Берберийские войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Берберийские войны (англ. Barbary Wars) — две войны начала XIX века между Соединёнными Штатами Америки и североафриканскими государствами так называемого Варварского берега. Поводом для войн служили многочисленные нападения берберийских пиратов на торговые корабли Соединённых Штатов с целью получения выкупа. Заново сформированые военно-морские силы Соединённых Штатов атаковали пиратские города и форпосты, вынуждая их правителей подписывать соглашения о свободном проходе судов. Эти войны (как и некоторые другие) часто называют «Забытые войны Америки» — из популярной памяти американцев они успели исчезнуть в течение одного поколения.

Карательные экспедиции против Варварского берега были санкционированы администрациями Томаса Джефферсона и Джеймса Мэдисона. После того как война закончилась благополучно, пропоненты Демократическо-республиканской партии противопоставили действия новой администрации, отстоявшей интересы нации с оружием, старой — которая не смогла соответствовать недавно провозглашённому лозунгу «Миллионы на защиту, но ни цента на выкуп».

Берберийские войны были увековечены в гимне военно-морских сил США.



Фазы войны

  • Первая берберийская война (1801—1805) — первая война США за рубежом. После долгих лет выплаты дани берберийским пиратам, которая составляла до 20 % от национального дохода страны в 1790-е, новая администрация Томаса Джефферсона предпочла решить вопрос силовым путём. Несколько лет успешной войны на море и атака с суши заставили триполийского пашу согласиться на мир, который, правда, был довольно неубедительным и проблему пиратства не решил.

Напишите отзыв о статье "Берберийские войны"

Ссылки

  • [www.deanesmay.com/archives/000374.html#000374 Barbary wars]  (англ.)
  • [www.history.navy.mil/history/history2.htm история военно-морских сил США]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Берберийские войны

Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.