Берасатеги, Альберто

Альберто Берасатеги
Гражданство	Испания Испания
Место проживания	Андорра
Дата рождения	28 июня 1973(1973-06-28) (50 лет)
Место рождения	Бильбао, Испания
Рост	173 см
Вес	66 кг
Начало карьеры	1991
Завершение карьеры	2001
Рабочая рука	правая
Удар слева	двуручный
Призовые, долл.	4 676 187
Одиночный разряд
Матчей в/п	278—199
Титулов	14
Наивысшая позиция	7 (14 ноября 1994)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1/4 финала (1998)
Франция	финал (1994)
Уимблдон	1-й круг
США	2-й круг (1993, 1996)
Парный разряд
Матчей в/п	47—59
Титулов	1
Наивысшая позиция	55 (6 октября 1997)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1-й круг
Франция	1-й круг
США	3-й круг (1997)
Завершил выступления

Альберто Берасате́ги (баск. Alberto Berasategui; род. 28 июня 1973, Бильбао) — испанский профессиональный теннисист, специалист по игре на грунтовых кортах. Бывшая седьмая ракетка мира, победитель 15 турниров АТР в одиночном и парном разрядах, финалист Открытого чемпионата Франции 1994 года. Чемпион Европы 1991 года среди юношей.

Спортивная карьера

Альберто Берасатеги начал играть в теннис в семилетнем возрасте. Юный уроженец баскского Бильбао учился в США у знаменитого тренера Гарри Хопмана, и в Испании о нём никто не слышал, пока в 14 лет он неожиданно не выиграл Приз Мануэля Алонсо, победив в финале Алекса Корретху. В 1991 году он выиграл индивидуальный чемпионат Европы по теннису среди юниоров и помог юношеской сборной Испании победить на двух командных европейских турнирах. В том же году Берасатеги начал профессиональную карьеру. В марте 1992 года он дошёл до полуфинала турнира АТР в Касабланке; занимая в рейтинге 280-е место, он победил двух соперников из первой сотни, перед тем как проиграть 45-й ракетке мира Гильермо Пересу-Ролдану. Затем Берасатеги дошёл до финала турнира-«челленджера» в Италии и к концу сезона поднялся на 118-ю позицию в иерархии сильнейших теннисистов мира.

В феврале 1993 года на грунтовых кортах аргентинской Мар-дель-Платы Берасатеги выиграл свой первый «челленджер». В июле на турнире в Штутгарте он впервые в карьере нанёс поражение сопернику из первой десятки рейтинга — ещё одному представителю Испании, пятой ракетке мира Серхи Бругере, а с августа по ноябрь четырежды выходил в финал турниров АТР-тура, выиграв один из них. За эти месяцы он поднялся в рейтинге с 83-го до 36-го места. Успехи продолжились в следующем году: начав грунтовый сезон не слишком удачно, Берасатеги уже на третьем турнире после его начала завоевал свой второй титул, победив по ходу Стефана Эдберга и Джима Курье, занимавших в рейтинге соответственно третье и четвёртое места, а в начале лета неожиданно пробился в финал Открытого чемпионата Франции после победы над пятой ракеткой мира Гораном Иванишевичем. В финале он в четырёх сетах уступил Бругере. После этого Берасатеги добрался в рейтинге до 14-го места, а в июле, выиграв турнир в Штутгарте, впервые вошёл в десятку сильнейших. До конца года он выиграл на грунте ещё пять турниров АТР-тура и один «челленджер», поднявшись в рейтинге до восьмого места и обеспечив себе участие в чемпионате мира АТР и Кубке Большого шлема — ежегодных турнирах среди теннисистов, показавших на протяжении сезона лучшие результаты. На ковровом покрытии, однако, он не смог противостоять другим игрокам из числа сильнейших, дважды проиграв Майклу Чангу и по разу Бругере и Андре Агасси.

