Берви-Флеровский, Василий Васильевич

Василий Васильевич Берви-Флеровский
Дата рождения:	28 апреля (10 мая) 1829(1829-05-10)
Место рождения:	Рязань
Дата смерти:	4 октября 1918(1918-10-04) (89 лет)
Место смерти:	Юзовка
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	социология, экономика, публицист
Известен как:	автор работы «Положение рабочего класса в России» (1869)

Васи́лий Васи́льевич Бе́рви-Флеро́вский (настоящее имя Вильгельм Вильгельмович Берви, псевдоним Н. Флеровский; 28 апреля (10 мая) 1829, Рязань — 4 октября 1918, Юзовка, ныне Донецк) — российский социолог, публицист, экономист и беллетрист, идеолог народничества, видный участник общественного движения 1860—1890-х годов.

Биография

Его отец Вильгельм (Василий Федорович; 1792—1859) был обрусевшим англичанином, профессором физиологии в Казанском университете.

Основные труды: «Положение рабочего класса в России» (1869), «Азбука социальных наук» (1871), воспоминания «Три политические системы: Николай I-й, Александр II-й и Александр III-й» (1891) (сокращенный вариант — «Записки революционера-мечтателя» (1929)), роман «На жизнь и смерть. Изображение идеалистов» (Женева — 1877, в России — 1907). Книга «Положение рабочего класса в России», написанная по материалам собственных исследований и сибирских впечатлений, стала вехой в истории российской социологии, и была высоко оценена Карлом Марксом. Образ жизни народника («личное народничество»), ригоризм (и он, и вся его многочисленная семья неукоснительно следовали однажды данному обету «добровольной бедности»), высокая жертвенность и альтруизм («по чувствам это был Христос», — писал о Берви-Флеровском знавший его по вологодской ссылке Н. В. Шелгунов) снискали Берви-Флеровскому высочайший нравственный авторитет среди разночинской молодежи, для которой он был истинным «учителем жизни».

Во время учёбы в Казанском университете на него большое влияние оказал профессор Д. И. Мейер, в особенности его опыт т. н. «юридических клиник» (бесплатных консультаций) для народа. В это же время В. Берви близко знакомится с петрашевцами — братьями Бекетовыми, которые завершали в Казани образование. После университета Берви работал чиновником министерства юстиции, ведя аскетический образ жизни. С конца 50-х гг. сближается с лидерами демократического движения (Н. Некрасов, Н. Чернышевский и др.). Арестован в 1861 году по т. н. «делу тверских мировых посредников». Подвергнут наказанию в административном порядке и выслан в Астрахань, а в 1864 году — в Сибирь. С семьей был поселён в Кузнецке, потом по прошению переведён в Томск (1865), где был взят на работу крупным купцом Б. Л. Хотимским, пожелавшим иметь юриста за низкую плату. В Томске Берви вступил в конфликт с губернатором Г. Г. Лерхе.

15 апреля 1866 года Берви получил разрешение на возвращение в европейскую часть России, в Вологду, но Лерхе задерживал его перевод, а потом отправил по этапу. Путь от Тюмени до Казани Берви прошёл пешком. Находился в ссылке под негласным надзором до 1887 года.

В начале 1870-х годов был близок к «чайковцам» и «долгушинцам». Автор революционной прокламации «О мученике Николае».

Особое влияние Берви-Флеровский оказал на участников «хождения в народ» начала 1870-х годов. Сам Флеровский вел достаточно активную пропаганду (он называл её «педагогической») уже с первой своей ссылки в Астрахань и имел большой опыт на этом поприще.

Сотрудник журналов «Дело», «Слово», «Отечественные записки». В начале 1890-х некоторое время находился в эмиграции в Лондоне, где сотрудничал с Фондом Вольной русской прессы (С. Степняка-Кравчинского), который издал несколько частей «Азбуки социальных наук» и воспоминания «Три политические системы». После трагической смерти Степняка-Кравчинского Берви-Флеровский вернулся в Россию, воспользовавшись коронационным манифестом Николая II.

Переехал в Юзовку к сыну Фёдору, работавшему врачом. Прожил в Юзовке с 1897 по 1918 год (до самой смерти). В Юзовке им были написаны «Критика основных идей естествознания» (издана в 1904, в книге излагается философия «мыслящего вещества») и «Краткая автобиография».

В Донецке находится его могила, вокруг которой и разбит сквер, носящий его имя и на которой в 1953 году был установлен обелиск из полированного розового гранита. В одной могиле с ним похоронена его верная спутница жизни Эрмиона Ивановна Берви (урождённая Жемчужина, умерла в 1924), обвенчанная с Василием Васильевичем во время пребывания его под арестом в 1861 году.

Публикации

• [dlib.rsl.ru/download.php?path=/rsl01004000000/rsl01004487000/rsl01004487781/rsl01004487781.pdf&size= Берви-Флеровский В. В. Записки революционера-мечтателя: с портретом автора; предисловие М. Клевенского; под редакцией В. Невского и П. Анатольева. — Молодая гвардия, 1929. — 231 с.](недоступная ссылка — история).

Литература

• Аптекман О. В. Василий Васильевич Берви-Флеровский. Л., 1925.
• Подоров Г. Экономические воззрения В. В. Берви-Флеровского. М., 1952.
• Рабинович Г. Х. В. В. Берви-Флеровский в Томске/Сб. статей Томску — 375 лет. Томск: Изд-во ТГУ. 1979
• Биличенко Н.А. Образ Симонсона в романе Л.Н.Толстого "Воскресение"(В.В.Берви-Флеровский как прототип)//Русская литература. - 1972 - №4 - С.161 - 165.

Ссылки

• [www.donetsk.dn.ua/history/pride/star/article67.html Берви-Флеровский Василий Васильевич (28.04.1829—4.10.1918)](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20070928083605/www.donetsk.dn.ua/history/pride/star/article67.html Архивировано из первоисточника 28 сентября 2007].
• [web.archive.org/web/20080410062029/www.allpersona.ru/people/81064.html Биография В. Берви-Флеровского].
• [az.lib.ru/b/berwiflerowskij_w_w/ Сочинения Берви-Флеровского на сайте Lib.ru: Классика]. [www.webcitation.org/6CVizGmi3 Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
• [infodon.org.ua/uzovka/231 История семьи Берви]. [www.webcitation.org/6CVizzqHf Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].

Отрывок, характеризующий Берви-Флеровский, Василий Васильевич

После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.