Беренгер II (маркиз Нейстрии)
Поделись знанием:
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
| Беренгер II Bérenger | ||
| ||
|---|---|---|
| 886 — 896 | ||
| Предшественник: | Генрих | |
| Преемник: | неизвестно | |
| Смерть: | 896 | |
| Род: | Каролинги | |
| Дети: | Юдикаэль Беранже[1] | |
Беренгер II (Беренгар, Беранже; фр. Bérenger; умер в 896) — граф Байё, граф Ренна, маркиз Нейстрии (Нормандской) с 886 по 896 годы.
Биография
Точное происхождение Беренгера неизвестно, известно лишь, что происходил из Каролингов, правивших на востоке королевства франков. Однако, по некоторым данным, он был сыном или внуком своего предшественника, Генриха Франконского, и, по некоторым данным, родоначальником рода графов Ренна.
По данным британского археолога Нила Прайса[2], в 874 году Беренгер, на тот момент граф Ренна, решительно выступил против викингов, присоединившись к Алену Великому, королю Бретани, и смог остановить вторжение[3].
В 886 году смерть маркиза Генриха Франконского[4], погибшего при осаде викингами Парижа, вынудила императора Карла Толстого, которому удалось восстановить империю Карла Великого, назначить Беренгера маркизом Нейстрии.
Беренгер несколько раз выступал против викингских набегов по всему Байё и Ле-Ману. Кроме того, согласно Прайсу[2], между 889 и 890 годами Беренгер снова заключил союз с бретонцами Алена Великого[5], чтобы бороться с норманнами, одержав значимую победу при Кестембере.
Беренгер умер в 896 году, при этом сведений о том, кто занял его место как маркиза Нейстрии, не сохранилось.
Монах и норманнский летописец Гильом Жюмьежский в своей Historia Normannorum Scriptores Antiqui говорит, что, когда король западных франков Карл III Простоватый предоставил Роллону герцогство Нормандия в 911 году, Беренгер II и Ален Великий принесли клятву верности Роллону[6] (это неправда: Беренгер II к тому времени был мертв уже в течение приблизительно 15 лет, Ален Великий также умер незадолго до этого; очевидно, летописец имел в виду их преемников).
Брак и дети
По словам французского историка Артура де ла Бордери, Беренгер был женат на дочери короля Бретани Гурвана[1], и через этот брак приобрел графство Ренн. Жена родила Беренгеру[7][8]:
- Юдикаэль Беранже (†970), граф Ренна[9]:
Беренгер, по мнению Бордери, был отцом Поппы де Байё, ставшей женой Роллона[8][10].
См. также
Напишите отзыв о статье "Беренгер II (маркиз Нейстрии)"
Примечания
- ↑ 1 2 [bibnum.univ-rennes2.fr/viewer/show/337#page/413/mode/1up#ES Histoire de Bretagne, de l’année 754 a l’année 995 di Arthur Le Moyne de La Borderie, pag 412]
- ↑ 1 2 Neil S. Price, The Vikings in Brittany, 1989.
- ↑ [vsnrweb-publications.org.uk/The%20Vikings%20In%20Brittany.pdf#ES The Vikings in Brittany, pag 34]
- ↑ Annales Fuldenses: [archive.org/stream/annalesfuldense00pertgoog#page/n136/mode/2up#ES sive, Annales regni Francorum orientalis ab Einhardo, Ruodolfo, Meginhardo…, pag 114]
- ↑ [vsnrweb-publications.org.uk/The%20Vikings%20In%20Brittany.pdf#ES The Vikings in Brittany, pag 36]
- ↑ [books.google.it/books?id=rlG9NF2LDkAC&pg=PA149&lpg=PA149&dq=historiae+normannorum+scriptores+antiqui&source=bl&ots=ylxUXpJNBn&sig=cxBTXY56RUj08vMiCi9FYDXQAGY&hl=it&sa=X&ei=74b8U86dFYLgyQP2poDwBA&ved=0CCAQ6AEwADgK#v=onepage&q=historiae%20normannorum%20scriptores%20antiqui&f=false#ES Historiæ Normannorum Scriptores Antiqui, liber II, cap. XVII, pag 231]
- ↑ [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#BerangerMDaughterGurvandBretagne Foundation for Medieval Genealogy: Brittany, Dukes & Nobility — Berenger]
- ↑ 1 2 [genealogy.euweb.cz/bretagne/bretagne3.html#C1 Genealogy: Nobiltà di Bretagna — Berengar]
- ↑ [archive.org/stream/annalesfuldense00pertgoog#page/n136/mode/2up#ES Borderie, Cartulaire de l’abbaye de Landevenec, doc. XXV, pag 156—158]
- ↑ [fmg.ac/Projects/MedLands/FRANKISH%20NOBILITY.htm#PoppaMRollo Foundation for Medieval Genealogy: Franks, Carolongian Nobility — Poppa]
Литература
- (лат.) [archive.org/stream/annalesfuldense00pertgoog#page/n136/mode/2upl Annales Fuldenses; sive, Annales regni Francorum orientalis ab Einhardo, Ruodolfo, Meginhardo…].
- (лат.) [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k2150513/f1.imagel Borderie, Cartulaire de l’abbaye de Landevenec].
- (лат.) [books.google.it/books?id=rlG9NF2LDkAC&pg=PA149&lpg=PA149&dq=historiae+normannorum+scriptores+antiqui&source=bl&ots=ylxUXpJNBn&sig=cxBTXY56RUj08vMiCi9FYDXQAGY&hl=it&sa=X&ei=74b8U86dFYLgyQP2poDwBA&ved=0CCAQ6AEwADgK#v=onepage&q=historiae%20normannorum%20scriptores%20antiqui&f=false| Historiæ Normannorum Scriptores Antiqui].
- René Poupardin, I regni carolingi (840—918), cap. XIX, vol. II (L’espansione islamica e la nascita dell’Europa feudale) della Storia del Mondo Medievale, pp. 582—634.
- Louis Halphen, Francia: gli ultimi carolingi e l’ascesa di Ugo Capeto (888—987), cap. XX, vol. II (L’espansione islamica e la nascita dell’Europa feudale) della Storia del Mondo Medievale, pp. 636—661.
- (фр.) [bibnum.univ-rennes2.fr/viewer/show/337#page/n6/mode/1up| Histoire de Bretagne, de l’année 754 a l’année 995 di Arthur Le Moyne de La Borderie].
- (англ.) [vsnrweb-publications.org.uk/The%20Vikings%20In%20Brittany.pdf Neil S. Price, The Vikings in Brittany].
Ссылки
- (англ.) [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#BerangerMDaughterGurvandBretagne Foundation for Medieval Genealogy: Nobiltà bretone — BERENGER].
- (англ.) [genealogy.euweb.cz/bretagne/bretagne3.html Genealogy: Nobiltà di Bretagna — Berengar].
Отрывок, характеризующий Беренгер II (маркиз Нейстрии)
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
