Беренгария (лайнер)
Беренгария (англ. Berengaria) — первый трансатлантический лайнер класса «Император», первоначально построенный для Hamburg-Amerikanische Packetfahrt-Actien-Gesellschaft (или HAPAG) как лайнер под именем «Император». На момент спуска в мае 1912 года он был самым большим пассажирским судном в мире, превзойдя погибший «Титаник». После службы в ВМФ США во время Первой мировой войны, «Император» был передан Кунард Лайн как часть военных репараций, и ходил в качестве флагмана компании под именем «Беренгария» до конца своей карьеры.
Содержание
Предпосылки к созданию
С конца 19-го столетия Германия была одной из стран, производящих лучшие океанские лайнеры. Имея самое быстрое судно в мире — «Кайзер Вильгельм дер Гроссе» 1897 года постройки — немецкой судоходной компании «Северогерманский Ллойд» удалось переманить пассажиров на свою сторону. Для компании в приоритете была скорость, а не размер.
Германия била скоростные рекорды, но в 1907 году Кунард Лайн спустили на воду два супер-лайнера: «Лузитанию» и «Мавританию», которые стали не только самыми большими лайнерами в мире, но также и самыми быстрыми. В то время как Северогерманский Ллойд оплакивал потерю «Голубой Ленты Атлантики», другое большое немецкое пароходство — HAPAG — задумалось о строительстве своих супер-лайнеров.
В это же время еще одна британская судоходная компания Уайт Стар Лайн начала строительство трех супер-лайнеров. Эти три судна превзошли новые суда Кунард Лайн на 15 000 тонн каждый. Впоследствии их будут знать как «Олимпик», «Титаник» и «Британник» (в планах «Гигантик»). Это означало, что HAPAG должны были превзойти тоннаж в 45,000 тонн, если они хотели владеть самыми большими лайнерами на Североатлантическом пути. Скорость немецких лайнеров была бы не выше, чем у «Мавритании», но и не намного ниже.
Директор HAPAG, доктор Альберт Боллин, должен был стать создателем трио лайнеров беспрецедентного размера. Он намеревался построить три больших океанских лайнера, для обеспечения бесперебойного обслуживания североатлантического маршрута.
Строительство
Первые пластины киля нового лайнера были положены 18 июня 1910 года, и уже тогда будущее судно было известно как «Колосс Атлантики». В то время как «Олимпик» Уайт Стар Лайн имел тоннаж приблизительно в 45 000 тонн, такой же, как и у Аквитании Кунард Лайн, Боллин чувствовал уверенность, что его судно будет самым большим. Тоннаж нового немецкого лайнера был бы более 50 000 тонн. К этому времени в HAPAG решили назвать первое судно «Европой». В проекте предполагалось оснастить лайнеры тремя трубами. Профиль с четырьмя трубами был известен в Германии уже пятнадцать лет, и Боллин хотел создать что-то новое. В процессе строительства судна в Германии все сильнее росло чувство патриотизма, и «Европу» было решено переименовать в «Императора».
Изменения после гибели «Титаника»
Мощнейший удар по трансатлантическим перевозкам нанесла катастрофа второго судна класса «Олимпик» — «Титаника», который во время первого рейса 15 апреля 1912 года затонул после столкновения с айсбергом, унеся жизни 1495 человека. Это сильно затронуло пароходства по всему миру. Все лайнеры должны были быть немедленно оснащены адекватным числом спасательных шлюпок. Так же, как и на «Титанике», на «Олимпике», «Лузитании» и «Мавритании» была та же ситуация со шлюпками, и они также считались непотопляемыми. Закончилось всё тем, что эти суда были наспех оснащены необходимым количеством спасательных шлюпок на пространстве шлюпочной палубы, которая разрабатывалась только для исходного, недостаточного количества шлюпок. Верхние палубы теперь были загроможденными, но эти изменения были необходимы.
Спуск на воду
«Император» все еще находился на Верфи Вулкан в Гамбурге, когда на его палубы доставили спасательные шлюпки. Теперь он был оснащен более 80 спасательными шлюпками.
