Берар

Берар — исторический регион в центральной Индии. В настоящее время является частью индийского штата Махараштра.

В период распада Бахманидского султаната здесь был образован независимый Берарский султанат (1490—1574) во главе с династией Имад-шахов со столицей в Элличпуре. Берар был присоединен к Ахмеднагару в 1574 г.

Провинция Берар в Империи Великих Моголов была учреждена Акбаром после того, как он отобрал эти земли у Ахмаднагарского султаната.

В 1611 году в этих местах поднял восстание малик Амбар, пытавшийся восстановить Ахмаднагарский султанат. Он захватил существенную часть Декана, и успешно сопротивлялся войскам Джахангира. Лишь в 1628 году, когда на трон империи взошёл Шах-Джахан, Берар вернулся под власть Великих Моголов.

В 1636 году владения Моголов в Декане были разделены на четыре провинции, одной из которых стал Берар. В 1652 году Шах-Джахан назначил своим наместником в Декане своего сына Аурангзеба, который после смерти отца завоевал трон империи в междоусобной войне против братьев. Во второй половине XVII века Аурангзеб вёл в этих местах долгие войны против маратхов. Когда после смерти Аурангзеба на троне империи стали один за другим сменяться слабые правители, то маратхи усилились. В 1720 году, после похода на Дели, пешва маратхов Баладжи Вишванатх получил императорский фирман, гарантирующий ему незваивимость в родной Маратхе и право на сбор налогов в могольском Декане.

Видя никчемность императоров, имперский низам аль-мульк решил создать собственное государство в Декане, и в 1724 году основал Хайдарабад. Весь XVIII век Берар был ареной борьбы между низамами Хайдарабада и маратхами из клана Бхонсле, чьей столицей был Нагпур.

В начале XIX века по итогам второй англо-маратхской войны маратхи отказались от прав на эти территории, и они перешли под контроль Хайдарабада. По договору 1822 года восточной границей Берара была признана река Вардха. Однако прекращение войны не принесло мира: многие отряды маратхов, не получившие оплаты, ушли в банды мародёров, и на большой территории воцарилось беззаконие.

В 1853 году британцы заключили договор с низамом Хайдарабада, в соответствии с которым они брали на себя содержание хайдарабадского воинского контингента, а взамен Британская Ост-Индская компания получала ряд берарских округов Хайдарабада, ставших известными как «Присоединённые округа Хайдарабада» (англ. Hyderabad Assigned Districts). По договору 1860 года британцы взяли на себя административное управление этими землями, хотя формально они при этом оставались под властью низама Хайдарабада.

Под британским управлением Берар стал активно экономически развиваться. Упорядоченная налоговая система привлекла сюда поселенцев, а Гражданская война в США вызвала большой спрос на хлопок. Прокладка железной дороги ещё больше способствовала экономическому развитию региона.

5 ноября 1902 года низам Хайдарабада подписал договор о передаче Берара британцам в постоянную аренду в обмен на крупные ежегодные выплаты. Лорд Кёрзон решил объединить Берар с Центральными провинциями, и 17 сентября 1903 года об этом было объявлено официально. 24 октября 1936 года Центральные провинции были преобразованы в новую провинцию — Центральные провинции и Берар.

Литература

• Берар // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Джон Кей, «История Индии» — Москва: ООО «Издательство АСТ», 2011. ISBN 978-5-17-070521-4

Отрывок, характеризующий Берар

На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.