Бенеттон (команда Формулы-1)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Benetton 
Mild Seven Benetton Renault
База

Энстон, Великобритания

Руководители

Флавио Бриаторе, Дэвид Ричардс, Рокко Бенеттон, Росс Браун, Пэт Симонс, Майк Гаскойн

Пилоты

Михаэль Шумахер, Нельсон Пике, Герхард Бергер, Жан Алези, Джанкарло Физикелла, Рикардо Патрезе

Конструктор

Benetton-Ford/Renault/Playlife

Шины

Bridgestone

Статистика выступлений в «Формуле-1»
Дебют

Бразилия 1986

Последняя гонка

Япония 2001

Гран-при

260

Побед (подряд)

27 (4)

Поулы (подряд)

15 (3)

Быстрые круги (подряд)

36 (3)

Подиумы (подряд)

102 (7)

Лучший старт

1

Лучший финиш

1

Очков всего

861,5

Очков за один сезон

147

Финишей в очках подряд

17

Кубки конструкторов

1 (1995)

Чемпионы мира

2 (1994,1995)

Benetton — итальянская команда Формулы-1, принадлежавшая известной семье итальянских бизнесменов Бенеттон. Выступала с 1986 (с учётом Toleman — с 1981) по 2001 годы. В 2002 году преобразована в официальную заводскую команду Рено.





Toleman

Команда была основана Тедом Тоулменом в 1977 году под названием Toleman («Тоулмен»). Штаб-квартира находилась в Энстоуне, Великобритания. С 1981 команда начала выступления в чемпионате Формулы-1. В «Тоулмене» использовали двигатели марки «Харт», не позволявшие показывать высокие результаты. Тем не менее, в 1984 году дебютировавший в составе «Тоулмена» Айртон Сенна трижды привёл свой болид на подиум.

В 1985 году команду начала спонсировать семья итальянских предпринимателей Беннетон, владельцев лейбла спортивной одежды и одноимённого баскетбольного клуба из Тревизо. В межсезонье Тед Тоулмен оформил продажу команды Лучано Бенеттону, и с 1986 года в Формуле-1 появилась «новая» команда, то есть новое имя — Бенеттон.

Восхождение

«Бенеттон», перешедший в 1986 на некогда чемпионский двигатель БМВ и, завербовавший австрийца Герхарда Бергера, резко улучшил свои показатели, что позволило занять в КК почетное 6-ое место. Из-за изменившихся правил в отношении турбо двигателей, на Бенеттоне в 1987 году рядную турбированную 4-ку баварцев, заменили на V6Т Форд Косуорт, а перешедшего в Феррари Бергера сменил опытный и достаточно быстрый бельгиец Тьерри Бутсен, к тому времени неплохо себя зарекомендовавший в Эрроузе. Мощности нового двигателя в итоге хватило для того, чтобы закрепиться в крепких середняках и занять по итогам сезона 5-ое место в зачете КК. В 1988 году на место Тео Фаби пришел очень талантливый итальянский пилот Алессандро Наннини. На пару с бельгийцем, имея в наличии атмосферный V8 в 3,5 литра, пилоты Бенеттона 7-мь раз финишировали на нижней ступени подиума, и общими усилиями завоевали 3-е место в КК. С 1988 по 1997 годы команда входила в «большую четверку» наряду с «Феррари», «Маклареном» и «Уильямсом», хотя, как правило, уступая им. В конце 80-х в команде гонялся трёхкратный чемпион мира Нельсон Пике, одержавший ряд побед. Генеральным спонсором «Бенеттона» становится марка сигарет Mild Seven, машины отныне приобретают голубые цвета, а двигатели вскоре меняются на более мощные «Рено».

С 1990 года генеральным менеджером «Бенеттона» становится итальянский миллионер Флавио Бриаторе, ключевая фигура в истории команды. Флавио приводит в команду многообещающего дебютанта Михаэля Шумахера. С его участием Бенеттон ещё больше упрочивает свои позиции среди лидеров, а в 1994 Михаэль становится чемпионом мира. Однако постоянные замены в составе, когда у Шумахера за год сменилось три напарника, не позволили «Бенеттону» завоевать Кубок Конструкторов. На следующий год преимущество «Беннетона» в составе Михаэль Шумахер — Джонни Херберт оказывается безоговорочным. Михаэль выигрывает чемпионат, намного опередив пилотов «Уильямса» Хилла и Култхарда, Джонни одерживает первую победу, завершает чемпионат четвёртым и приносит команде её первый (и единственный) титул в командном первенстве.

