Бережок, Григорий Карпович

Григорий Карпович Бережок
Дата рождения	15 марта 1908(1908-03-15)
Место рождения	Михайловка, Великомихайловский район, Одесская область
Дата смерти	2 июля 1994(1994-07-02) (86 лет)
Место смерти	Николаев (Николаевская область)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	артиллерия, партизаны
Годы службы	1929—1945
Звание
Сражения/войны	Польский поход РККА, Советско-финская война, Великая Отечественная война
Награды и премии

Григорий Карпович Бережок (1908—1994) — капитан Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник польского похода РККА, советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза (1940).

Биография

Григорий Бережок родился 2 (по новому стилю — 15) марта 1908 года в местечке Михайловка (ныне — Великомихайловский район Одесской области Украины) в семье крестьянина. Получил неполное среднее образование. В 1929 году был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. В 1934 году Бережок окончил Одесское артиллерийское училище. Участвовал в польском походе РККА 1939 года. К февралю 1940 года старший лейтенант Бережок командовал батареей 33-го гаубичного артполка 72-й стрелковой дивизии 15-й армии. Отличился во время советско-финской войны.

В ходе боя 4 февраля 1940 года Бережок вёл меткий огонь по финским войскам, подавляя его огневые точки, обеспечивал продвижение советских стрелковых подразделений. Батарея под командованием Бережка особо отличилась в бою за овладение островами в районе карельского города Питкяранта.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 мая 1940 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом отвагу и геройство» старший лейтенант Григорий Бережок был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 224.

С июня 1941 года — на фронтах Великой Отечественной войны. В июле 1941 года получил тяжёлое ранение, попал в плен, содержался в концлагере в районе Нюрнберга, совершил оттуда побег и сражался в партизанском отряде имени М. И. Кутузова. После окончания войны в звании капитана был уволен в отставку. Проживал в Николаеве, до 1963 года работал военруком средней школы, начальником пионерлагеря, начальником заводского цеха, затем до выхода на пенсию работал комендантом заводского ДК. Умер 2 июля 1994 года, похоронен на Центральном кладбище Николаева.

Был также награждён орденом Отечественной войны 1-й степени, а также рядом медалей.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Подвиг во имя жизни. — Одесса, 1984.

Отрывок, характеризующий Бережок, Григорий Карпович

Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.