Спуск «Императора» на воду состоялся 23 мая 1912 года. Кайзер Вильгельм II, заинтересованный новым кораблем, вел церемонию и, одетый в адмиральскую форму, поднялся на платформу вместе с Альбертом Боллином. После речи императора, в тот момент когда он должен был окрестить судно, деревянная доска упала с носа судна на трибуну, чуть не задев императора. Многим это показалось плохим знаком. Впоследствии Кайзеру был подарен серебряный макет «Императора» три фута длиной. Вильгельм II был восхищен, и, в свою очередь, предложил его Боллину, который с удовольствием принял подарок.
Интерьеры
Интерьер был одной из главных и самых красивых особенностей корабля. Огромная гостиная первого класса могла вместить по крайней мере сто человек, а её потолок был увенчан куполом. В комнате также находился мраморный бюст кайзера. Этот бюст, среди прочих вещей, был заменен для устранения проблем с остойчивостью судна. Столовая первого класса также имела куполообразный потолок. В центре столовой стоял круглый капитанский стол.
Другой яркой особенностью был внутренний плавательный бассейн для первого класса, хотя это и не был первый плавательный бассейн на корабле. Первый был установлен на лайнере Уайт Стар Лайн «Адриатике» 1907 года постройки.
Еще одним оригинальным помещением судна был спортивный зал. Расположением в корпусе судна, а не как на «Олимпике» на шлюпочной палубе, он придавал большее чувство удобства и приватности.
Еще одной частью интерьера, которая отличала «Императора» от конкурентов, были помещения третьего класса. В передней части судна была расположена столовая третьего класса с наклонными стенами. Столы здесь были длинные и соединены вместе, а стулья были заменены на длинные скамьи. Несмотря на наличие этих непривычных средств обслуживания, «Император» мог вместить почти 4250 пассажиров, не считая команды.
Первый рейс
В конце весны 1913 года, «Император» был закончен. В пятницу, 13 июня того же года «Император» покинул Куксхафен и отправился в свой первый рейс в Нью-Йорк. Судно причалило в Нью-Йорк в четверг 19 июня 1913 года.
Но рейс не был столь успешным, как ожидалось. Центр тяжести судна был слишком высок, и большое количество тяжелых предметов мебели на верхних палубах создавали серьёзные проблемы с устойчивостью. Поэтому судну укоротили трубы на три метра, все тяжелые предметы с верхних палуб были заменены более легкими точными копиями, а под второе дно были залиты тонны цемента. Это немного помогло, но проблемы с неустойчивостью будут всегда преследовать «Императора».
Но, несмотря на эти проблемы, «Император» был в центре общественного внимания. Он был самым большим судном в тоннаже и длине из когда-либо созданных. Его внешность, так же как и интерьер, были чем-то фантастическим. Проект с тремя трубами работал весьма хорошо, и можно было легко заметить схожесть с британскими кораблями класса «Олимпик» Уайт Стар Лайн. Единственным разительным отличием от британских конкурентов было количество позолоты, нанесенной на корпус. Например, на корму был нанесен золотой орнамент. Чтобы обеспечить судну статус самого длинного, на форштевне был установлен бронзовый орел. Этот вид украшения не использовался со времен парусных судов, и это, в дополнение к прямому форштевню «Императора», казалось неуместным. Однако, некоторое время спустя, когда люди привыкли к силуэту, это выглядело весьма привлекательно. Фигура орла красовалась на форштевне до сильного шторма в море, в результате которого у фигуры оборвались крылья. Оставшееся туловище было немедленно удалено и заменено более изысканным золотым орнаментом, подобным тому, что был на корме.
Служба в ВМФ США
В августе 1914 года, когда началась Первая мировая война, лайнер был поставлен на прикол в Гамбурге и, находясь в неактивном состоянии около четырех лет, начал приходить в упадок. После перемирия 11 ноября 1918 года «Император» был передан на временное использование в качестве военного транспорта ВМФ США.
Он был получен как USS Imperator (ID-4080) в начале мая 1919 года под командование капитана Кейси. С 3 июня по 10 августа 1919 года он совершил три рейса из Бреста в Нью-Йорк, перевезя свыше 25 000 человек (военных и гражданских) в Соединенные Штаты.
