Берже, Адольф Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Адольф Петрович Берже

Портрет А. П. Берже (Ф. А. Меркин, 1886 г., гравюра на стали).
Место смерти:

Тифлис, Тифлисская губерния, Кавказское наместничество, Российская империя

Научная сфера:

востоковедение, кавказоведение, археография, археология

Альма-матер:

Восточный факультет Санкт-Петербургского государственного университета

Известен как:

Председатель Кавказской археографической комиссии, редактор и составитель АКАК

Награды и премии:

Адольф Петрович Берже (28 июля [9 августа1828, Санкт-Петербург — 31 января [12 февраля1886, Тифлис[~ 1]) — российский историк-востоковед, кавказовед, археограф, археолог, председатель Кавказской археографической комиссии в 1864—1886 годах, а также чиновник Российской империи (действительный статский советник с 1868 года, тайный советник в 1886 года).





Учёба и государственная служба

В 1836—38 годах А. П. Берже воспитывался в пансионе Цапинтини/Цапитина, откуда поступил в реформатскую школу. В 1838 году начал учёбу в Гатчинском сиротском институте (при инспекторе Е. О. Гугеле). Русский историк и журналист М. И. Семевский[~ 2] сообщает, что в институт он был определён по ходатайству жены французского посла П. де Баранта. По окончанию института в 1847 году А. П. Берже поступил на Восточный факультет Санкт-Петербургского государственного университета, в 1851 году окончил курс по восточной словесности со степенью кандидата[1][2].

В год окончания университета А. П. Берже «по волѣ императора Николая» был определен на Кавказ в собственную канцелярию кавказского наместника князя М. С. Воронцова. В 1859 году был назначен чиновником особых поручений при начальнике гражданского управления статс-секретаре А. Ф. Крузенштерне. С декабря 1868 года имел чин действительного статского советника. Всего А. П. Берже находился при кавказских наместниках с 1851 по 1874 годы, помимо М. С. Воронцова это были: Н. А. Реад, Н. Н. Муравьёв-Карсский, А. И. Барятинский и Великий князь Михаил Николаевич. В год своей смерти — 1886, А. П. Берже был произведён в тайные советники, об этом событии он писал другу М. И. Семевскому[3][2]:

«Я произведенъ въ тайные совѣтники. Первое извѣстiе объ этомъ получилъ отъ Великой Княгини Ольги Ѳеодоровны, затѣмъ поздравительныя телеграммы отъ Его Высочества Николая Михайловича, кн. Дондукова-Корсакова, барона А. П. Николаи и генерала Шепелева

— письмо от 20 января 1886 года (альбом М. И. Семевского «Знакомые»)

Научная деятельность

В мае 1853 г. А. П. Берже был отправлен с исследовательской целью из Тбилиси (устар. Тифлис) в Иран (устар. Персия), где посетил города Тебриз (устар. Тавриз), Казвин (устар. Казвек), Тегеран, Исфахан (устар. Испагань), Шираз (устар. Ширас) и Хой. Из этого путешествия он вернулся в Тбилиси в 1854 г., а в 1855 г. был отправлен в поездку вторично. В 1871 г. А. П. Берже был депутатом на 25-ти летнем юбилее Императорского Русского археологического общества, а в 1876 г. депутатом на 3-м съезде востоковедов (устар. ориенталистов) в Санкт-Петербурге[1][2].

Важнейшей деятельностью учёного стала его работа в качестве председателя Кавказской археографической комиссии[~ 3]. На эту должность А. П. Берже был назначен в апреле 1864 г. и продолжал занимать её до самой смерти — в 1886 г. Активные научные и литературные изыскания исследователя прервались внезапно, так как ещё за 10 дней до своей смерти А. П. Берже писал: «Я принялся за послѣднiй томъ („Акты Кавказской Археографической Комиссiи“), а также за воспоминанiя о Кавказѣ и Персiи. Работы предстоитъ много, но я не страшусь ея»[3][2].

Библиография

Из многочисленных трудов А. П. Берже, главным образом, по истории Кавказа и народов Востока, самыми видными признаются изданные под его редакцией в Тбилиси в 1866—1885 гг.[~ 4] 10 томов «Актов, собранных Кавказской археологической комиссией», в которых материалы по истории Кавказа доведены до 1863 г. После смерти А. П. Берже в 1886 г. были изданы 11-й (Тифлис, 1888 г.) и 12-й (Тифлис, 1904 г.) тома сборника[~ 5][2]. В наше время, один из наиболее полных перечней монографий, очерков, статей, заметок и переводов А. П. Берже составила Н. В. Мелкадзе.

