Бениаминов, Александр Давидович

Александр Бениаминов
Имя при рождении:	Александр Давидович Бениаминов
Дата рождения:	4 (17) июня 1903(1903-06-17)
Место рождения:	Грозный, Терская область, Российская империя
Дата смерти:	22 марта 1991(1991-03-22) (87 лет)
Место смерти:	Нью-Йорк
Профессия:	актёр
Гражданство:	СССР СССР США США
Годы активности:	1920—1984
Театр:	ЛТК
Награды:
IMDb:	ID 0073092

Александр Давидович Бениами́нов (1903—1991) — советский актёр театра и кино. Народный артист РСФСР (1968).

Биография

Александр Бениаминов в 1922 году окончил Драматические курсы Батумского центрального рабочего клуба.

В 1923-1926 годах учился в ГИТИСе.

В 1920 году, в Кисловодске, был приглашен в «Бронарте» («Бродячий народный театр»), которым в то время руководил будущий кинорежиссёр Григорий Рошаль. В годы учёбы в ГИТИСе параллельно выступал в «Синей блузе», где исполнял номера преимущественно сатирического характера: буффонады, пародии. По приглашению режиссёра Давида Гутмана, работал в Ленинградском театре сатиры (1927—30 гг.), где окончательно сформировался эксцентрический талант артиста.

В начале 1930-х годов выступал в труппе Экспериментальной мастерской при Ленинградском мюзик-холле, в 1936—1937 — на эстраде.

С 1937 по 1941 год — актёр Ленинградского Театра Комедии под руководством Н. П. Акимова, где показал себя мастером углублённых комедийных, лирико-комедийных и драматических характеров.

В начале Великой Отечественной войны организовал и возглавил Фронтовой театр миниатюр, где переиграл множество небольших сатирических ролей. Одним из первых в стране выступил с чтением отрывков из поэмы А. Т. Твардовского «Василий Тёркин».

Член КПСС с 1946 года (по другим данным с 1941 года)

В 1946 году вновь вернулся в Ленинградский театр комедии, в котором проработал до конца 1970-х годов. Театр комедии Н. Акимова принёс артисту безумную славу. Он играл Мальволио в «Двенадцатой ночи», Валерио в «Валенсианской вдове», министра финансов в «Тени», Эрнести в «Физиках».

Когда в 1949 году Н. Акимов подвергся травле, приведшей к его уходу из театра комедии, то А. Бениаминов принял в ней активное участие.

Люди которые ещё вчера на Акимова молились, льстили ему, превозносили его, теперь подымались как по команде. (…) Вдруг встал талантливый Беньяминов, которого Николай Павлович буквально создал как актёра. Беньяминов, известный как самый первый трюкач Театра комедии, которому столько раз именно за это от Николая Павловича влетало, поднялся и начал возмущенно рассказывать о том, что Акимов в течение многих лет уродовал его талант. (Уже в годы перестройки в одну из моих поездок в Америку мне показали книгу Беньяминова, ставшего эмигрантом, где он написал, что вместе с Акимовым подвергался политическим гонениям как космополит).

— Ольга Аросева, Вера Максимова. «Без грима».

Кинематограф

В кино Александр Бениаминов с картины 1931 года «Кровь земли» режиссёра М. А. Авербаха. Прославился в образах инкассатора («Семь стариков и одна девушка») и укротителя («Полосатый рейс»). Последняя роль А. Д. Бениаминова — дедушка Иванова в американском фильме «Москва на Гудзоне». В кино ему приходилось играть в основном эпизодические роли. Одним своим появлением он вызывал улыбку.

В 1978 году эмигрировал в США. Там он снялся в комедии «Москва на Гудзоне» с С. В. Крамаровым и Ильёй Баскиным. После эмиграции Бениаминова его фамилию убрали из некоторых фильмов, в которых он снимался. Например, из «Семи стариков и одной девушки», «Соломенной шляпки». А из фильмов «Мы с вами где-то встречались» и «Дон-Кихот» при показе по телевидению были вырезаны эпизоды с участием актёра.

В Америке он закончил книгу «Фронтовые записи артиста», где пишет о своей работе с Николаем Акимовым, о театральных событиях.

Роли в Ленинградском Театре Комедии

1) 1937 — «Школа злословия» Ричарда Шеридана — Реж.-пост.: Николай Акимов — сэр Питер Тизл

2) 1937 — «В понедельник в 8» Джорджа Кауфмана, Эдны Фарбер — Реж.-пост.: Рафаила Корфа — Мушет

3) 1937 — «Терентий Иванович» Юрия Свирина — Реж.-пост.: Николай Акимов — Фома

4) 1938 — «Двенадцатая ночь» Уильяма Шекспира — Реж.-пост.: Николай Акимов — Мальволио

5) 1939 — «Валенсианская вдова» Лопе де Вега — Реж.-пост.: Николай Акимов — Валерио

