Бентли, Джон (футбольный тренер)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джон Бентли
Общая информация
Полное имя Джон Джеймс Бентли
Родился июнь 1860
Чапелтаун (англ.), Ланкашир, Англия
Умер сентябрь 1918 (58 лет)
Чапелтаун (англ.), Ланкашир, Англия
Гражданство Англия
Позиция хавбек
Карьера
Клубная карьера*
1878—1885 Тертон ? (?)
Тренерская карьера
1885—1886 Болтон Уондерерс (секретарь)
1887—1895 Болтон Уондерерс(секретарь)
1899—1912 Тертон (секретарь)
1912—1914 Манчестер Юнайтед (секретарь)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


Джон Джеймс Бе́нтли (англ. John James Bentley; июнь 1860, Чапелтаун (англ.), Ланкашир, Англия — сентябрь 1918, там же) — английский футболист и футбольный тренер. Играл за клуб «Тертон», в котором был капитаном, а впоследствии работал секретарём, казначеем и президентом «Тертона». Также был секретарём клубов «Болтон Уондерерс» и «Манчестер Юнайтед», президентом Футбольной лиги и вице-президентом Футбольной ассоциации Англии.



Карьера

Свой первый матч за «Тертон» 18-летний Джон Бентли провёл в ноябре 1878 года против «Уэстхотена». Он выступал на позиции хавбека.

С 1879 года Бентли писал отчёты о футбольных матчах и посылал их в местные газеты. Он описывал матчи «Тертона» под псевдонимом «Свободный критик» (Free Critic), очень критически оценивая собственные выступления. Его отчёты публиковались в болтонской ежедневной газете Cricket and Football Field.

В сентябре 1880 года «Дарвен» и «Тертон» основали Футбольную ассоциацию Ланкашира. В неё также были приглашены клубы, входящие в Футбольную ассоциацию Манчестера, а также «Болтон Уондерерс», Коб Уолл» (Блэкберн), «Блэкберн Роверс», Футбольную ассоциацию Берча, «Эстли Бридж» и другие.

В 1881 году Бентли был капитаном команды, когда «Шеффилд Уэнсдей» сыграл с «Тертоном» матч Кубка Англии. Вскоре он стал секретарём, а затем и казначеем «Тертона».

В 1882 году 22-летний Бентли стал бухгалтером в Болтоне. Его бизнес развивался, и к 1885 году он завершил свою футбольную карьеру, став сборщиком налогов и секретарём «Болтон Уондерерс».

В 1886 году Бентли покинул Болтон и переехал в Манчестер, где стал редактором газеты The Athletic News. Он стал регулярным колумнистом таких изданий как Daily Express, Daily Mail и Football chat.

В 1887 Уильям Макгрегор связался с Джоном Бентли и сообщил об основании Футбольной лиги, так как Бентли имел большое влияние в Футбольной ассоциации Ланкашира. Бентли стал одним из членов комитета основателей Футбольной лиги, а в 1894 году, после отставки Макгрегора, стал президентом Футбольной лиги. Он занимал этот пост до 1910 года.

В 1912 году Бентли покинул «Болтон Уондерерс» и стал секретарём «Манчестер Юнайтед». Под его руководством клуб поправил своё финансовое положение. Однако он не был футбольным тактиком, как его предшественник Эрнест Мангнэлл, мало интересуясь управлением командой и предоставляя футболистам выступать по их собственному усмотрению. В результате этого клуб выбыл из категории соискателей чемпионского титула в нижнюю часть таблицы и едва избежал вылета, после чего Бентли передал руководство командой Джеку Робсону. Он работал в администрации «Манчестер Юнайтед» до 1916 года, после чего покинул клуб из-за проблем со здоровьем.

Он также стал вице-президентом Футбольной ассоциации.

Личная жизнь

Джон Бенли родился в июне 1860 года в Чепелтауне, маленькой деревеньке к югу от Даруэна, между Болтоном и Блэкберном. Его отец был владельцем бакалейной лавки в Чепелтауне.

Джон был женат, у него было трое детей.

Джон Джеймс Бентли умер в возрасте 58 лет и был похоронен в Чепелтауне в сентябре 1918 года.

Напишите отзыв о статье "Бентли, Джон (футбольный тренер)"

Ссылки

  • [www.darwenfc.com/dcalvy/turton%20history.htm History of Football in Turton] (англ.)
  • [www.darwenfc.com/dcalvy/jbentley.htm John J. Bentley] (англ.)


Отрывок, характеризующий Бентли, Джон (футбольный тренер)

Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.