Бенуа, Леонтий Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Бенуа.
Леонтий Николаевич Бенуа
Основные сведения
Место смерти

Ленинград

Работы и достижения
Учёба:

Императорская Академия художеств

Работал в городах

Санкт-Петербург,
Гусь-Хрустальный,
Москва, Варшава

Архитектурный стиль

историзм

Важнейшие постройки

Георгиевский собор,
Придворная певческая капелла,
Храм Лурдской Богоматери,
Корпус Бенуа,
Дом Бенуа

Награды

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Звания

Лео́нтий (Людвиг) Никола́евич Бенуа́ (11 (23) августа 1856, Петергоф, близ Санкт-Петербурга — 8 февраля 1928, Ленинград) — русский[1] архитектор периода эклектики, крупный педагог. Член-основатель (1903) и почётный председатель Общества архитекторов-художников, редактор журнала «Зодчий» (1892—1895). Представитель художественной династии Бенуа. Последний частный владелец «Мадонны Бенуа» и имения Котлы.





Биография

Сын видного архитектора Николая Леонтьевича Бенуа и Камиллы Кавос. Учился в петербургской Академии художеств (1875—1879) у А. И. Резанова, Д. И. Гримма, А. И. Кракау. Завершил курс обучения в Академии в 1879 году, за год до положенного срока, при этом получил большую золотую медаль (классный художник первой степени).

По окончании Академии художеств женился на Марии Александровне Сапожниковой, дочери состоятельного астраханского купца-рыботорговца. Именно от тестя получил во владение работу Леонардо да Винчи, ныне известную как «Мадонна Бенуа», а от тёщи — половину дворянского имения Котлы.

В 1883 году Леонтий Бенуа был принят на должность адъюнкт-профессора в Институт гражданских инженеров. В 1885 году был удостоен звания академика, а в 1892 году — профессора архитектуры (за проект церкви Св. Георгия в Гусь-Хрустальном). В 1893 году приглашён в Академию художеств на должность руководителя одной из мастерских архитектурного отделения Высшего художественного училища. В училище он восстановил занятия акварельным рисунком для архитекторов, ввел лепку, предлагал учредить мастерскую монументальной живописи и начать преподавание технологии художественных работ.

Преподавать Л. Н. Бенуа начал еще студентом в Рисовальной школе Общества поощрения художеств (1879—1884). В дальнейшем преподавал в Институте гражданских инженеров (1884—1892, также 1920—1927), в Академии художеств (профессор с 1892 года; в 1903—1906 и 1911—1917 годах также был ректором Высшего художественного училища), в Свободных художественных мастерских (профессор с 1918 года). С 1905 года — действительный статский советник[2].

Среди учеников Л. Н. Бенуа — В. Г. Гельфрейх, В. И. Дубенецкий, Ф. И. Лидваль, М. С. Лялевич, О. Р. Мунц, В. А. Покровский, Л. В. Руднев, И. А. Фомин, С. Е. Чернышёв, Э. Е. Шталберг, В. А. Щуко, А. В. Щусев.

13 августа 1921 года Л. Н. Бенуа был арестован с сыном Владимиром и дочерьми Ниной и Екатериной по делу «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Обвинялся «в сношениях с английской и финляндской разведкой» (поводом для обвинения стала переписка с дочерьми Ниной и Ольгой, тайно выехавшими в Выборг). В 1922 году по ходатайству юридического отдела «Помполита» был освобожден из тюрьмы.[3]

Леонтий Николаевич Бенуа скончался 8 февраля 1928 года, был похоронен в некрополе Новодевичьего монастыря. В конце 1950-х годов его прах был перенесён на Литераторские мостки Волковского кладбища (фото могилы).

Творчество

Еще будучи студентом, Л. Н. Бенуа в 1877 году создал в Озерках свои первые постройки: деревянную башню-бельведер и концертный зал (не сохранились). В «Записках о моей деятельности» Бенуа вспоминал, что, проектируя башню, придерживался принципов деревянных конструкций готики и швейцарских построек, где все ясно и логично.[4] Таким образом, с самого начала творческой деятельности проявилось характерное для зодчего стремление использовать рациональные методы строительных приемов. Рационалист по своему художественному мировоззрению, Бенуа был также и одним из крупнейших представителей плеяды архитекторов-энциклопедистов — знатоков стилей прошлого.

Будучи последователем историзма в архитектуре, Леонтий Николаевич Бенуа испытал в ранних работах влияние стиля Людовика XVI, который являлся перифразировкой русской и французской архитектуры раннего классицизма, сочетая в себе строгость и живописность, и считался предпочтительным в Академии художеств, за что был назван «академическим». Пример — Придворная певческая капелла в Санкт-Петербурге (1886—1889), при проектировании которой зодчий проявил незаурядное композиционное мастерство, а кроме того, трактовал дворовое пространство как важный коммуникативный элемент здания, что было новаторским и рациональным приемом, который только в 1910-х годах вошел в практику городского строительства.

В конце XIX века Л. Н. Бенуа спроектировал ряд культовых сооружений в неорусском стиле (церковь Св. Георгия в Гусь-Хрустальном, 1892—1901; русская капелла в Дармштадте, 1897—1899, собор Александра Невского в Варшаве, 1894—1912), в поисках национального стиля во многом оставаясь рационалистом. В то время церкви, возводившиеся на территориях национальных окраин российского государства или за границей, как правило, строились в русском стиле, что имело задачу распространения и утверждения православно-имперской политики монархии. Бенуа, безусловно, учитывал эти требования, но когда он проектировал для Санкт-Петербурга, местные традиции классических стилей предопределяли иной выбор образного содержания сооружений. Так, в 1897—1899 годах он перестроил в стиле барокко церковь св. Захария и Елизаветы для Кавалергардского полка и завершил в барочно-ренессансном духе строительство Великокняжеской усыпальницы в Петропавловской крепости (1896—1908).