6) 1940 — «Тень» Евгения Шварца — Реж.-пост.: Николай Акимов — Министр финансов

7) 1940 — "Станция Шамбодэ Эжена Лабиша — Реж.-пост.: Евгения Гаккеля — Арсен

• «Остров мира» авт. Евг. Петров 1947 г. реж. и худ. Н. Акимов, роль — итальянский граф Ламперти
• «С любовью не шутят» П. Кальдерона (1948), Реж. и худ. Н. Акимов, роль — Москатель
• «Потерянное письмо» авт. Караджале 1952 г. реж. Ю. Юрский худ. Г. Флоренский, роль — Данданаке.
• «Сын рыбака» авт. В. Гусев —- 1953 г. реж. Л. Рудник, роль — мелкий жулик.
• «Помпадур и помпадурши» авт. Салтыков-Щедрин 1954 г. инсценировка и постановка Г. А. Товстоногова, роль — чиновник Бламанже.
• «Дядюшкин сон» авт. Ф. М. Достоевский 1955 г. инсценировка И. Горчакова, П. Маркова, и К. Котлубай, реж. В. Васильев, роль — князь.
• «Призраки» авт. Э. де Филиппо 1958 г. реж. Н. Акимов, роль — Паскуале Лойяконо
• «Пестрые рассказы» («Бумажник», «Водевиль») по А. П. Чехову (28 декабря 1959 г. — премьера), Балабайкин, Ясносердцев, Постановка и оформление — Николай Акимов
• «…Опаснее врага» Д. Аля, Л. Ракова (1961 г.), Иззагардинер, Постановка — Н. Лившица
• «Физики» авт. Ф. Дюрренматт (1962 г.) реж. Н. Лившиц, роль — Эрнест.
• «Двенадцатая ночь» авт. Шекспир 1938 и 1964 г. реж. Н. Акимов, роль — Мальволио (единственный актёр из состава 1938 года сыграл в возобновлённой постановке 1964 года).
• «Искусство комедии» авт. Эдуардо де Филиппо (1966 г.), реж. И. Гриншпун, роль — Кампезе
• «Звонок в пустую квартиру» Д. Угрюмова (1967 г.), Кофман, Постановка — Николая Акимова
• «Цилиндр» Эдуардо де Филиппо (1968 г.), Агостино, Постановка — И. Гриншпуна

Фильмография

1. 1931 — Кровь земли («Окно в Азию») — рабочий Быстров
2. 1936 — Девушка спешит на свидание — телеграфист
3. 1938 — Год девятнадцатый — дирижёр
4. 1938 — Маска — дирижёр
5. 1939 — Мужество — Юсуф
6. 1954 — Мы с вами где-то встречались — фотограф
7. 1957 — Дон Кихот — пастух
8. 1960 — Рождённые жить — сумасшедший старик
9. 1961 — Полосатый рейс — укротитель
10. 1961 — Чужой бумажник — массовик
11. 1961 — Пёстрые рассказы — чиновник Ясносердцев
12. 1963 — Каин XVIII — учёный
13. 1963 — Сотрудник ЧК — товарищ Фельцер
14. 1963 — Укротители велосипедов — режиссёр
15. 1963 — Шурка выбирает море — капитан Георгий Петрович
16. 1965 — Арбузный рейс — Гайдамович
17. 1968 — Семь стариков и одна девушка — Сергей Сергеевич Анисов, инкассатор
18. 1970 — На даче — военный дирижёр
19. 1971 — Последнее дело комиссара Берлаха — Форчиг, журналист
20. 1972 — Дела давно минувших дней… — дядя Яша
21. 1974 — Соломенная шляпка — дядюшка Везине
22. 1974 — Царевич Проша — Мопс
23. 1976 — Как Иванушка-дурачок за чудом ходил — Лука
24. 1977 — Фантазии Веснухина — вагоновожатый
25. 1979 — Квартет Гварнери — Исаак Соломонович Сухлинский, отец Абы
26. 1984 — Москва на Гудзоне — дедушка Иванова

Почётные звания и награды (в хронологическом порядке)

• Заслуженный артист РСФСР (11 марта 1939)
• Орден "Знак Почета" (11 марта 1939)
• Орден Красной Звезды (2 февраля 1943)
• Медаль «За оборону Ленинграда» (1944)
• Орден Отечественной войны II степени (1 марта 1945)
• Медаль «За взятие Кёнигсберга» (1 декабря 1945)
• Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945)
• Медаль «В память 250-летия Ленинграда» (1957)
• Народный артист РСФСР (8 августа 1968)
• Орден "Знак Почета" (5 июня 1974)

Литература

• Янковский М. О. Александр Бениаминов. Орденоносец. — Л., 1939
• Янковский М. О. Александр Бениаминов // Искусство и жизнь., 1940. — № 4. С.44-46
• Куликова К. Александр Бениаминов. Л.: М., 1960
• Александр Бениаминов. Актёры без грима. — М., 1995
• Уварова Е. Д., Эстрада в России. XX век: энциклопедия. — М.: Olma Media Group, 2004. — 861 с. — С. 70

Отрывок, характеризующий Бениаминов, Александр Давидович

Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.