В 1996 «Феррари» и «Бенеттон» совершают «обмен»: пилоты «Феррари» в полном составе — Жан Алези и Герхард Бергер — переходят в «Бенеттон»; оттуда в обратном направлении уходит Михаэль Шумахер, а через год в 1997 технический директор Росс Браун и главный конструктор Рори Бирн. Результаты команды остаются стабильно высокими, но бороться за титул команде уже не удается. В ходе сезона 1997 Герхарда Бергера преследуют проблемы со здоровьем, на нескольких гонках его заменяет соотечественник тест-пилот Алекс Вурц. Скандалы между гонщиками и менеджментом приводят к уходу из команды Жана Алези и увольнению самого Флавио Бриаторе. Новым главой команды становится бывший раллийный гонщик Дэвид Ричардс.

Кризис

В 1998 в «Рено» свернули программу двигателей «Формулы-1». В «Бенеттоне», как и в «Уильямсе», оказались вынуждены использовать их устаревшую модификацию Supertec. Джанкарло Физикелла и Алекс Вурц становятся неспособны противостоять не только стремительным «Макларенам», но даже «Джорданам». Команда впервые за десятилетие теряет позицию в первой четверке. Руководство конюшней берёт на себя лично Рокко Бенеттон, но кризис углубляется. К 2001 году «Бенеттон» скатывается до седьмого места в командном зачёте.

К этому моменту между семьёй Бенеттон и концерном «Рено» достигнуто соглашение о продаже акций команды. В середине 2001 года новые хозяева возвращают Флавио Бриаторе пост директора. С 2002 года команда «Бенеттон» формально прекращает существование, фактически — выступает как заводская команда «Рено» под флагом Франции.

Результаты выступлений

(key) (жирным обозначен старт с поула)

