Беринг, Витус Ионассен

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Беринг, Витус»)
Перейти к: навигация, поиск
Витус Беринг
Vitus Bering
Род деятельности:

мореплаватель, офицер русского флота

Дата рождения:

12 августа 1681(1681-08-12)

Место рождения:

Хорсенс, Дания[1]

Подданство:

Дания Дания
Российская империя Российская империя

Дата смерти:

8 (19) декабря 1741(1741-12-19) (60 лет)

Место смерти:

остров Беринга,
Российская империя

Ви́тус Ионассен Бе́ринг (дат. Vitus Jonassen Bering; тж. Иван Иванович Беринг; 12 августа 1681, Хорсенс, Дания — 8 (19) декабря 1741[2], Остров Беринга, Россия) — мореплаватель, офицер русского флота, капитан-командор. По происхождению датчанин[3].

В 17251730 и 17331741 годах руководил Первой и Второй Камчатскими экспедициями. Прошёл по проливу между Чукоткой и Аляской (впоследствии Берингов пролив), достиг Северной Америки и открыл ряд островов Алеутской гряды.

Именем Беринга названы остров, пролив и море на севере Тихого океана, а также Командорские острова. В археологии северо-восточную часть Сибири, Чукотку и Аляску (которые, как сейчас считается, соединялись ранее полоской суши) часто называют общим термином Берингия.





Биография

Витус Беринг родился в 1681 году в датском городе Хорсенс, закончил кадетский корпус в Амстердаме в 1703 году, в том же году поступил на русскую службу в чине подпоручика, после путешествия в Ост-Индию, и служил на российском Балтийском флоте во время Великой Северной войны.

В 1707 году произведён в поручики. В 1710 году переведён на Азовский флот, произведён в капитан-лейтенанты[4], командовал шнявой «Мункер».

В 1710—1712 гг. служил на российском Азовском флоте и участвовал в войне с Турцией.

В 1712 году переведён на Балтийский флот, в 1715 году произведён в капитаны 4 ранга.

В 1713 году в Выборге женился на Анне Кристине, дочери одного из местных бюргеров[5].

В последний раз Беринг побывал на родине в 1715 году и больше туда не возвращался.

В 1716 году капитан 4 ранга Беринг командовал кораблём «Перл». В 1717 году произведён в капитаны 3 ранга. В 1719 году командовал кораблём «Селафаил». В 1720 году произведён в капитаны 2 ранга, командовал кораблём «Мальбург», затем — кораблём «Лесное». В 1724 году уволен по прошению со службы, а затем вновь принят на службу командиром «Селафаила» в чине капитана 1 ранга.

Царь Пётр I и географические исследования

Одним из великих начинаний царя Петра I стало научное изучение географии России и сопредельных территорий — в первую очередь, инструментальные съёмки и составление «генеральных карт».

В 1714—1716 годах, после присоединения Камчатки к России, по указанию Петра было налажено морское сообщение на ладьях между Охотском и западным побережьем Камчатки. Получив об этом известие, Беринг решил организовать поиск побережья Северной Америки, которое, как он полагал, находится недалеко от Камчатки или даже смыкается с Азией. В 1720—1721 годах одна из экспедиций, направившись с Камчатки на юго-запад, достигла середины Курильской гряды, но американского побережья так и не отыскала.

Уже перед самой смертью Пётр направляет на Дальний Восток очередную экспедицию, возглавит которую Витус Беринг. По секретной инструкции российского императора, Берингу поручено построить два корабля, направиться вдоль побережья, попробовать отыскать перешеек или пролив между Азией и Северной Америкой, а затем спуститься вдоль североамериканского побережья на юг.

Важную роль в организации и работах Первой, а затем — и Второй Камчатской экспедиции играли помощники Беринга — капитан-командор А. И. Чириков и М. П. Шпанберг.

Первая Камчатская экспедиция

Первая Камчатская экспедиция добиралась из Петербурга до Охотска два года, с января 1725 по январь 1727 года — через Сибирь, на лошадях, пешком, на речных судах. Перезимовав здесь, экспедиция переправила снаряжение на лодках и собачьих упряжках к устью реки Камчатка на восточном побережье полуострова, где к лету 1728 года было закончено строительство бота «Св. Гавриил». В июле-августе 1728 года судно поднялось на север, а затем — на северо-восток вдоль материка. В ходе плавания были нанесены на карту Карагинский залив с островом, залив Креста, бухта Провидения, Анадырский залив и остров Святого Лаврентия.

Экспедиция, как потом оказалось, вышла через (Берингов) пролив в Чукотское море (при этом североамериканское побережье обнаружено не было), после чего повернула назад, поскольку Беринг посчитал задание выполненным: было показано, что азиатское и североамериканское побережья не соединяются.

