Беренс, Евгений Андреевич (1809)

Не следует путать с его внуком — Евгением Андреевичем Беренсом (1876—1928).

Евгений Андреевич Беренс
Дата рождения	4 мая 1809(1809-05-04)
Место рождения	Обухово, Российская империя
Дата смерти	18 сентября 1878(1878-09-18) (69 лет)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Российский Императорский флот
Годы службы	1824—1878
Звание	адмирал
Командовал	44-пушечный фрегат «Цесаревна» 44-пушечный фрегат «Мельпомена» 72-пушечный корабль «Константин» 3-я бригада 1-й флотской дивизии
Сражения/войны	Крымская война
Награды и премии
Связи	внуки Е. Е. Беренс и М. А. Беренс

Евгений Андреевич Беренс (1809—1878) — русский адмирал (1874).

Биография

Родился в семье совладельца Обуховского порохового завода, отставного секунд-майора Андрея Адамовича Беренса (1777—1820) и его жены Елены фон Алопеус.

В 1826 году окончил Морской кадетский корпус с производством в чин мичмана и в следующем году на фрегате «Меркурий» совершил переход из Кронштадта до Портсмута и обратно. В 1828—1830 годах на транспорте «Кроткий» под командованием капитан-лейтенанта Л. А. Гагемейстера совершил кругосветное плавание с заходом на Камчатку. По возвращению был произведен в чин лейтенанта.

В 1831 году на 44-пушечном фрегате «Ольга» под командованием П. Н. Лугвенева плавал от Кронштадта до Данцига, в 1833 году на 74-пушечном корабле «Великий князь Михаил» под командованием капитана 1-го ранга М. Н. Станюковича крейсировал в Черном море. В 1834—1836 годах на транспорте «Америка» под командованием капитан-лейтенанта И. И. фон Шанца совершил второе кругосветное плавание. По возвращении на родину произведен в чин капитан-лейтенанта и назначен командиром транспорта «Америка», командуя которым совершил плавание из Кронштадта в Стокгольм и обратно.

В 1837 году поступил на службу в Русско-Американскую компанию и в 1837—1839 годах, командуя судном «Николай» совершил плавание из Кронштадта в Ново-Архангельск и обратно. В компанию 1840 года командовал корветом «Наварин» и был награждён орденом Святого Станислава 3-й степени. В следующем году командовал 44-пушечным фрегатом «Цесаревна» при проводке от Петербурга до Кронштадта. В 1842—1844 годах командовал 44-пушечным фрегатом «Мельпомена» и кораблем «Лейпциг». В 1844 году был награждён орденом Святой Анны 3-й степени.

В 1845 году командовал 3-м батальоном гребной флотилии на Кронштадтском рейде и в следующем году был произведен в чин капитана 2-го ранга и назначен командиром корабля «Андрей», командуя которым совершил компании 1846—1853 годов. В 1848 году был произведен в чин капитана 1-го ранга, в 1850 году награждён орденом Святой Анны 2-й степени, а в 1852 году — орденами Святого Георгия 4-й степени («за беспорочную выслугу, в офицерских чинах, 18-ти шестимесячных морских кампаний») и Святого Владимира 4-й степени. Во время Крымской войны командуя 72-пушечным винтовым кораблем «Константин» участвовал в обороне Кронштадта от нападения англо-французского флота.

В 1855 году был произведен в чин контр-адмирала с назначением командиром 3-й бригады 1-й флотской дивизии и в 1856—1857 годах командовал эскадрой в Средиземном море. В 1857 году был награждён орденом Святого Владимира 3-й степени, а в следующем году — орденом Святого Станислава 1-й степени. В 1859 году в должности помощника начальника практического отряда плавал в Балтийском море и был награждён орденом Святой Анны 1-й степени. После реорганизации структуры Балтийского флота был назначен младшим флагманом и в 1861 году командовал отрядом винтовых кораблей в Балтийском море. В 1862 году исполнял обязанности главного командира Кронштадтского порта и кронштадтского военного губернатора. В следующем году был назначен старшим флагманом Балтийского флота и помощником главного командира Кронштадтского порта. 1 января 1864 года был произведен за отличие в чин вице-адмирала, а в следующем году награждён орденом Святого Владимира 2-й степени. В 1866 году назначен членом Адмиралтейств-совета. В 1870 году награждён орденом Белого орла и 1 января 1874 года произведен в чин адмирала.

Семья

• Жена Елизавета-Каролина Шефнер (18 декабря 1828 года — 5 мая 1893 года).
• Дети:
  • Евгений (3 июня 1850 года — 19 марта 1884 года) — товарищ прокурора Тифлисского окружного суда;
  • Мария (21 июня 1847 — ?) — была замужем за Ставропольским предводителем дворянства Сергеем Александровичем Бутаковым

Литература

• Скрицкий Н. В. Русские адмиралы. — М.: ИД «Рипол Классик, 2003. — С. 50-51. — 477 с. — ISBN 5-7905-1788-9.
• Беренс, Евгений Андреевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1900. — Т. 2: Алексинский — Бестужев-Рюмин. — С. 736.

Отрывок, характеризующий Беренс, Евгений Андреевич (1809)

– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.