1994 год стал в карьере Берасатеги лучшим. Через 20 недель после начала нового сезона он выбыл из первой десятки рейтинга и за остаток сезона сыграл только в двух финалах, завоевав один титул. 1996 год оказался лучше предыдущего, принеся Берасатеги три победы в трёх финалах грунтовых турниров АТР и ещё две в «челленджерах», так что ему удалось вернуться в Top-20 мирового рейтинга и закончить сезон на 19-м месте. После двухлетнего перерыва ему также в очередной раз удалось взять верх над соперником из первой десятки (девятой ракеткой мира Рихардом Крайчеком) и впервые за карьеру добраться до полуфинала не на грунте, а на твёрдом покрытии (в Скотсдейле, США).

После пяти лет выступлений в профессиональных турнирах у Берасатеги начались травмы, а его удар справа, на котором строилась вся его игра (см. Стиль игры), утратил стабильность. В 1997 году он ещё успел выиграть национальный чемпионат Испании, но успехи на международных турнирах пошли на убыль, и ему лишь иногда удавалось вновь показать свою лучшую игру. С 1997 по 1999 год Берасатеги, начавший делить внимание между выступлениями в одиночном и парном разряде, в общей сложности девять раз играл в финалах турниров АТР (пять раз в одиночном разряде и четыре в парах) и завоевал ещё три титула (соответственно два и один). Хотя ему не удалось повторить свой успех на Открытом чемпионате Франции, на его счету был выход в финал престижного барселонского турнира в 1998 году и полуфинал Открытого чемпионата Италии 1997 года, причём оба раза после побед над Евгением Кафельниковым, в это время игроком первой десятки рейтинга. На Открытом чемпионате Австралии 1998 года Берасатеги показал свой второй результат в турнирах Большого шлема, обыграв вторую ракетку мира, хозяина корта Патрика Рафтера на пути в четвертьфинал. Свой последний финал на турнире АТР он сыграл в октябре 1999 года в Палермо, а завершил выступления в возрасте 27 лет, весной 2001 года, ссылаясь на то, что уже не может передвигаться так быстро, как раньше, его удар справа утратил силу, а его жена Аранча ждёт ребёнка. Это произошло через несколько месяцев после первого и последнего в карьере появления на Уимблдонском турнире.

Стиль игры

Своеобразный стиль игры Берасатеги подходил в основном для «медленных» грунтовых кортов. Он держал ракетку, настолько вывернув кисть, что эту хватку нельзя было назвать западной, и в шутку её называли «гавайской». Это позволяло ему посылать сильно закрученные мячи, играя открытой ракеткой, но создавало неудобства при игре закрытой: Берасатеги не хватало времени, чтобы перехватить рукоять, и в итоге он играл слева так же необычно, как и справа — той же стороной ракетки. Причудливая хватка также практически отнимала у него возможность играть у сетки, что не позволило ему надолго удержаться в числе лучших игроков мира. На быстрых покрытиях его слабости сказывались особенно заметно, и их кульминация наступила именно в годы его наивысшего взлёта, когда в 1995 году он проиграл обе своих встречи Кубка Дэвиса на твёрдых кортах гораздо менее именитым соперникам из мексиканской сборной.

Несмотря на странности стиля, Берасатеги выручала высочайшая скорость передвижения по корту, а также тот факт, что он был чрезвычайно упорным и тактически изобретательным соперником, заставляя соперников «выкладывать» ему мячи для удара открытой ракеткой. Победить его можно было не тактикой, а грубой силой, «выбивая» его с корта, что в основном удавалось Серхи Бругере, Андре Агасси и ещё одному великому мастеру игры на грунте — Томасу Мустеру.