В 1729 году Беринг обогнул Камчатку с юга, выявив Камчатский залив и Авачинскую губу, и через Охотск и всю Россию вернулся назад в Петербург.

Таким образом, за два года экспедиция Беринга — первая в России морская научная экспедиция — произвела инструментальную съёмку западного побережья моря, которому впоследствии будет присвоено имя первооткрывателя, на протяжении более чем 3500 км. Беринг завершил открытие северо-восточного побережья Азии, а картой, составленной им совместно с подчинёнными, как отмечают специалисты, позднее пользовались все западноевропейские картографы при изображении северо-востока Азии.

Вторая Камчатская экспедиция

Вернувшись в Россию в марте 1730 года из Первой Камчатской экспедиции, Витус Беринг представил докладные записки, в которых высказал уверенность в сравнительной близости Америки к Камчатке и в целесообразности завязывания торговли с жителями Америки. Дважды проехав через всю Сибирь, он был убеждён в том, что здесь можно добывать железную руду, соль и выращивать хлеб. Беринг выдвинул дальнейшие планы исследования северо-восточного побережья российской Азии, разведки морского пути к устью Амура и Японским островам — а также к американскому континенту.

В 1733 году Берингу было поручено возглавить Вторую Камчатскую экспедицию. Витус Беринг и Алексей Чириков должны были пересечь Сибирь и от Камчатки направиться к Северной Америке для исследования её побережья. Мартыну Шпанбергу поручалось завершить картографирование Курильских островов и найти морской путь к Японии. Одновременно несколько отрядов должны были нанести на карты северное и северо-восточное побережье России от Печоры до Чукотки.

В начале 1734 года Беринг отправился из Тобольска в Якутск, где он потом провёл ещё три года, занимаясь заготовкой продовольствия и снаряжения для экспедиции. И здесь, и позднее в Охотске ему приходилось преодолевать бездействие и сопротивление местных властей, не желавших помогать в организации экспедиции. Во второй Камчатской экспедиции участвовал Арсений (Мацеевич), впоследствии сибирский митрополит, осуждённый при Екатерине II и канонизированный как мученик.

Лишь осенью 1740 года два пакетбота, «Святой Пётр» и «Святой Павел», вышли из Охотска к восточному побережью Камчатки. Здесь в районе Авачинской губы экспедиция перезимовала в бухте, названной Петропавловской в честь судов экспедиции. Здесь было заложено поселение, с которого начала свою историю столица Камчатки — город Петропавловск-Камчатский.

Витус Беринг и пакетбот «Святой Пётр» на памятной монете СССР 1990 года из палладия 999 пробы из серии «250 лет открытия Русской Америки»

4 июня 1741 — в год, когда Витусу Берингу исполнялось уже 60 лет — «Св. Пётр» под командованием В.Беринга и «Св. Павел» (А.Чириков) вышли к северо-западным берегам Америки. 20 июня в условиях шторма и густого тумана суда потеряли друг друга. После нескольких дней бесплодных попыток соединиться мореплавателям пришлось продолжать путь уже поодиночке. «Святой Петр» под командованием В. Беринга пошел на восток и 16 июля 1741 года (на один день позже «Святого Павла» и третьим из русских кораблей) на широте 58°14' достиг берега Северной Америки в районе горы Св. Ильи. После высадки на о. Каяк, пакетбот повернул обратно к берегам Камчатки, следуя вдоль южного берега Аляски и Алеутской гряды. По пути были открыты остров Кадьяк, Евдокеевские и Шумагинские острова, острова Св. Иоанна (Атха), Св. Маркиана (Кыска) и Св. Стефана (Булдырь). 5 ноября пакетбот зашел для пополнения запасов воды на остров, впоследствии названный островом Беринга, где 28 ноября сильным ветром был выброшен на берег. В тяжелых условиях вынужденной зимовки от цинги умерли 19 человек, а 8 декабря скончался и Витус Беринг. Командование принял штурман поручик Свен Ваксель. Весной 1742 года 46 оставшихся (из 75) членов экипажа сумели построить из обломков пакетбота гукор (также названный «Св. Петром») и в августе 1742 года, преодолев 250 км, достигли Авачинской губы.[6]

Часто встречается утверждение, что европейцы (русские) открыли берега Северной Америки (Аляски) именно во время Второй Камчатской экспедиции, но это неверно. Первым русским судном, подошедшим к берегу Северной Америки (Аляски), был бот «Св. Гавриил» под началом геодезиста М. С. Гвоздева и подштурмана И. Федорова 21 августа 1732 года в ходе экспедиции А. Ф. Шестакова и Д. И. Павлуцкого 17291735 гг.[7] Кроме того, есть отрывочные сведения о посещении русскими людьми Америки в XVII веке.[8]

Признание заслуг

Потребовалось значительное время, прежде чем заслуги Беринга были полностью признаны. Первым из путешественников, подтвердившим точность исследований Беринга, стал английский мореплаватель Джеймс Кук. Именно он предложил дать имя Беринга проливу между Чукоткой и Аляской.