Год Шасси Двигатель Ш Пилоты 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Очки WCC
1986 Benetton B186 BMW 4 in-line (t/c) P BRA ESP SMR MON BEL CAN DET FRA GBR GER HUN AUT ITA POR MEX AUS 19 6th
Тео Фаби 10 5 Сход Сход 7 Сход Сход Сход Сход Сход Сход Сход Сход 8 Сход 10
Герхард Бергер 6 6 3 Сход 10 Сход Сход Сход Сход 10 Сход 7 5 Сход 1 Сход
1987 Benetton B187 Ford V6 (t/c) G BRA SMR BEL MON DET FRA GBR GER HUN AUT ITA POR ESP MEX JPN AUS 28 5th
Тео Фаби Сход Сход Сход 8 Сход 5 6 Сход Сход 3 7 4 Сход 5 Сход Сход
Тьерри Бутсен 5 Сход Сход Сход Сход Сход 7 Сход 4 4 5 14 Сход Сход 5 3
1988 Benetton B188 Ford V8 G BRA SMR MON MEX CAN DET FRA GBR GER HUN BEL ITA POR ESP JPN AUS 39 3rd
Алессандро Наннини Сход 6 Сход 7 Сход Сход 6 3 18 Сход ДСК 9 Сход 3 5 Сход
Тьерри Бутсен 7 4 8 8 3 3 Сход Сход 6 3 ДСК 6 3 9 3 5
1989 Benetton B188
Benetton B189
Ford V8 G BRA SMR MON MEX USA CAN FRA GBR GER HUN BEL ITA POR ESP JPN AUS 39 4th
Алессандро Наннини 6 3 8 4 Сход ДСК Сход 3 Сход Сход 5 Сход 4 Сход 1 2
Джонни Херберт 4 11 14 15 5 НКВ
Эмануэле Пирро 9 11 Сход 8 10 Сход Сход Сход Сход 5
1990 Benetton B189B
Benetton B190
Ford V8 G USA BRA SMR MON CAN MEX FRA GBR GER HUN BEL ITA POR ESP JPN AUS 71 3rd
Алессандро Наннини 11 10 3 Сход Сход 4 16 Сход 2 Сход 4 8 6 3
Роберто Морено 2 7
Нельсон Пике 4 6 5 ДСК 2 6 4 5 Сход 3 5 7 5 Сход 1 1
1991 Benetton B190B
Benetton B191
Ford V8 P USA BRA SMR MON CAN MEX FRA GBR GER HUN BEL ITA POR ESP JPN AUS 38.5 4th
Роберто Морено Сход 7 13 4 Сход 5 Сход Сход 8 8 4
Михаэль Шумахер 5 6 6 Сход Сход
Нельсон Пике 3 5 Сход Сход 1 Сход 8 5 Сход Сход 3 6 5 11 7 4
1992 Benetton B191B
Benetton B192
Ford V8 G ЮАР MEX BRA ESP SMR MON CAN FRA GBR GER HUN BEL ITA POR JPN AUS 91 3rd
Михаэль Шумахер 4 3 3 2 Сход 4 2 Сход 4 3 Сход 1 3 7 Сход 2
Мартин Брандл Сход Сход Сход Сход 4 5 Сход 3 3 4 5 4 2 4 3 3
1993 Benetton B193
Benetton B193B
Ford V8 G ЮАР BRA EUR SMR ESP MON CAN FRA GBR GER HUN BEL ITA POR JPN AUS 72 3rd
Михаэль Шумахер Сход 3 Сход 2 3 Сход 2 3 2 2 Сход 2 Сход 1 Сход Сход
Рикардо Патрезе Сход Сход 5 Сход 4 Сход Сход 10 3 5 2 6 5 16 Сход 8
1994 Benetton B194 Ford V8 G BRA PAC SMR MON ESP CAN FRA GBR GER HUN BEL ITA POR EUR JPN AUS 103 2nd
Михаэль Шумахер 1 1 1 1 2 1 1 ДСК Сход 1 ДСК 1 2 Сход
Юрки Ярвилехто Сход 7 Сход 6 9 Сход
Йос Ферстаппен Сход Сход Сход 8 Сход 3 3 Сход 5 Сход
Джонни Херберт Сход Сход
1995 Benetton B195 Renault V10 G BRA ARG SMR ESP MON CAN FRA GBR GER HUN BEL ITA POR EUR PAC JPN AUS 137 1st
Михаэль Шумахер 1 3 Сход 1 1 5 1 Сход 1 11 1 Сход 2 1 1 1 Сход
Джонни Херберт Сход 4 7 2 4 Сход Сход 1 4 4 7 1 7 5 6 3 Сход
1996 Benetton B196 Renault V10 G AUS BRA ARG EUR SMR MON ESP CAN FRA GBR GER HUN BEL ITA POR JPN 68 3rd
Жан Алези Сход 2 3 Сход 6 Сход 2 3 3 Сход 2 3 4 2 4 Сход
Герхард Бергер 4 Сход Сход 9 3 Сход Сход Сход 4 2 13 Сход 6 Сход 6 4
1997 Benetton B197 Renault V10 G AUS BRA ARG SMR MON ESP CAN FRA GBR GER HUN BEL ITA AUT LUX JPN EUR 67 3rd
Жан Алези Сход 6 7 5 Сход 3 2 5 2 6 11 8 2 Сход 2 5 13
Герхард Бергер 4 2 6 Сход 9 10 1 8 6 7 10 4 8 4
Александр Вурц Сход Сход 3
1998 Benetton B198 Playlife V10 B AUS BRA ARG SMR ESP MON CAN FRA GBR AUT GER HUN BEL ITA LUX JPN 33 5th
Джанкарло Физикелла Сход 6 7 Сход Сход 2 2 9 5 Сход 7 8 Сход 8 6 8
Александр Вурц 7 4 4 Сход 4 Сход 4 5 4 9 11 Сход Сход Сход 7 9
1999 Benetton B199 Playlife V10 B AUS BRA SMR MON ESP CAN FRA GBR AUT GER HUN BEL ITA EUR MAL JPN 16 6th
Джанкарло Физикелла 4 Сход 5 5 9 2 Сход 7 12 Сход Сход 11 Сход Сход 11 14
Александр Вурц Сход 7 Сход 6 10 Сход Сход 10 5 7 7 14 Сход Сход 8 10
2000 Benetton B200 Playlife V10 B AUS BRA SMR GBR ESP EUR MON CAN FRA AUT GER HUN BEL ITA USA JPN MAL 20 4th
Джанкарло Физикелла 5 2 11 7 9 5 3 3 9 Сход Сход Сход Сход 11 Сход 14 9
Александр Вурц 7 Сход 9 9 10 12 Сход 9 Сход 10 Сход 11 13 5 10 Сход 7
2001 Benetton B201 Renault V10 M AUS MAL BRA SMR ESP AUT MON CAN EUR FRA GBR GER HUN BEL ITA USA JPN 10 7th
Джанкарло Физикелла 13 Сход 6 Сход 14 Сход Сход Сход 11 11 13 4 Сход 3 10 8 17
Дженсон Баттон 14 11 10 12 15 Сход 7 Сход 13 16 15 5 Сход Сход Сход 9 7

Навигация

Напишите отзыв о статье "Бенеттон (команда Формулы-1)"

Отрывок, характеризующий Бенеттон (команда Формулы-1)

Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.