С наибольшей последовательностью рационализм Бенуа проявился при постройке особняка Е. Ц. Кавоса (1896—1897, угол Каменноостровского проспекта и Большой Монетной улицы). Здание проектировалось под впечатлением от знакомства с современной западноевропейской архитектурой, которую зодчий изучал в путешествиях по Австрии, Италии, Франции, Бельгии, Англии, везде осматривая и зарисовывая древние и новейшие постройки. Это сооружение во многом подвело итог развитию рациональной ветви русской эклектики и стало предвестником архитектуры начала XX века.

От эклектизма в середине 1900-х годов Л. Н. Бенуа перешёл к неоклассицизму. Мотивы классицизма наглядно проявились при создании архитектором комплекса зданий Клинического повивально-гинекологического института на Менделеевской линии (1901—1904), позже — доходного дома Первого Российского страхового общества (1911—1914) и Дворца выставок в Санкт-Петербурге.

Для творчества Л. Н. Бенуа неизменно характерны чёткая архитектурная композиция, продуманность художественного ансамбля, элегантность форм. Он один из создателей проекта крупномасштабной реконструкции Санкт-Петербурга (1910—1913, совместно с архитектором М. М. Перетятковичем и инженером Ф. Е. Енакиевым), включавшего строительство сети метрополитена.[5]

В проекте храма Лурдской Богоматери (1903—1919, совместно с М. М. Перетятковичем) Бенуа переосмыслил романское наследие в направлении, близком к модерну. Модерн оказал влияние и на другие проекты Бенуа, что наиболее последовательно отразилось в пятиэтажном здании Московского купеческого банка на Невском проспекте (д. № 46).

Также Л. Н. Бенуа участвовал во многих реконструкциях интерьеров и внешнего облика зданий Санкт-Петербурга (фойе Эрмитажного театра, 1902—1904; Белый зал заседаний Мариинского дворца, 1907—1908; фасад Финской церкви), неизменно отличаясь бережным и тактичным отношением к работе предшественников.

Награды и звания

Иностранные:

Проекты

Основная статья: Список проектов и построек Л. Н. Бенуа

По состоянию на 2015 год известно около 60 архитектурных работ Л. Н. Бенуа (включая интерьерные работы), большинство из которых были разработаны и осуществлены в Санкт-Петербурге. Сохранилось около 40 сооружений и архитектурных комплексов, возведённых по проектам Л. Н. Бенуа. Большинство из этих построек являются объектами культурного наследия и находятся под охраной государства.

Семья

В браке (с 17 февраля 1880 года) с дочерью коммерции советника, почётного гражданина и астраханского купца 1-й гильдии А. А. Сапожникова[6], Марией Александровной (25.09.1858 — 30.09.1938, Берлин[7]) имел детей:


Напишите отзыв о статье "Бенуа, Леонтий Николаевич"

Примечания

  1. ↑ Бенуа Леонтий Николаевич — статья из Большой советской энциклопедии.
  2. ↑ Список гражданским чинам первых четырёх классов. — Пг., 1914. — С. 627.
  3. ↑ [pkk.memo.ru/page%202/KNIGA/Be.html#be.57b Книга памяти. Бенуа]
  4. ↑ [st-petersburg-guide.ru/tag/shuvalovo-ozerki/ Гид по Санкт-Петербургу. Шувалово-Озерки]
  5. ↑ [www.metro.spb.ru/historymetro.html#2 История петербургского метрополитена]
  6. ↑ [forum.vgd.ru/file.php?fid=205225&key=315628210 Метрическая запись о венчании] в Екатерининской церкви
  7. ↑ [pogost-tegel.info/index.php?id=182 Кладбище Тегель. Мария Александровна Бенуа]
  8. ↑ [forum.vgd.ru/file.php?fid=191918&key=1888631373 Метрическая запись о крещении (09.01.1881 )]
  9. ↑ Банников А. П. [tomb-raider6.narod.ru/lib/bb/iii_bolshakovskie_chtenija/zametki_o_memuarah_olgi_leontevny.html Заметки о мемуарах Ольги Леонтьевны Штейнер]
  10. ↑ [forum.vgd.ru/file.php?fid=191915&key=1267960143 Метрическая запись о крещении (25.09.1883)]
  11. ↑ [www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=243 Николай Леонтьевич (Людвигович) Бенуа]
  12. ↑ [forum.vgd.ru/file.php?fid=206709&key=1496102987 Метрическая запись о рождении]

Литература

  • Лисовский В. Г. Леонтий Бенуа и петербургская школа художников-архитекторов. — СПб.: Коло, 2006. — 400 с.
  • Леонтий Бенуа и его время / Ред.-составитель В. А. Фролов. — СПб.: Российский институт истории искусств, 2008. — 400 с.
Сочинения Л. Н. Бенуа
  • Записки о моей деятельности // Невский архив. М.; СПб., 1993.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Бенуа, Леонтий Николаевич

Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Бенуа,_Леонтий_Николаевич&oldid=78921188»