Могила

В 1874 году представители Российско-Американской компании поставили деревянный крест примерно на том месте, где предположительно должна была находиться могила великого мореплавателя. Позднее местные исследователи установили нынешний памятник — два наложенных друг на друга каменных прямоугольника, покрытые сверху чугунной плитой. Надгробие венчает железный крест высотой 3,5 м.

В 1991 году отмечалось 250-летие плавания Беринга и Чирикова к северо-западному побережью Америки. Международное общество «Подводный мир» и клуб «Приключение» Дмитрия Шпаро совместно с Институтом археологии Академии наук СССР организовали экспедицию на остров Беринга с привлечением датских исследователей. Одновременно обществом «Память Балтики» был сформирован подводно-археологический отряд. Основными задачами экспедиции стало комплексное изучение и сохранение историко-культурного наследия Командорских островов, поиск могилы Беринга, подводно-археологические работы по поиску якорей пакетбота «Св. Пётр» в бухте Командор.

Экспедиция обнаружила могилы Витуса Беринга и ещё пятерых моряков. Останки перевезли в Москву, где их исследовали судебные медики, которым удалось [goulp.ru/wp-content/uploads/2010/11/bering1.jpg реконструировать внешность Беринга]. Как установили датские и российские историки, канонический портрет командора Витуса Беринга, публикуемый во всех учебниках и справочниках, на самом деле принадлежит его родному дяде — полному тёзке мореплавателя, придворному датскому поэту, в честь которого Витус и получил своё имя. На зубах Беринга не было обнаружено следов цинги, что позволило сделать предположение о том, что Беринг умер от какой-то иной болезни. На следующий год останки мореплавателя были возвращены в погребение на Командорских островах и перезахоронены.

Память

Памятник Витусу Берингу установлен в Петропавловске-Камчатском.

Именем Беринга назван ряд географических объектов:

  • Имя Беринга стало брендом датских часов [beringtime.de «Bering»].

Имя этого отважного мореплавателя носят несколько растений, произрастающих на Дальнем Востоке: ясколка Беринга (Cerastium beeringianum Cham. et Schlecht.), мятлик Беринга (Poa beeringiana Probat.), лапчатка Беринга (Potentilla beeringii Jurtz.)[10].

Напишите отзыв о статье "Беринг, Витус Ионассен"

Примечания

  1. Горзенс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. [www.calend.ru/person/5537/ Витус Беринг]
  3. Беринг // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  4. Беринг, Витус // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  5. Наталья Охотина-Линд [www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=749&n=36 Капитан-командорша] // Родина : журнал. — М., 2003. — № 8. [archive.is/N239d Архивировано] из первоисточника 26 января 2013.
  6. Чернышев А. А. Российский парусный флот: Справочник в 2-х тт. Т. 2. М.: Воениздат, 2002. Сс. 424—425
  7. Аронов В. Н. Патриарх Камчатского мореходства. // «Вопросы истории рыбной промышленности Камчатки»: Историко-краеведческий сб. — Вып. 3. — 2000. Вахрин С. Покорители великого океана. Петроп.-Камч.: Камштат, 1993.
  8. Свердлов Л. М. Русское поселение на Аляске в XVII в.? «Природа». М., 1992. № 4. С.67-69.
  9. [www.aari.nw.ru/resources/d0014/np/#np-30 Дрейфующие станции "Северный полюс" (1937, 1950 - 1991, 2003 - 2008 гг.)]. ГУ "Арктический и антарктический научно-исследовательский институт" (ГУ ААНИИ). — Список событий. Проверено 23 октября 2010. [www.webcitation.org/617j7ySgY Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  10. Гуков Г. В. Чьё имя ты носишь, растение? — Владивосток: Дальнаука, 2001. — 400 с. — ISBN 5-8044-0118-1.