Кроме сборника «Актов …» в области кавказоведения получили известность следующие работы А. П. Берже: «Чечня и чеченцы» (Тифлис, 1859 г.); «История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев Шора-Бекмурзин-Ногмовым» (Тифлис, 1861 г.); «Кавказ в археологическом отношении» (Тифлис, 1874 г.) — этот труд также был помещен в «Записках Общества любителей кавказской археологии», членом-основателем и самым деятельным сотрудником которого был А. П. Берже; «Н. Н. Муравьев во время его наместничества на Кавказе, 1854—56 г.» (исторический очерк в «Русской старине», 1873 г.); «Этнографическое обозрение Кавказа» (СПб., 1879 г.); «Присоединение Грузии к России, 1799—1831 г.» (историческое исследование в «Русской старине», 1880 г.) и ещё много других статей по истории Кавказа, помещенных в «Русской старине» и «Кавказском календаре»[2].

Из работ А. П. Берже по истории и древностям Востока наиболее известны: «Отрывки из путешествия в Персию в 1853—54 годах» (Тифлис, 1854 г.); «О народных праздниках, постах и замечательных днях у мусульман-шиитов вообще и у персиян в особенности» (отдельно и в «Кавказском календаре на 1856 г.»); рукописная работа составленная для лиц занимающихся переводом персидских официальных бумаг — «Dictionnaire Persan-Français» (Лейпциг, 1868 г.); сборник почти всей поэтической литературы закавказских мусульман, который по отзыву германского критика Zarneke издан А. П. Берже превосходно и с глубоким знанием предмета — «Die Sänger des XVIII und XIX Jahrhunderts in adserbeidshanischer Mundart» (Лейпциг, 1869 г.)[2].

Смерть, награды и память

10 января [22 января1886 г. А. П. Берже прибыл в Тбилиси из Санкт-Петербурга, как писал сам учёный это «путешествiе совершилъ благополучно и встрѣченъ прiятелями восторженно». Однако, уже 31 января [12 февраля] он умер, по сообщению А. М. Семевского, «послѣ внезапной и краткой болѣзни». За свою жизнь А. П. Берже был награждён орденами II степени святых Станислава, Анны и Владимира. В 1888 г., по инициативе друзей и почитателей А. П. Берже, ему был поставлен памятник в саду при Кавказском музее Тбилиси — бронзовый бюст на мраморном пьедестале[4][2].

Напишите отзыв о статье "Берже, Адольф Петрович"

Примечания

Комментарии
  1. В альбоме русского историка и журналиста М. И. Семевского «Знакомые» (1888 г.) приводятся другие даты жизни А. П. Берже: 25 июля [6 августа1828 — 20 января [1 февраля1886. Однако далее в тексте М. И. Семевский сообщает уже другую дату смерти А. П. Берже — 31 января [12 февраля1886 (Семевский, 1888. — С. 62, 188, 248).
  2. А. П. Берже и М. И. Семевский были знакомы с 1872 года (Семевский, 1888. — c. 188).
  3. В ЭСБЕ опечатка/ошибка: Кавказская археографическая комиссия названа не «археографической», а «археологической» (ЭСБЕ, 1891, с. 530—531).
  4. В ЭСБЕ опечатка/ошибка: указаны 1866—1886 гг., однако «Акты, собранные Кавказской археографической комиссией» под редакцией А. П. Берже издавались до 1885 г., после редактором стал Д. А. Кобяков. Вероятно, указанная в ЭСБЕ конечная дата — 1886 г. подразумевает год окончания деятельности А. П. Берже на посту председателя Кавказской археографической комиссии, этот же год являлся и годом смерти учёного (ЭСБЕ, 1891, с. 530—531).
  5. ЭСБЕ сообщает только об 11-м томе изданном после смерти А. П. Берже (ЭСБЕ, 1891, с. 530—531).
Источники
  1. 1 2 Семевский, 1888, с. 62, 188.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 ЭСБЕ, 1891, с. 530-531.
  3. 1 2 Семевский, 1888, с. 62, 188, 248.
  4. Семевский, 1888, с. 188, 248.

Литература

Отрывок, характеризующий Берже, Адольф Петрович

– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.