Березовский, Максим Созонтович

Максим Березовский
Полное имя	Максим Созонтович Березовский
Дата рождения	16 (27) октября 1745(1745-10-27)
Место рождения	Глухов, Левобережная Украина, Российская империя
Дата смерти	22 марта (2 апреля) 1777(1777-04-02) (31 год)
Место смерти	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна	Российская империя Российская империя
Профессии	композитор, певец

Макси́м Созо́нтович Березо́вский (1745—1777) — украинский и русский композитор, работавший также в Италии. Наряду с Д. С. Бортнянским считается создателем классического типа русского хорового концерта.

Биография

Родился 16 (27) октября 1745 год в Глухове Левобережной Украины (ныне Сумская область Украины) в казацкой семье, Отец будущего композитора был небогатым украинским дворянином. Место рождения Березовского достоверно не известно, но детство прошло в Глухове на Сумщине — резиденции гетмана К. Разумовского. Там маленький Максим учился в известной певческой школе, основанной по инициативе гетмана Д. Апостола. Ученики изучали «киевское», «четырёхгласное» и «партесное» (на несколько партий) пение, нотную грамоту, игру на цимбалах и бандуре. В школу принимали как малолетних, так и более взрослых учеников. На протяжении двухлетней учебы они пели в школьном хоре и глуховской Николаевской церкви; посещали оперные, балетные и драматические спектакли, хоровые и симфонические концерты при гетманской резиденции. Высокий профессиональный уровень обучения позволял ежегодно десяти воспитанникам школы вступать в придворную капеллу в Петербурге.

Высшее образование получил в Киево-Могилянской академии, где начал писать собственные произведения — канты, быстро ставшие популярными. Имея прекрасный бас, он в 1758 году стал солистом-певцом капеллы при дворе великого князя Петра Фёдоровича — будущего императора Петра III, в Ораниенбауме (ныне город Ломоносов под Петербургом); с 1759 года участвовал в постановках итальянских опер. После вступления в 1761 году на престол Петра III Березовского перевели в итальянскую придворную труппу, где он совершенствовал мастерство среди итальянских певцов и композиторов, служивших при русском дворе. В 1763 году он женился на дочери валторниста придворного оркестра Францине Юбершер — выпускнице ораниенбаумской театральной школы, танцовщице придворного театра.

В 1760-х годах Березовский, служивший придворным камер-музыкантом, создал ряд хоровых церковных концертов и песен. Его композиторское мастерство получило множество одобрительных отзывов современников — композитора хвалили за хороший вкус и мелодичность произведений. «История российской музыки» пишет, что хоровой концерт классического типа М. Березовского объединил традиции отечественного церковного пения «а капелла» (без инструментального сопровождения) с пением итальянских хоровых школ. Он утвердился в 1760-х годах благодаря произведениям итальянцев, работавших в России, а также хоровым кантатам первого автора в этом жанре — Березовского.

Весной 1769 года Березовского направили в Болонскую филармоническую академию, где он обучался до 1771 года. Это наиболее престижное учебное заведение с XVII века готовило музыкантов для всей Европы. Доверие к мастерству выпускников академии основывалось на высоком научном и педагогическом авторитете её главы — знаменитого композитора Дж.-Б. Мартини, которого современники называли «богом музыки». Он и стал учителем Березовского.

Для получения звания академика предстояло не только пройти три уровня обучения, но и сдать экзамены — написать музыкальное произведение, нужно было учиться очень хорошо (так как в те времена необразованные люди считались нищими). Березовскому пришлось создать полифоническую (многоголосную) композицию в определенном стиле на заданную тему. Выдержал экзамен в Болонской филармонической академии на звание академика-композитора (1771) — в тот же день экзаменовали чешского композитора Йозефа Мысливечека, а за год до этого юного Вольфганга Амадея Моцарта, который также стал академиком.

В 1771 г. Березовский получил статус иностранного члена Болонской академии. Иностранцу этот титул давал право работать капельмейстером. Протокольная рукопись «антифона» Березовского, подписанная «Massimo Berezovsky», до сих пор хранится в архиве академии. Пребывание Березовского в Италии не ограничилось лишь Болоньей, композитор посещал Венецию, где получал стипендию, и бывал в Ливорно, где стояла российская морская эскадра. Для традиционного зимнего карнавала в Ливорно Березовский написал оперу «Демофонт» (либретто П. Метастазио, поставлена в 1773 в Ливорно). Предание утверждает, что сделал он это по желанию командующего российской флотилии Орлова.