Источники

  • Аронов В. Н. Патриарх камчатского мореходства // Вопросы истории рыбной промышленности Камчатки: Ист.-краеведческ. сб. Вып. 3. 2000.
  • Вахрин С. Покорители великого океана. Петропавловск-Камчатский: Камштат, 1993.
  • Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки по истории географических открытий. Т. III. М., 1984
  • Русские экспедиции по изучению Северной части Тихого океана в первой половине XVIII в.: Сб. / Сост. Т. С. Федорова, Л. В. Глазунова, Г. Н. Федорова и др. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1984. — 320 с[www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Reisen/XVIII/1700-1720/Issl_russ_tich_ok_XVIII_perv_pol/index.phtml?id=6145].
  • Свердлов Л. М. Русское поселение на Аляске в XVII в.? // Природа (М.). 1992. № 4. С. 67-69.
  • Чернышев А. А. Российский парусный флот: Справочник в 2-х тт. Т. 2. М.: Воениздат, 2002. С. 424—425.

Литература

  • Андреев А. И. Экспедиции Беринга // Известия Всесоюзного географического общества. 1943. Т. 25. Вып. 2.
  • Беринг, Витус // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  • Берг Л. С. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725—1742 гг. — Л.: Изд-во Главсевморпути, 1935. — 411 с.: ил.
  • Боднарский М. С. Великий северный морской путь. Историко-географический очерк открытия Северо-восточного прохода. — М.; Л.: ОГИЗ, 1926. — 256 с.: ил. — Серия «Библиотека путешествий».
  • Ваксель С. Л. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга / Пер. с нем. Ю. И. Бронштейна под ред. А. И. Андреева. — Л.; М.: Изд-во Главсевморпути, 1940. — 176 с.
  • Дивин В. А. Русские мореплаватели на Тихом океане в XVIII веке. — М.: Мысль, 1971. — 374 с.
  • Дьяконов М. А. Путешествия в полярные страны. — Л.: Изд-во Всесоюзного Арктического ин-та, 1933. — 208 с. — Серия «Полярная библиотека».
  • Дьяконов М. А. История экспедиций в полярные страны. — Архангельск: Архангельское обл. изд-во, 1938. — 487 с.
  • Ковалев С. А. Тайны пропавших экспедиций. — М.: Вече, 2011. — 384 с. — (Морская летопись).
  • Кушнарев Е. Г. В поисках пролива. Первая Камчатская экспедиция 1725—1730 гг. — Л.: Гидрометеоиздат, 1976. — 168 с.: ил.
  • Лялина М. А. Русские мореплаватели арктические и кругосветные. Путешествия В. Беринга, Г. Сарычева, Ф. П. фон-Врангеля, Ф. П. Литке, Пахтусова и др. — 3-е изд. — СПб.: Изд. А. Ф. Девриена, 1903. — 447 с.
  • Малов В. И. Тайны пропавших экспедиций. — М.: Оникс, 2008. — 251 с. — (Библиотека открытий). — ISBN 978-5-488-01497-8
  • Островский Б. Г. Великая Северная экспедиция. 1733—1743 гг. — Архангельск: Севкрайгиз, 1935. — 140 с.
  • Островский Б. Г. Беринг. — Л: Изд-во Главсевморпути, 1939. — 195 с.
  • Пасецкий В. М. Витус Беринг / Худож. Л. Гридчин. — М.: Географгиз, 1958. — 48 с. — (Замечательные географы и путешественники). — 30 000 экз. (обл.)
  • Пасецкий В. М. Витус Беринг (1681—1741) / Отв. ред. акад. А. П. Окладников(†); Академия наук СССР. — М.: Наука, 1982. — 176 с. — (Научно-биографическая серия). — 100 000 экз. (обл.)
  • Хелимский Е. А. Краткий обзор данных по этнонимии сибирских и уральских народов в рукописном наследии Второй Камчатской экспедиции //Три столетия академических исследований Югры: от Миллера до Штейница. Ч. 1. Академические исследования Северо-Западной Сибири в XIX—XX вв.: История организации и научное наследие: Материалы международного симпозиума. — Екатеринбург, 2006. — С. 197—209.
  • Хинтцше В. Вторая Камчатская экспедиция на реках Иртыш и Обь // Три столетия академических исследований Югры: от Миллера до Штейница. Ч. 1. Академические исследования Северо-Западной Сибири в XIX—XX вв.: История организации и научное наследие: Материалы международного симпозиума. — Екатеринбург, 2006. — С. 31—38.
  • Экспедиция Беринга: Сб. док-тов / Гл. арх. упр. НКВД СССР; подгот. к печати А. Покровский. — М.: [Тип. им. Воровского], 1941. — 417, [2] с.

Ссылки

  • [www.vitusbering.horsens.dk/ Дневник археологической экспедиции 1991 (на датском, английском, немецком и французском языках)] (недоступная ссылка — история)
  • [beringisland.ru/ Неофициальное интернет-представительство Командорских островов]

Отрывок, характеризующий Беринг, Витус Ионассен

– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.