Бенеманский, Алексей Константинович

Священномученик Алексий Бенеманский
Алексей Константинович Бенеманский
Рождение	6 января 1881(1881-01-06) село Баранья Гора, Новоторжский уезд, Тверская губерния
Смерть	4 декабря 1937(1937-12-04) (56 лет)
Почитается	в православии
Прославлен	в 2000 году Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в Москве
В лике	священномучеников
День памяти	22 ноября (5 декабря)
Подвижничество	мученическая смерть

Алексе́й Константи́нович Бенема́нский (6 января 1881, село Баранья Гора, Тверская губерния — 4 декабря 1937) — протоиерей, святой Русской православной церкви, причислен к лику святых как священномученик в 2000 году для общецерковного почитания.

Биография

Родился в семье священника Константина Бенеманского. Окончил Духовную семинарию. В 1904 году был рукоположен в сан священника. Служил в Тверском Христорождественском женском монастыре. Преподавал Закон Божий. После закрытия монастыря перешёл служить в храм иконы Скорбящей Божией Матери. Летом 1919 года был избран членом епархиального совета.

• Первый арест — во время гражданской войны в 1920 году. Отправлен на тыловые работы.
• Второй арест — осенью 1922 года во время кампании по «изъятию церковных ценностей». Приговорён к двум годам ссылки в Туркестан. В 1924 году освобождён.

В конце 1926 года вернулся в Тверь. Продолжил борьбу с обновленцами. Служил настоятелем Скорбященской церкви.

• Третий арест — 15 марта 1932 года. 26 марта был допрошен. Виновным в предъявленных обвинениях себя не признал. В июле 1932 года приговорён к высылке на три года в Казахстан. По окончании ссылки вернулся в Тверь.

Арест и мученическая кончина

Четвёртый, последний, арест — в 1937 году. Обвинён в участии в «контрреволюционной фашистско-монархической организации», возглавляемой священномучеником Фаддеем, архиепископом Тверским. Виновным себя не признал. Из дневников:

Страшит будущее очень. Если здесь, где нас никто не знает, мы видим такое радушие и внимание, то неужели так скоро забудут нас там, где мы трудились, за чье дело мы и крест приняли. Ведь мы свои, и даже больше, страдаем за церковное дело… очень хочу, чтобы и ты был добрым христианином, а посему, дорогой мой, будь особенно ласков со всеми — и дома, и в школе, и по улицам.

4 декабря 1937 года по приговору «Тройки» НКВД протоиерей Алексий Бенеманский был расстрелян. Место его захоронения неизвестно.

Канонизация

19 сентября 1999 года канонизован как местночтимый святой Тверской епархии. Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских Деянием Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, проходившего 13—16 августа 2000 года в Москве.

День памяти: 22 ноября (5 декабря) и в Соборе святых новомучеников и исповедников Российских.

Ссылки

• [fond.centro.ru/book/book3/3-66.htm Священномученик Алексий (Бенеманский)] // Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Книга 3. — Тверь: Булат, 1999, стр. 381—411. Тираж: 10000 экз.
• [www.pravoslavie.uz/Jitiya/11/N22Aleksiy.htm Священномученик Алексий Бенеманский]

Отрывок, характеризующий Бенеманский, Алексей Константинович

– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…