурнье, и, представьте, добился того, что все они проголосовали именно за него, и он был избран единодушно. «Вы же осла выбрали!» Вот что он крикнул нам, когда огласили его имя, и это вместо благодарности-то. Он знал свои недостатки. Нет, впрочем, не такой уж он осел, но тем паче и не лев. Просто хороший генерал духовного ордена, который довольно умело заставил неукоснительно повиноваться себе картезианцев, во главе коих он и стоял. Но возглавлять весь христианский мир… для этого слишком он был мелочен, слишком придирчив, слишком пристрастен. В конечном счёте все его реформы принесли больше зла, чем добра. Зато уж при нем можно было быть уверенным, что Святой престол в Рим не вернется. В этом вопросе он был твёрд как скала… а это-то и было самым главным.

Упоминается Виктором Гюго («Собор Парижской богоматери») для характеристики кардинала Бурбонского в конце XV века:

… не раз почтенные прихожане Сен-Жермен д’Озэр, проходя вечером мимо ярко освещенных окон Бурбонского дворца, возмущались, слыша, как те же самые голоса, которые только что служили вечерню, теперь под звон бокалов тянули «Bibamus papaliter» («Будем пить, как папа»), вакхическую песню папы Бенедикта XII, прибавившего третью корону к тиаре.

Отрывок, характеризующий Бенедикт XII

– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.