Береговский, Моисей Яковлевич

Моисей Яковлевич Береговский
Место рождения:	Термаховка, Иванковский район, Киевская губерния
Место смерти:	Киев
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	Фольклор
Альма-матер:	Киевская консерватория, Петербургская консерватория

Моисей Яковлевич Береговский (28 декабря 1892, Термаховка — 12 августа 1961, Киев) — советский музыковед и исследователь еврейского фольклора. Ему удалось перед второй мировой войной записать и, тем самым, спасти тысячи еврейских народных песен, а также многие музыкальные представления из репертуара народного театра.

Биография

М. Я. Береговский родился в украинском селе Термаховка Киевской губернии. Окончил Киевскую консерваторию, продолжил образование в Петроградской консерватории. В 1920 г. организовал в Киеве детскую музыкальную школу, руководил хором. В 1922-24 гг. преподавал пение в 48-м еврейском детском доме в Петрограде, куда собрали осиротевших и обездоленных погромами детей с Украины. Работал в Малаховской опытно-показательной школе под Москвой, где были собраны интересные, творческие преподаватели — рисование там какое-то время вел Марк Шагал. С 1926 г. М. Я. Береговский заведовал детским отделением музыкальной школы в Киеве.

С 1927 года Береговский занимается систематическим изучением еврейского фольклора. Зачислен в штат Института еврейской пролетарской культуры Всеукраинской академии наук, впоследствии заведовал там Кабинетом музыкальной фольклористики, а после закрытия института в 1936 г. возглавлял фольклорную секцию Кабинета еврейской культуры АН УССР.

Во время войны, в 1944 году, защитил в Московской консерватории кандидатскую диссертацию о еврейской инструментальной музыке.

Докторскую диссертацию о пуримшпилях — народных музыкально-театральных представлениях, — которая была готова к 1946 году, защитить уже не удалось: началась кампания по борьбе с низкопоклонством перед Западом. Как пишет дочь музыковеда, профессор Э. М. Береговская: «Идея этого труда, вскрывавшего глубинные связи народного театра с западным, оказались „непроходимыми“, недиссертабельными, а кривить душой в угоду конъюнктуре отец не хотел.» («Арфы на вербах», с. 12)

С 1936 года М. Я. Береговский собирал материалы о еврейском народном театре. Исследование о народно-театральных представлениях завершило капитальный труд М. Я. Береговского «Еврейский музыкальный фольклор», составивший пять томов и задуманный автором в такой последовательности (только первый из них был опубликован при жизни исследователя):

Том 1. Рабочие и революционные песни. Песни о рекрутчине и войне. М., Музгиз. 1934

Том 2. Любовные и семейно-бытовые песни.

Том 3. Еврейская народная инструментальная музыка. М., «Советский композитор». 1987.

Том 4. Еврейские народные напевы без слов.

Том 5. Еврейские народно-музыкальные представления.

Этот пятитомный труд передан дочерью исследователя в архив Ленинградского института театра, музыки и кинематографии — ныне Российский институт истории искусств (РИИИ РАН).

В 1944-45 гг. М. Я. Береговский ездил с экспедицией в места еврейских гетто. От немногих узников, оставшихся в живых, он записал семьдесят песен, созданных и звучавших в среде обречённых. Эти материалы легли в основу его работы о еврейском фольклоре военного времени.

В первые послевоенные годы М. Я. Береговский задумал и подготовил к печати ещё целый ряд монографических статей по еврейскому фольклору, а в Киевской консерватории возобновил курс музыкального фольклора народов СССР.

18.08.1950 арестован и приговорен к 10 годам заключения в лагерях особого режима. Отправлен в лагерь под Тайшетом. Выпущен в 1955 г. «по недугу». Больше года боролся за свою реабилитацию. Прокуратура СССР дважды после смерти Сталина пересматривала дело М. Я. Береговского и дважды отвечала, что он был осужден правильно. 11 июля 1956 года реабилитирован.

Последние годы прожил, приводя в порядок свои рукописи для передачи в архив. Умер от рака легких 12 августа 1961 года. Похоронен на Байковском кладбище в Киеве.