«Беренгария»
Когда «Император» закончил американскую службу, он был передан во владение Кунард Лайн. Еще два других судна также были переданы судоходным компаниям стран-победителей. «Фатерлянд» вошел в состав американского флота и стал «Левиафаном», а «Бисмарк» был переименован в «Маджестик» и заменил в Уайт Стар Лайн погибший 48 000-тонный «Британник». «Император» был переименован в «Беренгарию». Впервые судно Кунард Лайн носило это имя, и, кроме того, впервые судно Кунард Лайн не было названо в честь одной из римских провинций (Беренгария была женой Ричарда Львиного Сердца).
Прежде чем новая «Беренгария» могла войти в состав британского флота, нужно было кое-что изменить. Всё, что говорило о том, что это было немецкое судно, нужно было убрать, а взамен установить британские отличительные знаки. Желтые трубы HAPAG были перекрашены в общепринятый в Кунард Лайн красный цвет с черными вершинами. Две черных полосы были нарисованы на красной секции, чтобы разделить трубу на четыре секции.
Новыми тремя суперлайнерами Кунард Лайн стали «Беренгария», «Мавритания» и «Аквитания». Они стали известными как «Большая тройка». Все три судна имели собственные отличия. «Мавритания» все еще была самым быстрым лайнером в мире, «Аквитания» была самым длинным британским судном, а «Беренгария» была самым большим судном Кунард Лайн в это время, и имела разряд флагманского судна. Поскольку «Беренгария» была флагманом компании, на ней пересекали океан некоторые знаменитости. В 1924 году на судне принимали будущего короля Эдуарда VIII. В то время, будучи еще Принцем Уэльским, он путешествовал под именем лорда Ренфрю. Среди других известных имен были Вилл Роджерс, Мэри Пикфорд, Дуглас Фэрбанкс, Генри Форд, Джаниус Пирпонт Морган и королева Румынии.
Конец карьеры
В 1929 году произошел крах на Уолл-стрит, и скоро он затронул весь мир. Немногие могли позволить себе дорогой трансатлантический рейс. Вскоре ситуация ухудшилась, и пароходным компаниям приходилось отправлять свои суда в круизы, чтобы получать хоть какую-то прибыль.
Трудные времена препятствовали обновлению флота, и «Беренгария» оставалась в статусе флагмана до мая 1934 года, когда «Кунард Лайн» и «Уайт Стар Лайн» объединились. «Беренгария» отдала бразды правления (правда ненадолго) своему брату «Маджестику». Из когда-то немецкого трио Боллина, два лайнера служили в одной компании. В 1935 году французский лайнер «Нормандия» был введен в эксплуатацию и заменил «Маджестик» как самое большее судно в мире с тоннажем в 79 280 тонн. Год спустя, Великобритания, наконец, сумела построить первоклассное судно. Это был 81 000-тонный лайнер «Куин Мэри», и с её приходом на Североатлантический путь такие суда как «Беренгария» оказались безнадежно устаревшими. Еще хуже было то, что корпус буквально кричал о том, что судно старое. Кроме того, как и многие старые суда, «Беренгария» пострадала от постоянных пожаров. В конечном счете дошло до того, что американское Правительство запретило своим гражданам путешествовать на «Беренгарии». «Беренгария» была продана на слом в 1938 году. Бывший «Император» был полностью разобран в 1946 году.
Интересные факты
На свет все три лайнера класса «Император» появились в таком порядке: «Император», «Фатерлянд» и «Бисмарк». После войны и службы в Великобритании и США лайнеры были списаны владельцами в обратном порядке: Первым списали «Маджестик» («Бисмарк») в 1936 году, затем отправили на слом «Левиафан» («Фатерлянд») в 1937 году, последним ушла на слом «Беренгария» («Император») в 1938 году.
См. также
Напишите отзыв о статье "Беренгария (лайнер)"
Ссылки
- [www.thegreatoceanliners.com The Great Ocean Liners]
Отрывок, характеризующий Беренгария (лайнер)
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
