Бересфорд, Чарльз

Чарльз Бересфорд
англ. Charles Beresford
Принадлежность	Великобритания Великобритания
Звание	адмирал
Награды и премии

Чарльз Уильям де ла Повер Бересфорд, 1-й барон Бересфорд (англ. Charles William de la Poer Beresford, 1st Baron Beresford; 1846—1919) — английский адмирал, общественный деятель и политик. До 1916 года был известен под титулом учтивости лорд Чарльз Бересфорд.

Биография

Чарльз Уильям Бересфорд родился 10 февраля 1846 года в Дандолке семье Джона Бересфорда, 4-го маркиза Уотерфордского; происходит из английского рода, чьи представители высадились на остров Ирландия в начале XVII века под знамёнами короля Якова I Английского.

Уже в тринадцатилетнем возрасте Бересфорд поступил в военно-морскую академию, откуда, спустя два года, получил назначение на флагман Средиземноморского флота «Marlborough» (позднее он в своих воспоминаниях назовёт его самым шикарным и самым счастливым судном, где ему когда-либо довелось служить). В 1866 году, по получении звания младшего лейтенанта перешел служить Тихий океан на паровой «Сатледж». На протяжении последующих восьми лет будущий адмирал служил на различных кораблях Королевского военно-морского флота Великобритании.

В 1874 году лорд Чарльз Бересфорд был избран в парламент Великобритании от консервативной партии, где представлял ирландское графство Уотерфорд. Бересфорд только из учтивости именовался лордом как младший сын пэра - сам он с точки зрения закона не являлся пэром и поэтому мог избираться в Палату общин. Он успешно совмещал работу в парламенте со службой на флоте вплоть до 1880 года.

С 1875 по 1876 год Бересфорд являлся личным адъютантом старшего сына королевы Виктории (будущего короля Эдуарда VII), и, в частности, сопровождал его в вояже по Британской Индии.

В ходе Англо-египетской войны во время боя британской эскадры с египетскими фортами Александрии 11-12 июля 1882 года капитан Бересфорд командовал канонерской лодкой «Condor». Артиллерийский огонь египетских береговых батарей был настолько интенсивным, что Бересфорд решился на чрезвычайно опасный манёвр: на своей канлодке он подошёл совсем близко к фортам и на довольно продолжительное время отвлёк на себя огонь многих орудий. Мастерское маневрирование позволило «Кондору» избежать критических повреждений, при этом англичане нанесли значительный урон форту Мекс. После бомбардировки египетских укреплений Бересфорд взял на себя командование высаженным на берег десантом. Несмотря на одержанную в том сражении победу, действия адмирала Бичем-Сеймура рассматривались как вялые и нерешительные, а тактика эскадры — как шаблонная и примитивная, однако одновременно с этим, в британском общественном мнении чрезвычайно высокую оценку получили смелые действия командира «Кондора» (см. Бомбардировка Александрии).

В 1884 году лорд Чарльз Бересфорд принимал участие в походе на Хартум — крупнейшем сражении первого этапа англо-суданской войны. Несмотря на все усилия отряда канонерских лодок под командованием Бересфорда, они не смогли повлиять на общий ход событий и осада Хартума закончилась гибелью генерала Чарльза Джорджа Гордона и всего семитысячного английского гарнизона оборонявшего город. Уцелевших мирных жителей махдисты захватили в плен и продали в рабство. После этого поражения Британская империя была вынуждена на некоторое время отказаться от своих претензий на Судан.

С 1885 по 1889 год Бересфорд состоял членом нижней палаты от лондонского округа Мэрилебон.

С 1886 по 1888 год он занимал должность младшего лорда Адмиралтейства.

В 1898 году повышен в звании до контр-адмирала.

В мае 1899 года Бересфорд встретился с прибывшим в Лондон китайским философом и реформатором Каном Ювэйем и, по просьбе последнего, добился 9 июня 1899 года обсуждения вопроса об отречении Цыси от регентства в Палате общин, но данной проблемой никто не заинтересовался и разочарованный Кан Ювэй покинул британскую столицу.

С 1905 по 1909 год командовал эскадрой Средиземного моря и флотом Суэцкого канала. В Военной энциклопедии под редакцией Ивана Сытина (где он ошибочно был назван Карлом) о Бересфорде говорилось, что он «самый популярный и один из наиболее выдающихся английских адмиралов начала XX столетия... а, в случае морской войны Б. является одним из наиболее вероятных кандидатов на должность ком-щего флотом».

В 1909 году Бересфорд был избран членом парламента от города Портсмут. В 1911 году вышел в отставку с военной службы, однако до конца жизни не оставался равнодушным к судьбе британского флота и как общественный деятель с большим темпераментом, не останавливаясь перед средствами нередко осуждаемыми с точки зрения военной дисциплины, стремился завладеть вниманием широких кругов публики. В ряде речей, статей и писем на имя отдельных министров адмирал критиковал действия кабинета, заявляя, что Англия в опасности, и предлагал свои проекты спасения отечества. По мнению ряда военных аналитиков, усиление британского военного судостроения в 1909 году можно практически всецело отнести к заслугам адмирала Бересфорда.

В 1916 году стал пэром Ирландии с титулом барон Бересфорд.

Лорд Бересфорд умер 6 сентября 1919 года и был похоронен на лондонском кладбище при крематории Патни Вейл.

Отрывок, характеризующий Бересфорд, Чарльз

– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.