Судьба коллекции фонозаписей М. Я. Береговского

Интересна история фонографической коллекции киевского Института еврейской культуры. Э. М. Береговская пишет: «Когда отец приступил к работе в Институте <…>, там не было никаких материалов по музыкальному фольклору. Началось энергичное целеустремленное собирание. К началу войны фонотека фольклорной секции насчитывала свыше 1200 фоноваликов — около трех тысяч записей, из которых более 600 отец фонографировал лично. Было собрано также большое количество записей нотных, произведенных на слух непосредственно от исполнителей — до 4 000 номеров.» («Арфы на вербах», с. 9)

«Фонографическая коллекция, вывезенная оккупантами в Германию, была обнаружена там при наступлении наших войск и возвращена её законному хозяину — Кабинету еврейской культуры. Фашисты расстреляли в Бабьем Яру всех киевских евреев, но тщательно инвентаризировали и эвакуировали, отступая, валики с записями еврейской народной музыки. Хрупкие эти восковые валики оказались очень прочными — они пережили Гитлера. А вот Сталина не пережили — при ликвидации Кабинета еврейской культуры эта уникальная коллекция сгинула, как и все остальные материалы, собранные в кабинете еврейского фольклора. Говорят, что валики вывезли на грузовике за город и разбили.» («Арфы на вербах», с. 12)

Однако, как выяснилось впоследствии, коллекция на самом деле не пропала. В более поздней статье Э. М. Береговская уточняет: «И записи на валиках, которые отец сосредоточил в Кабинете еврейской культуры, не сгинули, как он сам полагал, и даже переписаны частично на компакт-диски в Институте проблем регистрации информации Академии Наук Украины. А в перспективе — полная перезапись всех валиков. Каталог фоноваликов из коллекции М. Береговского внесен среди прочих культурных ценностей в Золотую Книгу ЮНЕСКО.»

Основные публикации

• Old Jewish Folk Music: The Collections and Writings of Moshe Beregowski; edited and translated by Mark Slobin. — 1982.
• М. Я. Береговский. Еврейская народная инструментальная музыка. — М. Советский композитор, 1987.
• Арфы на вербах: Призвание и Судьба Моисея Береговского. — Москва-Иерусалим: Гешарим, 1994.
• М. Я. Береговский. Еврейские народные напевы без слов. — М: Композитор, 1999.
• М. Я. Береговский. Пуримшпили: Еврейские народные музыкально-театральные представления. — Киев: Дух i Лiтера, 2001.
• Jewish Instrumental Folk Music, by M. Beregovski, translated and edited by M. Slobin, M. Alpert, and R. Rothstein. — Syracuse: Syracuse University Press. 2001.
• Мёд и слезы: Еврейские народные песни из собрания Моисея Береговского / Пер. с идиша Е. Баевской, М. Яснова. — СПб.: Еврейский общинный центр Санкт-Петербурга, 2007. — Текст парал. на идише и рус. яз.

Литература

• Э. М. Береговская. «М. Я. Береговский: жизнь и судьба» // Арфы на вербах. — Москва-Иерусалим: «Гешарим», 1994.
• Ernst Zaltsberg, "Moysey Beregovsky, Encyclopaedist of Jewish folk music in Russia, " East European Jewish Affairs, 29,1-2 (1999), 141—145.

Ссылки

• [www.klezmer.com.ua/news1/news11.php Э. М. Береговская об истории издания тома «Еврейские народные музыкально-театральные представления»]
• [berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer1/Fljat1.htm Воспоминания о М. Я. Береговском]
• [www.judaica.kiev.ua/Arhivs/Beregov/Bereg.htm Институт иудаики: описание фонда М. Я. Береговского, фотографии]
• [www.judaica.kiev.ua/Arhivs/Beregov/BeregShpil.htm М. Я. Береговский Статья о пуримшпилях. Ахашверош-шпиль, расшифровка фонограммы]
• [www.jewukr.org/observer/jo04_23/p1002_r.html Фоноархив М. Я. Береговского и его каталог опубликованы]
• [www.judaica.kiev.ua/Eg_11/Eg1108.htm М. Я. Береговский. Краткая характеристика научной деятельности проф. Климента Васильевича Квитки]
• [narodknigi.ru/journals/36/moisey_beregovskiy_evreyskie_narodnye_napevy/ Рецензия на книги М. Я. Береговского в журнале «Народ Книги в мире книг»]

Отрывок, характеризующий Береговский, Моисей Яковлевич

Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…