Прожив в Италии свыше четырёх лет, Березовский побывал и в других городах. На рукописи его «Сонаты для скрипки и чембало» обозначено место написания — Пиза. Болонская академия не ограничивала студентов только жанром духовной музыки и не возражала против их дальнейших карьер оперных композиторов или придворных капельмейстеров. Березовский, воспользовавшись этим правом, расширил свои знания в области музыкального театра и усовершенствовал навыки создания пьес для разных музыкальных инструментов. Кроме уже упомянутой «Сонаты», в итальянских архивах были выявлены «Симфония» и три клавирные сонаты. К сожалению, до сих пор не найдены партитуры кантаты и концерта, о существовании которых известно из разных источников.

В октябре 1773 года композитор вернулся в Петербург. Блестящее завершение итальянского путешествия молодого академика, превосходные отзывы о постановке его оперы, постоянный и стабильный успех при дворе, неизменный со времён юности, давали Березовскому основания надеяться на успешную карьеру. И действительно, архивные находки свидетельствуют, что после возвращения в Россию Березовский был назначен в штат императорских театров, а через восемь месяцев — капельмейстером придворной капеллы. Это была высокая должность для российского музыканта того времени.

Свидетельства о последних годах жизни Березовского противоречивы. Согласно первому биографу композитора Евгению (Болховитинову) он «впал в ипохондрию» и «зарезал сам себя» в припадке горячки. Некоторые биографы объясняли это самоубийство знакомством Березовского с опальной княжной Таракановой. Современный биограф композитора М.Г. Рыцарева отрицает такую версию последних лет жизни композитора. Она указывает на то, что в Россию Березовский вернулся за два года до ареста Таракановой, а версия о самоубийстве впервые появляется в книгах Евгения только во втором десятилетии XIX в.; по мнению Рыцаревой, Березовский в марте 1777 года заболел горячкой, которая и послужила причиной его смерти 22 марта (2 апреля) 1777 год.

Творчество

Наряду с Д.С. Бортнянским Березовский считается создателем классического типа русского хорового концерта (без инструментального сопровождения). Среди его музыки для хора Литургия святого Иоанна Златоуста (наиболее известная часть — «Верую»), хоровые концерты («Господь, воцарися», «Отрыгну сердце», «Милость и суд», «Слава в вышних Богу», «Не имамы иныя помощи»), причастные стихи («Знаменася на нас», «В память вечную», «Хвалите Господа с небес» и др.). Вершина творчества Березовского в области духовной музыки — хоровой концерт «Не отвержи мене во время старости» (на отдельные стихи псалма 70).

Вместе с тем, значительное влияние на творчество композитора оказала музыка западноевропейского барокко. В Италии Березовский сочинял, главным образом, салонную музыку в классицистской манере; среди крупных сочинений в «западной» стилистике — опера-сериа «Демофонт» (Ливорно, 1773; сохранились 4 арии) и соната для скрипки и клавесина (1772).

Некоторые сочинения Березовского до сих пор не опубликованы.

В наши дни творческое наследие композитора входит в репертуары многих европейских хоровых коллективов. Наряду с Бортнянским и Веделем Березовский является одним из талантливейших русских композиторов XVIII века.

Литература

• Воротников П.М. Березовский и Галуппи // Библиотека для чтений. Журнал словесности <...> т.105 (1851), с.40-55.
• Лебедев Н. А. Березовский и Бортнянский как композиторы церковного пения. — СПб., 1882.
• Рыцарева М. Композитор М.С. Березовский. Л., 1983.
• Герасимова-Персидская Н. Партесный концерт в истории музыкальной культуры. М., 1983.
• Рыцарева М. Было ли самоубийство // Искусство Ленинграда. 1990, № 2.
• Березовский М.С. // Большая российская энциклопедия. Т.3. М.. 2005, с.357.

Ссылки

• [www.kkovalev.ru/Berezovsky.htm Максим Березовский — о жизни и творчестве]
• [bookworm-e-library.blogspot.com/search/label/Kukolnik%20Berezovsky Нестор Васильевич Кукольник «Максим Созонтович Березовский»] Исторический рассказ / Предания веков. В 2-х томах. Русская историческая повесть XIX — начала XX столетия.
• Березовский, Максим Созонтович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Березовский, Максим Созонтович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1900. — Т. 2: Алексинский — Бестужев-Рюмин. — С. 733-734.

Отрывок, характеризующий Березовский, Максим Созонтович

– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.