Участие в финалах турниров Большого шлема за карьеру (1)

Одиночный разряд (0+1)

Поражение (1)

Год	Турнир	Покрытие	Соперник в финале	Счёт в финале
1994	Открытый чемпионат Франции	Грунт	Серхи Бругера	3-6, 5-7, 6-2, 1-6

Участие в финалах турниров за карьеру

Одиночный разряд (14+9)

Результат	№	Дата	Турнир	Покрытие	Соперник в финале	Счёт в финале
Поражение	1.	23 августа 1993	Открытый чемпионат Хорватии, Умаг	Грунт	Томас Мустер	5-7, 6-3, 3-6
Поражение	2.	4 октября 1993	Афины, Греция	Грунт	Хорди Арресе	4-6, 6-3, 3-6
Победа	1.	1 ноября 1993	Сан-Паулу, Бразилия	Грунт	Слава Доседел	6-4, 6-3
Поражение	3.	8 ноября 1993	Буэнос-Айрес, Аргентина	Грунт	Карлос Коста	6-3, 1-6, 4-6
Победа	2.	11 апреля 1994	Ницца, Франция	Грунт	Джим Курье	6-4, 6-2
Поражение	4.	16 мая 1994	Болонья, Италия	Грунт	Хавьер Санчес	6-73, 6-4, 3-6
Поражение	5.	23 мая 1994	Открытый чемпионат Франции, Париж	Грунт	Серхи Бругера	3-6, 5-7, 6-2, 1-6
Победа	3.	18 июля 1994	Штутгарт, Германия	Грунт	Андреа Гауденци	7-5, 6-3, 7-65
Победа	4.	22 августа 1994	Открытый чемпионат Хорватии, Умаг	Грунт	Кароль Кучера	6-2, 6-4
Победа	5.	26 сентября 1994	Палермо, Италия	Грунт	Алекс Корретха	2-6, 7-66, 6-4
Победа	6.	3 октября 1994	Афины	Грунт	Оскар Мартинес	4-6, 7-64, 6-3
Победа	7.	24 октября 1994	Сантьяго, Чили	Грунт	Франсиско Клавет	6-3, 6-4
Победа	8.	31 октября 1994	Монтевидео, Уругвай	Грунт	Франсиско Клавет	6-4, 6-0
Победа	9.	12 июня 1995	Порту, Португалия	Грунт	Карлос Коста	3-6, 6-3, 6-4
Поражение	6.	30 октября 1995	Монтевидео	Грунт	Богдан Улиграх	2-6, 3-6
Победа	10.	17 июня 1996	Болонья	Грунт	Карлос Коста	6-3, 6-4
Победа	11.	22 июля 1996	Открытый чемпионат Австрии, Кицбюэль	Грунт	Алекс Корретха	6-2, 6-4, 6-4
Победа	12.	9 сентября 1996	Открытый чемпионат Румынии, Бухарест	Грунт	Карлос Мойя	6-1, 7-65
Поражение	7.	8 сентября 1997	Марбелья, Испания	Грунт	Альберт Коста	3-6, 2-6
Победа	13.	29 сентября 1997	Палермо (2)	Грунт	Доминик Грбаты	6-4, 6-2
Победа	14.	6 апреля 1998	Оэйраш, Португалия	Грунт	Томас Мустер	3-6, 6-1, 6-3
Поражение	8.	13 апреля 1998	Барселона, Испания	Грунт	Тодд Мартин	2-6, 6-1, 3-6, 2-6
Поражение	9.	4 октября 1999	Палермо	Грунт	Арно ди Паскуале	1-6, 3-6

Парный разряд (1+3)

Результат	№	Дата	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Победа	1.	14 апреля 1997	Барселона, Испания	Грунт	Хорди Бурильо	Пабло Альбано Алекс Корретха	6-3, 7-5
Поражение	1.	8 сентября 1997	Марбелья, Испания	Грунт	Хорди Бурильо	Карим Алами Хулиан Алонсо	6-4, 3-6, 0-6
Поражение	2.	14 сентября 1998	Борнмут, Великобритания	Грунт	Уэйн Артурс	Нил Броуд Кевин Ульетт	6-7, 3-6
Поражение	2.	13 сентября 1997	Мальорка, Испания (2)	Грунт	Франсиско Роиг	Лукас Арнольд Кер Томас Карбонель	1-6, 4-6

Ссылки

• [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)

• [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Берасатеги, Альберто

– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?